Майкл поднялся и ощутил, как на него навалилась огромная усталость.
— Что ж, джентльмены, — холодным, официальным тоном объявил он, — вы не оставляете мне выбора. Завтра утром я подам в отставку.
До того момента ни Филип, ни Альберт не верили, что Майкл угрожал всерьез. Еще долго после того, как он покинул зал совещаний, они сидели в потрясенной тишине. Майкл же оказался верен своему слову, и наутро в контору на Мэнор-роу пришло письмо с заявлением об уходе.
Всего через четыре дня после увольнения Майкла Хэйга ближайшее окружение Каугиллов и Акройдов перенесло еще один тяжелый удар. Сумрачным февральским утром Эллен Акройд проснулась от громкого стука в дверь спальни. Вбежала экономка и попросила ее скорее пройти с ней на кухню. Эллен взглянула на постель: половина Филипа была пуста. Его одежда по-прежнему висела там, где он оставил ее накануне вечером. Эллен встала, торопливо надела домашние туфли и халат и, потянувшись к крючку на двери, заметила, что халата Филипа на месте нет.
Она спустилась вниз, прошла по коридору, оглядываясь по сторонам и направляясь в глубину дома. В гостиных было пусто и темно. Вслед за экономкой она прошла на кухню, где на коленях на полу стояла служанка; с залитым слезами лицом она отчаянно пыталась реанимировать Филипа. Эллен парализовало от шока, и крик ужаса и горя застрял у нее в горле.
Ранним утром по пути на кухню за чашкой чая Филипа Акройда настиг сердечный приступ. Вероятнее всего, он умер еще до того, как его безжизненное тело упало на белый мраморный пол.
На похоронах в соборе Святой Марии яблоку было негде упасть. Текстильщики по всей стране уважали Филипа Акройда за деловое чутье и неукоснительную этику. Этот человек создал империю и заслуживал восхищения. Его многочисленные друзья оплакивали уход этого открытого, радушного человека, а редкие враги не находили в себе сил радоваться.
Ближайшим родственникам похороны и последовавший за ними прием казались чем-то нереальным. Ханна, глубоко потрясенная смертью отца, сидела в одном углу гостиной дома в Уэпоннесс-Парк с Альбертом; Майкл и Конни заняли противоположный угол. Они обменялись парой слов, но тон разговора был неестественным и формальным. Эллен и остальные члены семьи неловко перемещались между двумя углами комнаты.
Через два дня после похорон Филипа Эллен с дочерьми собрались для оглашения завещания. Оказалось, даже после смерти Филип не утратил своей способности изумлять окружающих: завещание, которое сухим официальным тоном зачитал адвокат, спровоцировало настоящую бурю.
Адвокат приступил.
— «Моей любимой супруге Эллен Акройд настоящим завещаю дом в Уэпоннесс-Парк и ежегодное содержание в размере двадцати пяти тысяч фунтов до скончания дней, а также все, что останется от моего состояния после исполнения других пунктов завещания. Каждой из дочерей — Ханне, Сюзанне и Флоренс — завещаю единовременную выплату в размере двухсот тысяч фунтов. Каждому из внуков — сто тысяч фунтов, которые следует внести в трастовый фонд… — Тут адвокат оглядел присутствующих, сделал паузу и продолжил читать, акцентируя следующие слова: — …за исключением Джеймса Филипа и Марка Альберта Каугиллов».
Далее последовали упоминания домашних слуг, которым Филип завещал небольшие суммы. Прежде чем продолжить, адвокат поправил на носу очки, в которых оправа удерживала лишь половину линз.
— «Наконец, моим внукам Джеймсу Филипу Каугиллу и Марку Альберту Каугиллу завещаю по пятьсот тысяч фунтов каждому и свою долю акций в группе предприятий „Хэйг, Акройд и Каугилл“, которую следует поделить поровну. До достижения Марком Альбертом совершеннолетия его активы будут храниться в трастовом фонде. Попечителем фонда назначается Джеймс Филип Каугилл».
Эти новости настигли Альберта в момент наибольшей уязвимости. Лишившись обоих деловых партнеров за одну неделю, он оказался в положении, когда двое его сыновей при любом голосовании совета директоров, сложив свои голоса, могли большинством одержать верх в принятии любого решения. Но сильнее всего пугало Альберта то, что, пока доля Сонни находилась в трастовом фонде, вся политика фирмы и даже его собственное членство в совете директоров целиком зависели от диктата его сына Джеймса. После того как поиски Джеймса не увенчались успехом, гнев, заставивший Альберта отвергнуть старшего сына, пробудился снова и тихо зрел в его сердце. С того судьбоносного дня они с Джеймсом не разговаривали; Альберт не имел понятия, где сейчас его сын, и даже если и сожалел о своих действиях, то сомневался, что Джеймс его простит.
Вдобавок Конни теперь с ним не разговаривала, как и ее муж Майкл, и Альберт не сомневался, что во всех письмах Джеймсу дочь выставляет отца в самом худшем свете.
Для Конни тысяча девятьсот девятый год начался во мраке горя и неопределенности, а закончился светлой радостью и новообретенным счастьем. К горю от утраты дочери и деда добавился страх неопределенности после того, как Майкл покинул пост директора «Хэйг, Акройд и Каугилл». Печали добавляла и растущая пропасть в отношениях с отцом.
Но тревоги о будущем Майкла вскоре улеглись. Прошло две недели со дня похорон Филипа Акройда, и Майкл получил заказное письмо из лондонской адвокатской конторы. Впрочем, письмо было написано простым языком без стандартных юридических формулировок. Майкла приглашали на собеседование, по результатам которого, случись сторонам обговорить взаимовыгодные условия, Майклу предлагали пост управляющего директора «Уокер, Пирсон, Фостер и Добсон».
В итоге Майкла на пост назначили, он приступил к своим обязанностям, а сумрак в жизни Конни окончательно развеялся с рождением сына. Эдвард Майкл Хэйг весил внушительных семь фунтов шесть унций и отличался отменным здоровьем. Так много случилось за этот год, что Конни едва поспевала передавать все новости из Англии Джеймсу за границу. Когда наконец она сообщила ему о рождении Эдварда, почти сразу следом от него пришло письмо. Джеймс писал, что Элис благополучно произвела на свет их второго сына, названного Филипом Марком.
За несколько лет до этих событий дед Джеймса через Конни обратился к внуку и попросил разрешения писать ему напрямую. Джеймс согласился, и между дедом и внуком завязалась переписка через посредника — Ральфа Френча. Филип Акройд хорошо разбирался в людях и, за исключением, пожалуй, Конни, знал старшего внука лучше остальных членов семьи.
Перед отбытием Джеймса и Элис в Австралию он поговорил с ними и убедился в их решимости построить успешную совместную жизнь; он также не сомневался, что молодые люди располагают всеми необходимыми для этого качествами. События последующих лет подтвердили, что он не ошибся. Когда Джеймс сообщил Филипу о своих планах расширения бизнеса, Филип спросил, нуждается ли тот в финансовой поддержке. В ответном письме Джеймс благодарил деда, но отказывался от денег, приводя в качестве причины отказа выписку со своего банковского счета. Увидев сумму на счету, Филип присвистнул от удивления, гордости и удовольствия.
А совсем недавно, когда Филипа стало все больше беспокоить упрямое и нелогичное поведение Альберта, он поделился с Джеймсом своими тревогами. Еще чуть позже упомянул о своих планах на завещание. У Филипа было свое мнение о характере внука, на которое ничуть не повлияла овладевшая Альбертом паранойя; он не сомневался, что именно Джеймс является самым подходящим человеком, в чьи руки можно передать руководство «ХАК Лимитед», пока его младший брат не сможет взять управление на себя.
Джеймс согласился с планом деда при условии, что его позиция будет наблюдательной и все действия будут осуществляться через представителя в Англии. При его занятости собственным бизнесом будет невозможно активно и напрямую вовлечься в дела «Хэйг, Акройд и Каугилл» — об этом он сразу предупредил Филипа.
Все эти договоренности осуществлялись втайне от Альберта, и, когда Ханна пересказала Альберту завещание Филипа Акройда, его паранойя лишь обострилась. Он и так почти растерял всю прежнюю уверенность в себе, а детали завещания подкосили его окончательно.
Однако через месяц Альберта приободрила новость, которую он очень ждал: Ханна пересказала ему их с Сонни разговор. Оказалось, Сонни все-таки решил связать свое будущее с текстильной промышленностью, а не с крикетом, и требовалось лишь немного подтолкнуть его в нужную сторону. Ханна с радостью и облегчением сообщила об этом мужу. Известие о том, что Сонни решил заняться семейным бизнесом, порадовало Альберта, и на некоторое время он стал даже похож на себя прежнего.
А вот Кларенса Баркера, занявшего пост управляющего директора группы компаний и, по-видимому, метившего на место наследника трона Альберта, эта новость совсем не порадовала. Альберт повысил Кларенса, чтобы заполнить пустоту, возникшую после смерти Филипа и увольнения Майкла. Гарри и Чарли Бинкс возражали против этого назначения, но Альберт отмел все возражения. Когда шумиха вокруг завещания улеглась и жизнь фирмы вернулась на круги своя, сотрудники, отвечающие за обеспечение работы предприятия, постепенно расслабились. Джеймс Каугилл представлялся им призрачной фигурой; большинство его даже не знали, и сам факт его существования оставался под вопросом. Если и возникла бы необходимость сообщить ему о каких-либо действиях или назначениях, рассудили нынешние управляющие, они даже не знали, как с ним связаться.
Альберт так и не понял, а Кларенс и Сонни не до конца осознали, что контроль над «Хэйг, Акройд и Лимитед» больше им не принадлежал. Пакет акций, унаследованный от деда, и акции, которыми Джеймс мог распоряжаться, будучи администратором трастового фонда Сонни, давали ему право единолично распоряжаться судьбой фирмы. При желании одного его голоса было бы достаточно, чтобы наложить вето на любое решение, от назначения управляющего директора до покупки канцелярской скрепки.
Но шли месяцы, и ничто не свидетельствовало о том, что Джеймс заинтересован в делах компании; так постепенно все предпочли о нем забыть. Всем казалось, что, когда Сонни достигнет совершеннолетия и пакет акций перейдет к нему, дела фирмы продолжат идти по накатанной. Четыре года — не такой уж долгий срок, тем более что Джеймс уже десять лет не давал о себе знать и казалось маловероятным, что он теперь вмешается в жизнь фирмы. Поэтому, когда дошло до публикации следующего ежегодного отчета, собрание акционеров решили даже не проводить.