Так и получилось, что новым химическим подразделением пришлось заниматься Саймону Джонсу. В знак уважения к головной компании он назвал дочернюю фирму «Спрингз-Хемикал». В совет директоров вошли Чарли и Роберт, Майкл Хэйг стал председателем, а Саймон — секретарем и финансовым директором. На первом собрании совет постановил связаться с химическим заводом «Аутлейн» через адвокатов, направив копию письма в контору «ХАК» на Мэнор-роу; в письме они отзывали разрешение на производство красок по патентам Чарли Бинкса.
Запустив этот процесс, Саймон обозначил сферу деятельности новой компании. Он предложил Чарли посвятить время и силы налаживанию производства красок по существующим патентам. В то же время Роберту поручили обойти всех клиентов «Аутлейн», сообщить об изменившейся ситуации и предложить услуги «Спрингз-Хемикал». После этого он мог уделить время разработке других продуктов. Бюджет на исследования планировали выделить после подсчета стоимости конкретных продуктов. Саймон вкратце рассказал Чарли и Роберту о планах компании.
— Мы хотим, чтобы вы определили потенциальные сферы развития и сконцентрировались на них. Новая компания сразу взлетит благодаря патентам Чарли. Но за первоначальным взлетом не должно последовать падение. Мы хотим сохранить траекторию и не терять высоту. Для этого нам нужно расширяться и не ограничиваться текстилем.
На лице Роберта отобразилось счастливое предвкушение, точь-в-точь как у кота, оставшегося наедине с тарелкой сливок.
Джеймсу и Элис нравилось длительное океанское плавание, но на борту корабля они чувствовали себя как в ловушке. Лишь на последнем отрезке пути, когда до Европы оставалось совсем недалеко, они немного расслабились. Они так привыкли к привычному распорядку «работа — дом, дом — работа», что им пришлось учиться отдыхать. Во Франции у них появилась такая возможность, и они с радостью за нее ухватились. Целую неделю они гуляли по Парижу, прежде чем отправиться на юг. Надолго задержались в долине Луары. Джеймс много читал о винодельческих регионах Франции и поразился схожести французского климата с австралийским. Когда он заговорил об этом с Элис, та стала его дразнить и предположила, что он затеял эту поездку как прикрытие для изучения новой индустрии. Джеймс все отрицал, но всю дорогу делал подробные заметки и записывал все, что видел и слышал. По возвращении домой он решил провести свое маленькое исследование.
Они отправились на юг, затем на восток, путешествуя от одного городка к другому и везде находя прекрасные места для отдыха. Но настало время для завершающей миссии, паломничества, которое заставило их проехать тысячи миль и посетить поле боя, где сражался Сол. Земля, изрезанная глубокими шрамами войны, только начала примерять на себя благословенный зеленый покров.
В конце концов они нашли нужное место. Встали рядом; каждый пробормотал послание сыну и заверил, что любовь к нему никогда не умрет, что о нем будут помнить, и лелеять, и вечно носить в своем сердце. Элис положила на могилу простой венок; глаза ничего не видели от слез. Джеймс прислонил ладонь к простому кресту, точно это было плечо сына.
— Прощай, Сол, мой милый мальчик, — сказал он. — Спи спокойно.
Вместе, держась за руки, как они держались всю жизнь, Джеймс и Элис медленно зашагали прочь. А позади остался не только их сын, но и память об ушедшей юности.
В восьми милях от места, где был похоронен Сол, стояла белокурая женщина и смотрела на недавно возведенное надгробие с четкой свежей гравировкой. Зарядил легкий осенний дождик, и она снова перечитала слова, согласованные с Ханной Каугилл.
Элеонора Роудз тихо заплакала.
Глава тридцать девятая
Немой был разочарован, когда пришлось уйти. Работа оказалась временной: нужно было заменить постоянного рабочего, который упал и повредил спину. Впрочем, хозяева обрадовались, когда он пришел наниматься; бизнес не мог простаивать, ценился каждый рабочий. Немой остановился в пристройке у деревенского паба в двух домах от мастерской. Хозяин пристройки сперва сомневался, но решил, что раз бродягу взяли в мастерскую, ему можно доверять. К тому же красть в здании было нечего.
Бродяга прожил пристройке две недели до возвращения постоянного рабочего, залечившего спину. Немой забрал получку, в последний раз оглядел маленькую мастерскую, вдохнул свежий чистый запах распиленного дуба, с нежностью вспомнил атласную гладкость оструганной древесины. Уход из мастерской вызвал в нем почти такую же сильную грусть, как и посещение Аббатства.
Хозяин с сочувствием смотрел вслед удаляющейся фигуре. Проблемы у бродяги имелись, в этом не было сомнений, но это точно были проблемы не с алкоголем, так как за все время, что немой провел в мастерской, он не притронулся ни к чему крепче воды, лишь изредка выпивал бокал имбирного пива[42].
Ближе к вечеру бродяга подошел к сонному маленькому торговому городку Тирску. Лето на глазах сменялось осенью, и вдобавок ко всем его несчастьям пошел сильный дождь. В поисках укрытия немой постоял на пороге лавки в северной части рынка. Витрины как таковой у лавки не было, лишь несколько рекламных плакатов висели на стене. Он не знал, что делать дальше, а поскольку дождь не прекращался, повернулся и стал читать плакаты.
Это была реклама курортов. Шагнув чуть в сторону и пропуская покупателей, он заметил плакат с названием города, которое сразу привлекло его внимание. Как завороженный он смотрел на это название; что-то в памяти всколыхнулось, но что именно? Он не понимал.
По опыту он знал, что придется идти пешком. Дождь наконец прекратился, и он направился к границе города. Надпись на дорожном знаке гласила, что до его цели чуть больше сорока миль. По подсчетам, он должен был дойти до цели за три дня, если погода не подведет.
Патрик Финнеган сидел в зале для совещаний головного офиса «Фишер-Спрингз» и председательствовал на ежемесячном собрании глав подразделений в отсутствие Джеймса и Элис. Данные всех секторов бизнеса, в том числе полученные телеграммами из-за рубежа, его вполне удовлетворили. Собрание подошло к концу, участники ушли, поблагодарив Патрика за помощь в эти месяцы. В конце концов остался лишь Рэндольф Чарльз.
Многие относились к Рэндольфу с опаской как к новичку, но Патрик советовался с ним по поводу многих стратегических решений. Газетчик всегда говорил только правду, и оценка его могла быть неприятной, но неизменно оказывалась полезной. Однако в этот раз Чарльз хотел поговорить не о делах.
— Мой дорогой Патрик, — с улыбкой произнес он, — верны ли слухи о тебе и моей племяннице?
— О чем ты говоришь? — спросил Патрик и напустил на себя невинный вид, который, однако, никого не смог бы одурачить.
— В прошлом месяце, когда она навещала родителей, ее мать с отцом заметили, что у нее глаза искрятся и она чуть ли не летает на крыльях, чего не было уже много лет. О причине перемены даже спрашивать не пришлось, так часто она повторяла имя «Патрик»: Патрик то, Патрик се, Патрик сказал. Но это еще не все. Вчера в городе я встретил Цисси Фишер, и та сказала, что ты стал в их доме частым гостем. А еще намекнула, что по ночам по дому кто-то бродит и ты спишь так, что простыни почему-то не мнутся. Так что признавайся, мой юный друг. Тебе есть что сказать?
Про несмятые простыни Чарльз приврал, но ему удалось ошарашить Финнегана и лишить дара речи.
— Я… я… — пробормотал тот.
— Надеюсь, ты планируешь на ней жениться?
— Э-э-э… я… да, безусловно, если она захочет, — робко отвечал Финнеган.
— Захочет, не сомневайся, спорю на свои сапоги, — решительно заверил его Чарльз.
— Надеюсь, ты прав, — выпалил Финнеган.
Сам он принял решение еще неделю назад, но не спешил сказать об этом Луизе: хотел подождать возвращения Джеймса и Элис. Уже несколько недель и даже месяцев он догадывался, что влюблен. Никогда еще Патрик не встречал женщину, чье отношение к жизни так совпадало бы с его собственным, а опыт общения с женщинами у него был большой. Впервые ему попалась девушка с такой же страстной, как у него, натурой, и таким же сильным характером. Она не стеснялась выражать свои желания; ее приземленное, грубоватое чувство юмора не уступало, а порой и превосходило его собственное, но этим ее достоинства не ограничивались. Пылкость уравновешивалась в ней заботливостью, сила — лаской. Впервые в жизни Патрик Финнеган влюбился по-настоящему. Подтверждением служило то, что ему совсем не хотелось расставаться с Луизой, а следующей встречи он ждал с огромным нетерпением.
Несколько недель Конни не знала, переживет ли Майкл страшную пневмонию. В конце концов в болезни наступил перелом, но она сильно его подкосила. На стадии выздоровления врач посоветовал переменить климат.
— Воздух в Западном райдинге слишком сырой, дым фабричных труб также не способствует выздоровлению. Увезите его, — посоветовал врач. — Не слишком далеко: далекие путешествия ему тоже противопоказаны. Увезите его на море, пусть подышит свежим чистым морским воздухом. У вас же есть родственники на побережье?
— Моя мать живет в Скарборо, — ответила Конни.
— Идеально, — обрадовался врач. — В Скарборо прекрасный климат: прохладно, но не слишком холодно, как раз то, что сейчас нужно Майклу. А домашняя пища укрепит его силы. То, что доктор прописал, — с улыбкой добавил он.
Их прибытию на курорт обрадовались все. Рэйчел и Ханна были в восторге от того, что все семейство Хэйгов поселилось у них. В доме на мысе Полумесяц вновь смеялись и играли дети. Марк и его новая подруга Дженнифер были на седьмом небе от счастья, и даже слуги радовались гостям.