В офисе Джеймс и Элис провели целый день, разгребая накопившуюся за время их отсутствия информацию и бумаги. Узнав о серьезной болезни Майкла, они были потрясены, но обрадовались новостям, что тот идет на поправку. Отчеты Саймона Джонса их впечатлили, а Джеймс с особым удовольствием прочел о разорении химического завода «Аутлейн» и учреждении нового химического предприятия «Спрингз-Хемикал».
Несколько недель спустя Кларенс Баркер заканчивал обед, когда в дверь постучали. На пороге стояли двое высоких крепких мужчин.
— Кларенс Баркер? — спросил тот, что постарше.
Кларенс кивнул; сердце мгновенно ушло в пятки.
— Кларенс Баркер, — официальным тоном объявил мужчина, — у нас есть ордер на ваш арест. Вы подозреваетесь в убийстве Джеймса Уотсона. Должен предупредить, что вы не обязаны ничего говорить, но все, что вы скажете, будет записано и может быть использовано против вас.
На следующее утро сотрудники «Хэйг, Акройд и Каугилл» пришли на работу и, к потрясению своему, обнаружили, что контора открыта, а группа следователей просматривает бухгалтерские книги всех подразделений.
Глава сорок вторая
— Три новых пациента, Рэйчел. — Медсестра, дежурившая в ночную смену, доложила об изменениях вышедшей на дежурство Рэйчел. — Эдвард Джексон; предположительно, инфаркт. Старый мистер Пирсон вернулся; опять аппендицит.
— О боже, только не это, — воскликнула Рэйчел. Старый мистер Пирсон и его несчастный аппендикс были частыми гостями в их отделении.
— Увы, — ответила сестра. — А третий — бродяга, личность не установлена; его привезли несколько часов назад. Упал с утеса близ замка; сломанная рука, пара порезов, синяки на голове и, предположительно, сотрясение мозга. Мы его искупали, подстригли немного, но он не произнес ни слова. Это новенькие, а остальные со вчерашнего дня без изменений. Доктор Миллер обещал зайти часов в десять; наверное, хочет выпить чаю и посмотреть в твои красивые глаза.
Ричард Миллер пришел намного раньше десяти, когда Рэйчел еще совершала обход. Он ждал, пока она закончит, коротая время за чтением увлекательной истории болезни мистера Пирсона и его несчастного аппендикса.
А Рэйчел почти закончила; осталась койка, занятая бродягой. Она взглянула на спящего мужчину, которого было почти не видно за неопрятными волосами и бородой, не стала его будить, а принялась читать его карту, висевшую на изножье кровати. Оторвавшись на миг от чтения, она увидела, что мужчина повернулся, открыл глаза и смотрит на нее, да как-то странно, нахмурив брови.
Рэйчел тоже посмотрела на пациента. Кожа у него была загорелой и сплошь покрытой синяками, он выглядел исхудавшим, волосы и борода, несмотря на старания медсестер, свисали неопрятными клочками. Она улыбнулась, но не успела спросить, как он себя чувствует, как бродяга заговорил.
— Грэм — что за странное имя для девчонки, — четко и ясно произнес бродяга.
Рэйчел Каугилл рухнула на пол, лишившись чувств.
— Сестра Каугилл! Рэйчел, Рэйчел, что с вами? — Миллер вбежал в палату, услышав шум, и увидел Рэйчел на полу.
Через некоторое время та села; голова кружилась, от шока все чувства на миг отключились.
— Что случилось? — повторил Миллер.
Рэйчел открыла было рот, зашевелила губами, но не могла произнести ни звука. Глаза расширились, как у испуганного кролика. Она покачала головой, потом снова попробовала заговорить.
— Это человек… — Она повернулась к койке. Бродяга смотрел на нее со смутным любопытством.
Миллер рассердился.
— Он вас обидел? Что он сказал? Что сделал?
— Ничего, — нетерпеливо отвечала Рэйчел. Зачем Миллер здесь? Почему не уходит?
— Он ничего не сделал, ничего не сказал? Так почему вы расстроены? Вы его знаете? — не унимался Миллер.
Рэйчел снова повернулась к больничной койке, и ее лицо осветилось радостью и изумлением. Пошатываясь, она поднялась и кивнула в ответ на вопрос Миллера, неотрывно глядя на бродягу, на чьем лице постепенно проступало узнавание. Он поднял здоровую руку и потянулся к ней. А Рэйчел — к нему; она сжала его руку, и слезы покатились по щекам.
— Кто этот бродяга? — спросил Миллер с неприязнью.
Даже не повернувшись к доктору, Рэйчел холодно проговорила:
— Это не бродяга. Это капитан Марк Альберт Каугилл, герой войны. — Устремив на Миллера гневный взгляд, она добавила: — Герой войны и мой муж.
Когда Рэйчел оправилась от потрясения, Марка перевели в отдельную палату. Она осмотрела его раны и при виде старых шрамов вспомнила, как выхаживала его в прошлый раз, когда спасла от смерти. Теперь ей предстояла другая задача, и раны были другие — пострадало не только его тело, но и ум. Она послала за больничным парикмахером, и тот подстриг Марку волосы и сбрил многолетнюю поросль на лице.
Прежде чем отвести его в дом на мысе Полумесяц, Рэйчел должна была убедиться, что муж здоров и презентабельно выглядит, чтобы его появление не стало слишком сильным шоком для матери, сестры и зятя, а главное, для маленького сына. Она не знала, получал ли он ее письма. Знал ли он, что она родила?
Нужно было о многом позаботиться, многое решить, но это пока могло подождать. Летая на крыльях эйфории, Рэйчел думала лишь об одном: как бы Марк скорее поправился и вернулся домой, в безопасное место. Они уже потеряли столько времени, и она не хотела, чтобы что-то помешало им быть вместе.
Рэйчел решила не рассказывать семье о Марке, пока не убедится, что он готов к встрече с ними, и каждый день понемногу рассказывала ему о его прошлом. Пять дней она хранила свой драгоценный секрет, и наконец, когда врач заверил ее, что Марка можно выписывать, они вышли из больницы. Одежда, которую она тайком принесла из дома, оказалась ему слишком велика после долгих лет лишений, и они отправились покупать ему более подходящий костюм. Всю дорогу она крепко держала его за руку. Она только что обрела его снова и не желала рисковать.
Что до бродяги, который оказался не бродягой, туман в его сознании понемногу начал развеиваться. В отличие от морского тумана, он не рассеялся быстро и отступал понемногу. Они подошли к переходу через Касл-роуд, когда он внезапно остановился и повернулся к ней.
— Рэйчел.
По его тону она не поняла, было ли это утверждением или вопросом.
— Да, Марк? — ответила она столь же нейтральным тоном.
— У тебя есть еще одно имя. — На этот раз он явно не спрашивал.
— Грэм? Каугилл? — спросила она.
Он покачал головой, сосредоточенно нахмурился, а затем на его лице появилась торжествующая улыбка. Он вспомнил.
— Жена, моя жена, — проговорил он и снова задумался. — Ну разумеется. Ты — моя жена.
Рэйчел улыбнулась.
— Верно, дорогой, а ты — мой муж.
Он часто заморгал, задумался ненадолго и кивнул.
— Да, наверное, так и есть.
Они отправились к лучшему портному в городе; продавец, высокомерный юноша, явно не горел желанием обслуживать покупателя, который выглядел столь непрезентабельно, но передумал, увидев медсестринскую форму Рэйчел и услышав ее уверенный решительный тон. Когда Марка одели с ног до головы, продавец с отвращением воззрился на груду старой одежды.
— А что изволите сделать с этими вещами, сэр? — спросил он.
За долгое мрачное время, что Сонни провел в скитаниях, он много раз терпел унижения и был вынужден поступаться своим достоинством. Теперь он знал, что больше не должен с этим мириться, но сомневался, как себя вести.
Зато Рэйчел не сомневалась. Она повернулась к продавцу; в ее глазах пылала ярость.
— Не сэр, а капитан Марк Каугилл, если не возражаете и даже если возражаете. Заберите вещи и поступайте с ними как душе угодно, а можете выбросить. — С этими словами она взяла Марка за руку, и они пошли к выходу.
Она все еще не хотела везти его домой; хотела еще немного побыть с ним наедине. Они зашли в небольшое кафе и заказали чай. Официантка с любопытством разглядывала странную парочку. Какой высокий статный мужчина, подумала она; везет же некоторым девушкам. Рэйчел взяла Марка за руку. Официантка умиленно вздохнула.
— Марк, дорогой, обещаю, скоро я отведу тебя домой к матери, Конни и Майклу, но сначала скажи — получал ли ты мои письма?
Марк покачал головой:
— Я не знаю.
Рэйчел улыбнулась.
— Тогда должна предупредить, что дома тебя ждет еще один маленький человек, с которым ты никогда не встречался. Марк, дорогой мой Марк, у нас есть сын. Ему пять лет.
Марк вытаращился на нее.
— У меня… у нас… сын?
Рэйчел молча сидела и смотрела, как меняется выражение его лица; он пытался осмыслить услышанное.
Память стала возвращаться, подкидывая сразу много воспоминаний.
— Чичестер… паб со странным названием, — пробормотал он, вспомнив гостиницу, где они провели медовый месяц.
Рэйчел восторженно воскликнула:
— Да, любовь моя.
Он кивнул.
— Он был на пляже. Я с ним говорил, — убежденно произнес он.
— Он нам рассказал. Ты предупредил его насчет крученых мячей. И сказал, что ты назвал его Сонни; тут-то твоя мама и всполошилась.
— Мама была там?
— Да, и когда она стала оглядываться, ты уже ушел, а она почему-то решила, что Марк увидел привидение — призрак ее отца.
— Они называли меня Сонни, а дед вечно дразнил меня этими кручеными мячами, — вспомнил Марк.
— Да, дорогой, но ты числился пропавшим без вести более четырех лет. — Она сжала его руку.
— Я не знал, куда идти, не помнил, кто я. Я ничего не помнил.
— Марк… — Рэйчел наклонилась к нему, и Марк понял, что она хочет спросить его о чем-то очень важном, — теперь, когда ты наконец вернулся к нам и тебе ничего не грозит, прошу, ответь на один вопрос. Что такое крученый мяч?
Хорошо, что в кафе, кроме них, никого не было; Марк расхохотался так громко, что вполне мог бы напугать других посетителей до смерти.
— Ты женщина, — снисходительно ответил он, — тебе не понять.