Три дня спустя Джеймс поехал в Хэррогейт, где ему предстояло сообщить страшную новость Конни и Аде. Безуспешно попытавшись их утешить, он вернулся в Брэдфорд и заглянул на Мэнор-роу. Беседа с Майклом была невеселой. Рассказав о личных делах семьи, Джеймс добавил, что Альберт в скором времени вернется. Майкл ответил, что он подозревал об этом, так как уже две недели от Альберта не было вестей, хотя Майкл написал ему в Швейцарию и рассказал, что увеличил закупки сырья.
— Но я не стал говорить, что идея принадлежала тебе. Пусть это станет для него приятным сюрпризом. А новости очень хорошие, даже, можно сказать, превосходные и с каждым днем все лучше. После Рождества цены на шерсть скакнули процентов на двадцать пять, а наши склады забиты под завязку. Доходы растут, а все благодаря тебе.
Джеймс просиял.
— Я очень рад, Майкл; мало того, у меня возникла еще одна мысль.
Он подвинул стул поближе к столу и начал рассказывать.
Выйдя из конторы, Джеймс направился на Пил-сквер. Дома у бабушки с дедом никого не оказалось, и он пошел в больницу. Эстер и Этель ждали в коридоре. Накануне Сол их узнал, и хотя его сознание еще не до конца прояснилось, ему явно стало лучше, но после наступило небольшое ухудшение. Врачи заверили, что повода для беспокойства нет; в данный момент они были в палате и проводили осмотр. Джеймс сел с бабушкой и сестрой на жесткую скамейку; им оставалось только ждать.
Глава одиннадцатая
Альберт снял дом в Истборне и проследил, чтобы жена с дочерью устроились на новом месте. Дом был комфортабельный, со всей необходимой обстановкой и большими просторными комнатами, откуда открывался великолепный вид на море. Цисси хорошо перенесла дорогу, и Альберт со спокойной душой сел в поезд, идущий на север, и отправился в путь.
Дорога предстояла долгая, и у него было время подумать. Мысли то и дело возвращались к Цисси, хотя иногда он размышлял о том, как дела дома и в конторе, и тревожился. Филип и Эллен по-прежнему сильно горевали после смерти Гермионы, на Майкле лежал весь груз ответственности за фирму и завод. Альберт сильно беспокоился за состояние своего бизнеса. Он получил письмо Майкла, где тот говорил об увеличении закупок. Альберт был не в курсе последних рыночных новостей и боялся, что молодой Хэйг слишком много на себя берет. Опрометчивые спекуляции с сырьем могли дорого обойтись компании.
Ранним вечером Альберт приехал домой и бросил сумки в прихожей. Дом казался пустым, и, немного поколебавшись, он прошел в свой кабинет. На столе скопилась груда писем. Впрочем, все они были распечатаны, а отправителям дан ответ. Копии ответов были прикреплены к оригиналам. Альберт узнал почерк Джеймса. Он все еще стоял за столом, когда услышал, как открылась дверь; подняв голову, увидел Джеймса и Элис, стоявших на пороге. Они держались за руки. Альберт не сразу заметил, что сын его одет целиком в черное; прошло еще некоторое время, прежде чем до него дошло, что Джеймс держит за руку их служанку. Тяжесть легла на сердце Альберта, и, глядя на молодую пару, он ощутил, как в нем закипает гнев.
— Отец, нам нужно поговорить, — тихо произнес Джеймс.
Альберт оказался не в силах сдержать злость.
— И что ты можешь сказать, о чем я еще не догадался? — спросил он, стиснув зубы.
— Видимо, немного. — В отличие от отца, Джеймс был само хладнокровие. — Мы с Элис полюбили друг друга. И собираемся обвенчаться. Элис носит моего ребенка. Это произойдет с твоим благословением или без него.
Презрительный смех Альберта разнесся по кабинету, и Элис вздрогнула. Джеймс, однако, даже не пошевелился.
— Благословение, значит, — повторил Альберт. — Не видать тебе моего благословения как своих ушей. Ты развлекаешься с этой паскудницей, пока твоя сестра при смерти, а мы с матерью не знаем, чем ей помочь. Ты приходишь и ничтоже сумняшеся просишь моего благословения после того, как обрюхатил эту шлюху! Нет, я не дам тебе благословение, ведь ты пренебрег всеми принципами, что мы тебе прививали, и не имеешь ни малейшего представления о сыновнем долге. Я больше не желаю тебя знать. Убирайся из моего дома. Ступай прочь и забирай с собой свою шлюху; хотя, как вы будете жить, ума не приложу.
Ничто в облике Джеймса не указывало, что слова отца хоть немного его уязвили. Холодным бесстрастным тоном он ответил:
— Элис не шлюха и не паскудница. Она была девственницей до того, как я ее соблазнил. Теперь она носит моего ребенка, твоего внука, и, когда он появится на свет, я дам ему свою фамилию. Не потому, что это мой долг, а потому, что я люблю ее, а она любит меня. И если сейчас ты велишь нам уйти, мы никогда не вернемся.
Джеймс подождал, но ответом было лишь молчание.
— Хорошо, но прежде, чем уйти, я должен сказать еще кое-что. — В голосе Джеймса послышались металлические нотки. — Только что ты высокопарно и громко разглагольствовал о сыновнем долге. Но даже не полюбопытствовал, почему я в трауре. Что ж, с прискорбием сообщаю, что твой отец скончался два дня назад.
Ноги Альберта подкосились, и он упал в кресло. Комната поплыла перед глазами. Он не видел и не слышал, как Джеймс и Элис вышли из кабинета и пятнадцать минут спустя, собрав вещи, покинули дом. Прежде чем открыть дверь, Джеймс ненадолго задержался на пороге. Проверил карман, где лежал бумажник. Лишь убедившись, что пять тысяч фунтов, полученные в благодарность от Майкла Хэйга, по-прежнему на месте, он покинул дом на мысе Полумесяц вместе с будущей женой.
Было уже поздно, и тем вечером Альберт в Брэдфорд не поехал. Он коротко объяснил миссис Даллас, что случилось, и отказался от ужина. А наутро, выходя из дома, столкнулся на пороге с почтальоном. Тот вручил ему письмо. Альберт сунул его в карман пальто, намереваясь прочесть позже.
Тот день приберег для Альберта немало потрясений. Первое ждало его, когда он открыл письмо в поезде. Ему писал директор школы Форест-Мэнор, на все лады расхваливая бывшего школьного старосту — Джеймса — за образцовое поведение во время эпидемии инфлюэнцы. Альберт хотел было скомкать и выбросить письмо, когда его внимание привлекла одна фраза. Он развернул письмо и нашел нужные строки. Сморгнув затуманившие взор слезы, прочел:
Лишь недавно я осознал всю степень самоотверженности этого юноши. Ни секунды не думая о своем здоровье и подвергая себя серьезной опасности, Джеймс помогал персоналу лазарета и кухни ухаживать за больными учениками и преподавателями. Бескорыстие и преданность вашего сына невозможно описать словами.
Второе потрясение ждало Альберта на Пил-сквер. Встреча с матерью и сестрой была тягостной и печальной. Те горевали по отцу, но ему предстояло сообщить им и другие плохие новости. Он собрался с духом.
— Мама, Этель, — тихо проговорил он, — боюсь, я принес вам дурную весть.
Этель коснулась его плеча.
— Если речь о бедняжке Цисси, не терзай себя, Альберт. Джеймс уже все нам рассказал — в тот же день, когда сообщил Конни и Аде. Без Джеймса мы с мамой никогда бы не справились; он помогал нам с того самого дня, как папа упал с лестницы, и до последнего в больнице. Он устроил похороны, договорился об отпевании; он сам общался и с викарием, и с гробовщиком. Даже свидетельство о смерти получал он.
На этом потрясения для Альберта не закончились; третье ждало его на Мэнор-роу. По притихшему виду и сочувственным замечаниям сотрудников он понял, что те знали о его утрате. Приветствие Майкла Хэйга это лишь подтвердило.
— Альберт, соболезную вам: я слышал про вашего отца. Джеймс заходил в день его смерти и все мне рассказал.
Позже, когда заговорили о бизнесе, Альберт испытал последнее и, пожалуй, самое сильное потрясение за день.
— Учитывая, сколько всего вам пришлось пережить, вы, полагаю, обрадуетесь хорошим новостям, — сказал Майкл. — Разумеется, этого будет мало, чтобы свести на нет все ваши испытания, но бизнес процветает, да так, что мы и представить не могли.
Альберт удивленно взглянул на него. Майкл кивнул.
— Пока вас не было, мы добились огромной прибыли. И в этом целиком заслуга Джеймса.
— Джеймса? — безжизненно повторил Альберт. — Не понимаю.
Майкл рассказал об их удачной авантюре и о том, как они оставили с носом всех конкурентов.
— По моим подсчетам, только ко вчерашнему утру мы получили семьсот тысяч фунтов чистой прибыли. А у нас еще заказы, которые, вероятно, удвоят эту цифру. Думаю, к концу первого квартала мы заработаем три миллиона чистыми.
Эти цифры ошеломили Альберта, но то, что он услышал после, окончательно выбило почву у него из-под ног.
— И всего этого не случилось бы, если бы не Джеймс. Он придумал этот план; он вдохновил меня претворить его в жизнь. Сам бы я никогда не осмелился.
Тем вечером Альберт явился на платформу в таком смятении, что чудом не перепутал поезда. В таком эмоциональном состоянии он вполне мог уехать хоть в Эдинбург, хоть в Аберистуит[17]. Но к моменту, когда он переступил порог дома на мысе Полумесяц, его мысли прояснились. Быстро поужинав, он сел писать письмо Ханне.
Моя дорогая Ханна,
кажется, я только что совершил самый ужасный в своей жизни поступок. Надеюсь, что со временем ты сможешь меня простить, ибо в приступе гнева и неосмотрительности я оттолкнул того, кто был мне дороже всех. Подумать только, что я, всегда так гордившийся нашим старшим сыном, мог столь неверно оценить и умалить его действия!
Так он исписал шесть страниц писчей бумаги; лишь запечатав конверт и подписав его, ощутил он всю глубину своего горя и одиночества и заплакал.
Последствия ссоры Альберта с Джеймсом были незамедлительными, суровыми и масштабными. Первый отголосок Альберт почувствовал уже через четыре дня, получив письмо от Ханны. Та сочувствовала Альберту в связи со смертью отца и сожалела, что не сможет приехать на похороны, но общий тон письма был холодным, почти ледяным, и Альберт, что называется, прочитал между строк, что в отъезде Джеймса Ханна целиком винила его.