вок «Волк среди овец», но тот не пользовался популярностью.
Шло время, и Кларенс расслабился; казалось, ему и второе убийство сойдет с рук. В конце июля, когда текстильные фабрики Западного райдинга закрывались на техобслуживание, он даже побаловал себя недельным отпуском в Моркаме. Требования шантажиста прекратились, но Кларенс по-прежнему выписывал сам себе липовые накладные через «Шерстяную фирму „Феникс“». Не помешает иметь немного на карманные расходы, рассуждал он.
По возвращении домой из отпуска его ждала целая стопка писем. Он взял письма, прошел в кабинет и стал просматривать почту. Он почти закончил, когда на глаза попался конверт, и Кларенс обмер, узнав его размер, цвет, форму и шрифт печатной машинки. Сердце кувыркнулось и почти остановилось, когда он прочел надпись на конверте: «Рядовому К. Э. Баркеру».
Сомнений быть не могло: письмо было от вымогателя. Кларенс в панике разорвал конверт и начал читать.
Дорогой Кларенс!
Признайтесь, это был не очень хороший поступок. Бедняге Томми и так в жизни не везло. Солдат без дома и крова, он оказался на дне и был готов на все, лишь бы заработать пару фунтов. Потому и согласился забрать посылку на пустоши среди ночи. Я зову его Томми[40], потому что он был солдатом, хотя, само собой, звали его по-другому.
Но я пришел к выводу, Кларенс, что вы — непорядочный человек. Если первое убийство еще можно было понять, то хладнокровное убийство Томми — это уже чистый садизм.
Теперь я знаю о двух совершенных вами убийствах. Поэтому слушайте внимательно. Я кое-что запланировал и изменил порядок выплат. После вашей выходки с Томми я не собираюсь больше рисковать. В течение нескольких дней я пришлю новые инструкции.
Да, чуть не забыл. Поскольку теперь мне предстоит молчать о двух убийствах, я повышаю свой гонорар. Повышаю существенно. Приготовьте десять тысяч фунтов в течение трех дней.
Слезы отчаяния и жалости к себе брызнули из глаз Кларенса. К ним не примешивались слезы раскаяния из-за убийства несчастного бывшего солдата; на такое Кларенс был не способен.
Переезду Саймона и Наоми в квартиру с видом на парк предшествовала лихорадочная активность. В основном она была связана с походами по магазинам, ведь ни у Наоми, ни у Саймона не было ничего своего. Сковородки и кастрюли, мебель, посуда, столовые приборы и постельное белье — все это были вещи первой необходимости, а поскольку Наоми работала полный день, ей пришлось поручить закупки Саймону. Поняв, что ничего не смыслит в домашней утвари, Саймон предусмотрительно посоветовался с матерью и сестрой. Совсем недавно Ева занималась тем же самым накануне свадьбы, и женщины помогли Саймону не допустить катастрофических ошибок, которые тот мог бы совершить, случись ему взяться за дело самостоятельно.
За несколько дней до переезда Саймон один поехал в Брэдфорд по магазинам. На примете у него был лишь один магазин и одна покупка. Сотрудники знаменитого магазина ювелирных украшений и серебряных изделий были очень услужливы и помогли молодому человеку, явно не обладавшему опытом таких важных приобретений, ибо через их руки прошло немало застенчивых юношей, не имевших ни малейшего представления о типе камня или оправе, стиле украшения и даже размере пальца.
Переезд прошел без происшествий, и в последнее воскресенье сентября трое новоселов впервые поужинали в новом доме. «Как настоящая семья», — заметил Саймон.
Когда они доели и Джошуа в радостном волнении ушел в свою просторную светлую комнату, Саймон и Наоми сели на новый диван.
Через некоторое время Саймон набрался мужества и заговорил наконец на тему, которую хотел обсудить весь день:
— Я правда хочу, чтобы мы стали настоящей семьей, и есть то, что нам в этом поможет. Во-первых, если вы с Джошем не против, я мог бы начать процедуру усыновления. Мне кажется, он бы тоже этого хотел, а я буду гордиться ролью отца. Во-вторых, и это самое главное, — он потянулся в карман и достал футляр, — Наоми, ты согласишься выйти за меня?
Бриллиант в кольце сверкал и переливался. Наоми смотрела на него сквозь слезы. Она ждала этого момента, даже хотела, чтобы это случилось, хотя знала, что не сможет принять предложение Саймона, не рассказав ему все, а в этом случае она могла его потерять. Впрочем, мужества ей было не занимать. Она взглянула на Саймона прямо и уверенно. Рядом с ним она ощущала себя как за каменной стеной. С каждым днем она все больше его любила. Она знала, что и он ее любит, но выдержит ли эта любовь откровения о ее прошлом? Лишь Наоми знала, как рискует и что поставлено на карту.
— Саймон, дорогой, — сказала она и взяла его за руки, глядя ему в глаза. — Прошу, поверь мне, я больше всего на свете хочу согласиться, но прежде должна тебе кое о чем рассказать. И когда ты об этом узнаешь, ты, возможно, возненавидишь меня и передумаешь на мне жениться. Я много раз хотела тебе рассказать, но мне не хватало мужества; я боялась тебя потерять.
Не успела она договорить, как он опустил ладони ей на плечи и поцеловал ее в лоб.
— Я с самого начала знал, что у тебя есть какая-то тайна. И всегда догадывался, что ты мне обо всем расскажешь, когда и если придет нужное время. Я догадался по твоему акценту. Он почти незаметен, и большинство людей не обратили бы внимания, но… Ты сказала, что родилась и выросла в Австралии, а я на фронте встречал много австралийцев, и те говорили совсем иначе. Если бы меня попросили угадать, я бы предположил, что ты скорее из Европы. И если это так, наверняка ты какая-нибудь коварная шпионка вроде Маты Хари[41].
При этих словах Наоми улыбнулась. Саймон пытался обратить все в шутку, чтобы ей не было так трудно, и она была благодарна ему за учтивость.
— Что ж, — ответила она, — ты почти угадал. Во-первых, зовут меня не Наоми Флеминг, а Хильдегард Кабринова, и я наполовину австрийка и наполовину сербка.
С раскрытым ртом Саймон слушал ее рассказ о прошлом. Суровое детство, жестокость отца-австрийца по отношению к ней и ее матери, внушившая маленькой девочке ненависть ко всему австрийскому. Наоми рассказала, как ее завербовали в «Черную руку», когда ей едва исполнилось шестнадцать, и дали задание быть связной торговца оружием из Англии.
— Мы стали любовниками. Он и есть отец Джошуа. Точнее, был им; думаю, он давно умер.
Она продолжила свою историю, вспоминая об истерии и преследованиях сербов в Вене после убийства в Сараево и о своем бегстве через всю Европу, когда война следовала за ней по пятам. Саймон спокойно слушал ее и удивился лишь в конце, причем причина его удивления оказалась неожиданной для них обоих.
— Дорогая моя Наоми, или Хильдегард, я люблю тебя больше жизни. Прошлое, которое ты оставила позади, не имеет отношения к нам с тобой. Что бы ты тогда ни сделала, ты была всего лишь юной патриоткой, сбившейся с пути; Бог свидетель, в то время таких было достаточно. Но скажи, почему из всех городов Англии ты выбрала именно Брэдфорд?
Наоми улыбнулась. Ее сердце ликовало; она поведала Саймону худшее о себе, и это его не отпугнуло. Она знала, что теперь все будет хорошо.
— Это был единственный город в Англии, который я знала. Мой возлюбленный был из Брэдфорда. Когда я приехала в Англию, я уже была беременна и думала, что если отец Джошуа выживет, то приедет сюда.
— И кем был этот таинственный торговец оружием? — спросил Саймон.
— Его звали Джесси. Джесси Баркер.
Саймон вскочил, словно его ударили электротоком.
— Что? — воскликнул он.
— Джесси Баркер, — встревоженно повторила Наоми. — Ты его знаешь?
К ее облегчению, Саймон рассмеялся.
— Знаю? Наоми, дорогая, Джесси — мой кузен.
— Что? — Теперь уже Наоми подскочила от удивления.
— У моей матери Эмили есть сестра, Бесси, а у нее сын Джесси. Это ее младший сын; у него еще был брат-близнец Ифрам. Ифрам погиб по Франции. Джесси исчез еще до войны и с тех пор не давал о себе знать. Его считают погибшим. Остался лишь старший брат, Кларенс. — Саймон поморщился от отвращения, вспомнив Кларенса Баркера.
Хотя Наоми встревожилась, узнав о родстве Саймона и Джесси, ей стало любопытно.
— Вижу, этот Кларенс тебе не нравится?
— Да я его презираю. Это мерзкий лживый проныра, настоящий червяк. Джесси был совсем другим. Возможно, он был негодяем, но очень обаятельным. Думаю, если бы ты навела справки, то узнала бы, что была не единственной женщиной, поддавшейся его обаянию. И, скорее всего, его нет в живых, ведь, несмотря на все его недостатки, Джесси не из тех, кто стал бы держать своих родных в неведении. Насколько я знаю, все его родные считают его мертвым, но, зная Джесси, тот может сидеть и в тюрьме где-нибудь очень далеко. Так что, моя милая, придется тебе довольствоваться более скучным и менее авантюрным из двух кузенов, если, конечно, ты не передумала.
Наоми улыбнулась, и Саймон понял: победа за ним.
— Разве можно вас сравнивать? Я люблю тебя, Саймон Джонс. Думаю, я полюбила тебя с момента нашей первой встречи. И эта любовь крепнет день ото дня. Я хочу провести с тобой остаток жизни. Теперь ты знаешь обо мне самое худшее. Шпионка, военная преступница, мошенница, выдававшая себя за другую, любовница торговца оружием, втянутая в самые кошмарные события, и мать как минимум одного незаконнорожденного ребенка. И ты по-прежнему хочешь быть со мной. Стоит ли удивляться, что я тебя люблю?
— Что значит «как минимум одного незаконнорожденного ребенка»? — спросил Саймон.
— Другой тоже будет незаконнорожденным, если мы не поженимся. — Наоми деловито добавила: — А я разве не говорила, что беременна?
Глава тридцать шестая
Поскольку число обитателей дома на мысе Полумесяц сократилось, сократилось и число слуг. Уволили горничных, прачку и посудомойку; уволили разнорабочего. Личная горничная Ханны, прослужившая ей всю жизнь, вышла на покой и поселилась в окрестностях Миддлсбро с овдовевшей сестрой. Ее место заняла Сара Уэлхем, все эти годы бывшая служанкой в доме. Сара овдовела в самом начале войны. Ее муж, тральщик, вышел в море на рыболовном судне и подорвался на мине.