Ключи от дома номер один на мысе Полумесяц поступили в распоряжение Каугиллов в тысяча восемьсот девяносто седьмом году за две недели до Пасхи, и тогда же они переехали. Со дня их венчания в тысяча восемьсот семьдесят восьмом прошло почти девятнадцать лет.
Впервые сев в фабричный поезд и отправившись на работу в Брэдфорд, Альберт размышлял обо всем, что случилось за эти годы.
В начале тысяча восемьсот восемьдесят третьего от острой пневмонии неожиданно скончался Эдвард Хэйг. Для фирмы это стало огромным потрясением. Смерть лучшего друга и партнера привела Филипа Акройда в такое расстройство, что тот попросил Альберта взять на себя все юридические и финансовые вопросы, связанные с наследством, в том числе с компенсацией вдове Эдварда.
Когда умер Хэйг, Альберт и Ханна жили в коттедже в центре деревни Айдл в окрестностях Брэдфорда. Там они поселились, вернувшись из медового месяца, проведенного в Скарборо. Они оба полюбили этот курортный городок, где началась их совместная жизнь. Им посчастливилось побывать в Скарборо в самое благодатное время: стояли теплые солнечные дни, а легкий ветерок спасал от зноя.
Прошло чуть больше года со дня их бракосочетания, и в главной спальне коттеджа на свет появился их первенец. Джеймс Филип Каугилл при рождении весил внушительных шесть фунтов двенадцать унций и орал так, что кровь стыла в жилах. Присутствующие при родах врач и акушерка довольно улыбнулись, убедившись, что с легкими младенца все в порядке. В тот момент никто не подумал, что эти здоровые легкие доставят родителям много хлопот, когда у младенца начнут резаться зубки.
Джеймсу исполнилось почти три года, когда на свет явилась его сестричка Констанс Эллен. С рождения ее прозвали Конни, и весила она едва ли меньше старшего брата, но вела себя заметно тише.
Вскоре после рождения Конни Альберт и Ханна, не желавшие ограничиваться двумя детьми, стали искать более просторный дом. С этой целью они совершили несколько семейных путешествий, подыскивая подходящее место, где им захотелось бы жить и увеличивать число своих отпрысков.
Уорфдейл, прелестный маленький пригород Илкли, и стоящая на его окраине деревушка Бен-Риддинг приютились на берегу реки Уорф. Окинув взглядом долину, тянувшуюся до самого Скиптона и за его пределы, где высились могучие Пеннинские горы, охраняя обитателей этих мест от врагов, несущих герб с алой розой Ланкашира[6], Альберт и Ханна не колеблясь решили, что здесь будет их дом.
Они купили красивый особняк с видом на реку на самой окраине Бен-Риддинга, близ Берли и Отли. Однако процесс покупки затянулся, и лишь в тысяча восемьсот восемьдесят пятом семья перебралась из Эрдейла в Уорфдейл.
Вскоре после переезда родилась Ада Мэри, а чуть позже — Цисси Луиза. Прошло еще немного времени, и на свет появился самый младший и последний сын Каугиллов Марк Альберт, получивший прозвище Сонни по неизвестной причине, но, вероятно, потому, что в Западном райдинге так было принято называть всех младших сыновей.
Джеймсу к тому времени исполнилось тринадцать лет; он жил в школе-интернате для мальчиков Форест-Мэнор, а сестра его Конни, что была на три года его младше, отучилась два семестра в школе для юных леди принцессы Каролины на окраине Хэррогейта. Прежде Альберту и Ханне никогда не доводилось бывать в Северном райдинге их родного графства, и эти маленькие живописные городки стали их первым знакомством с северным Йоркширом.
С увеличением семьи возникла потребность в еще более просторном доме, и Альберт с Ханной снова решили переехать.
Поезд замедлил ход, и Альберт очнулся от забытья. Они прибыли на платформу Лидс-Нью-Стейшн. Здесь ему предстояло сойти и пересесть на другой поезд, отправлявшийся с соседней платформы Лидс-Веллингтон. Сделав это и устроившись в комфортабельном купе первого класса, которое Альберт забронировал заранее, он вернулся к своим воспоминаниям.
Годы оказались благосклонны к фирме «Хэйг, Акройд и Каугилл». Предприятие, известное в Брэдфорде как «ХАК», а в узких кругах — под шуточным названием «Хек и Квакилл», процветало день ото дня. Уверенная рука и опыт Филипа Акройда в сочетании со смелостью и рвением Альберта Каугилла обеспечивали фирме успех. В конце восьмидесятых большинство торговцев и фабрикантов готовились к избытку шерсти на рынке, но Филип и Альберт придерживались противоположного мнения. Рискнув, они доверились чутью и получили баснословную прибыль. В те годы недостаток предложений в совокупности с повышенным спросом и изменениями в моде привел к тому, что за два года цены на сырую шерсть удвоились и даже утроились для некоторых ее видов. Склады фирмы по всему Брэдфорду стояли набитыми под завязку, других поставщиков не было, и предприятие собрало огромную выручку. Но это было еще не все. Отчаявшись найти сырье, производители вскоре смекнули, что единственное место, где можно надеяться что-то найти, — «Хэйг, Акройд и Каугилл». Почти каждую неделю гроссбух в конторе на Мэнор-роу пополнялся записями о новых заказчиках.
Благосостояние фирмы росло, состояния конкурентов уменьшались, и постепенно «Хэйг, Акройд и Каугилл» стали безусловными лидерами рынка. Закупщики из Джелонга[7] и Инверкаргилла[8], Порт-Элизабет[9] и Буэнос-Айреса теряли всякую надежду, когда представители «ХАК» предлагали свою цену. Заказы поступали со всего Западного райдинга, а также из Шотландии и других мест, и «ХАК» нередко скупали все наименования шерсти в торговых каталогах, а объем закупок превышал тридцать тысяч тюков.
После смерти Эдварда Хэйга на работу в фирму поступил его сын Майкл. Он унаследовал от отца деловую смекалку, а честолюбием, упорством и рвением не уступал самому Альберту. Майкл поступил учеником в цех контроля качества на Мэнор-роу под присмотром обоих партнеров, которые вовсе не собирались делать ему поблажек, несмотря на семейные связи, и вскоре Майкл зарекомендовал себя как способный, расторопный и старательный сотрудник.
Партнеры решили, что Майклу пойдет на пользу непосредственное знакомство с поставщиками, и составили пятилетний план. Год юноша провел в Южной Америке, затем год — в Южной Африке и по полтора года в Новой Зеландии и Австралии. Негласная договоренность подразумевала, что по возвращении на Мэнор-роу юноша продолжит обучение торговому делу под опытным руководством Альберта Каугилла. Успех фирмы всегда во многом зависел от планирования; в «Хэйг, Акройд и Каугилл» было не принято пускать дела на самотек и надеяться на авось.
Майкл Хэйг вернулся в Англию через неделю после рождения Сонни. Прежде чем выйти на работу, он провел тихий отпуск с матерью и сестрами в курортном доме, который миссис Хэйг купила по окончании траура. Курорт Грейндж-овер-Сэндз миссис Хэйг выбрала не за фешенебельность, а за безлюдность. Гавань тишины в суматошном мире, он находился в глухом уголке Камбрийского полуострова; с берега, обращенного к югу, открывался вид на залив Моркам. Идиллическое место для спокойного отдыха.
Вернувшись на Мэнор-роу, Майкл вскоре доказал, что партнеры не зря возлагали на него такие большие надежды.
Однажды в понедельник по возвращении с Биржи Филип Акройд вызвал Альберта в свой кабинет. Он велел зятю сесть, а сам присел на край стола.
— Мы с Эллен подумываем отойти от дел и начать вести более спокойную жизнь. И уже кое-что решили. Дом в Родоне мы продадим. Точнее, уже продали. В Брэдфорд я буду приезжать дважды в неделю в биржевые дни. Вы с Майклом вполне в состоянии управлять делами сами, мне необязательно находиться здесь каждый день.
— Где вы будете жить? — спросил Альберт.
— Мы купили новый дом в Скарборо. — Акройд достал из ящика брошюру строительной фирмы.
Альберт зачитал вслух:
— «Уэпоннесс-Парк — первоклассный жилой комплекс на южных утесах Скарборо. Тихая гавань для тех, кто мечтает сбежать от шумного города и насладиться многочисленными преимуществами нашего аристократического курорта».
Альберт взглянул на Филипа. Тот улыбнулся.
— Площадка для игры в крикет в десяти минутах от дома. Ближайшее поле для гольфа в Гантоне, но, говорят, скоро появится новое поближе к нам.
Поезд сбросил скорость, в окне замелькала платформа Маркет-стрит, а Альберт улыбнулся, вспоминая об их с Филипом разговоре. Потянулся, разминая затекшие мышцы, надел шляпу и пальто, сошел с поезда и отправился в горку по улицам Чипсайда, держа путь на Мэнор-роу.
В прошедшие два месяца до Альберта доходили слухи, что несколько влиятельных производителей шерсти из Западного райдинга ведут переговоры с правительствами Франции и Бельгии о поставках сукна для пошива военной формы. Вдобавок два крупнейших производителя сукна в Хаддерсфилде бились за контракты на экспорт своей продукции в Соединенные Штаты, стремительно укрепляя позиции на рынке.
И вот несколько дней назад стало известно, что слухи подтвердились. Торговые агенты «ХАК» наведались к заказчикам, и те, как принято было говорить в местных деловых кругах, «расчехлили чековые книжки».
Самым удачливым продавцом в компании считался Майкл Хэйг, и это не могло не радовать Альберта. Они с Филипом прочили его в партнеры не только из-за его происхождения, но и в силу его недюжинных способностей, и им было приятно видеть, что чутье их не подвело.
В один из самых удачных торговых дней с приятным чувством удовлетворения Альберт решил уйти из конторы пораньше. Быстро прогулявшись по Джон-стрит до угла Уайт-Эбби-роуд, он свернул на Лам-лейн и вскоре очутился на площади Пил-сквер. Тут, в том же доме номер пятьдесят шесть, который Альберт купил двадцать лет назад, по-прежнему жили его родители.
Сол и Эстер почти разменяли восьмой десяток. Годы нищеты, лишений и недоедания не прошли для них даром. В последние годы они жили в достатке, главным образом благодаря щедрому ежемесячному пособию, которое выплачивал им Альберт. Но тяготы прошлых лет не могли не сказаться на Каугиллах-старших. Обоих мучил артрит, и руки матери Альберта, изуродованные годами стирки, уборки