Последовавшая за этим сцена была смехотворна. Жозеф и Люсьен заявили, что палаты не одобрят продажу, в то время как Наполеон утверждал, что он пойдет на это вне зависимости от того, одобрят палаты продажу или нет. Жозеф, очнувшийся от обычной летаргии, кричал, что, если Наполеон совершит такое неконституционное действие, он сам встанет во главе оппозиции и сокрушит своего брата вне зависимости от их взаимоотношений. Такое отношение к нему со стороны Жозефа повергло Наполеона в бешенство. Выпрыгнув из ванны, он прокричал, что братья были дерзки и он велит арестовать их. Облитые водой из ванны, братья отступили, и новая сцена произошла в тот же день в библиотеке, когда Жозеф и Люсьен возобновили свои протесты, а Наполеон, опять вышедший из себя, бросил на пол ценную табакерку и раздавил ее. Эта была пустая вспышка со стороны всех троих. Луизиана была продана за двадцать миллионов долларов, и Франция лишилась своей опоры в Новом Свете.
Возбуждение Жозефа вскоре поостыло, но с Люсьеном этого не произошло, и он продолжал находиться в оппозиции к политике своего брата. Вскоре после ссоры в ванной стало известно, что он внес свой вклад в памфлет в пользу восстановления по конституции наследственной монархии по английскому образцу. Никто не может быть уверен в том, пришел ли уже тогда Наполеон к решению о выдвижении самого себя в качестве императора французов или готов был удовлетвориться ролью создателя королей. Но каковы бы ни были его тайные планы во время первых лет консульства, он не потерпел бы подсказок со стороны салонных политиканов, которые окружали Элизу и Люсьена. Новая вспышка ярости закончилась тем, что Люсьен лишился своего поста министра и был направлен в Мадрид в качестве посланника при дворе.
Если Наполеон думал, что положит конец интригам своих братьев, то он ошибался. Там, в Испании, молодой человек составил себе состояние, и поэтому Наполеон вынужден был искать какой-то другой путь для залатывания дыр их быстро ухудшавшихся взаимоотношений. Его подтолкнула к этому смерть жены Люсьена Кристины, и, узнав о случившемся, Наполеон сразу же решил, что брату следовало бы снова жениться, но на этот раз выбрав королевскую наследницу, овдовевшую королеву-мать Этрурии.
Кристина Бонапарт, урожденная Бойер, очаровательная невеста, за которой Люсьен ухаживал во времена своего пребывания в Миди в качестве хранителя склада, уплатила высокую цену за то, что сдалась молодому человеку, взбудоражившему всю деревню своими пылкими речами в последние дни революции. В течение длительного времени ее знаменитый деверь отказывался видеть Кристину, и только постепенно Летиции и Жозефу удалось убедить Наполеона воспринять ее как невестку. С того времени Кристина была захвачена потоком событий, которые выходили за пределы ее ограниченного понимания, но она продолжала почитать Люсьена и родила ему двух дочерей. Ее третья беременность, прерванная на третьем месяце, подорвала ее здоровье, и она утратила вкус к жизни. Друзья, навещавшие Кристину незадолго до смерти, находили ее лежащей у открытого окна на простой военной койке. Она говорила, что не смогла бы дышать в большой постели, предоставленной ей мужем, и что жесткая койка напоминала ей о ее маленькой спальне в деревне Сен-Максимин. Это был ее способ поведать им, что она чувствовала себя глубоко несчастной в окружении роскоши и великолепия, и через день или около того она умерла. Люсьен вскоре утешился, взяв себе в любовницы другую красивую женщину, на этот раз покинутую жену одного из парижских банкиров по имени Жуберфон. Мадам Жуберфон оказалась женщиной сладострастной, и в 1802 году он женился на ней путем тайной гражданской церемонии. Этот шаг не был преждевременным. Мадам родила ребенка на следующий день после бракосочетания, но каким-то образом Наполеона держали в неведении об этом факте, и он объявил, что Люсьену предстоит получить назначение послом в Этрурию, где женитьба на королеве-матери станет подходящим для него выходом. Когда же, в конце концов, Люсьен был вынужден поведать брату правду, гнев первого консула был ужасен. Его первым побуждением было послать за нотариусом, который регистрировал брак, но этот чиновник, очевидно, проявил себя человеком исключительной невозмутимости. На обвинение Наполеона в незаконности брака нотариус отвечал, что он был вполне легальным, поскольку жениху уже свыше двадцати одного года и он не обязан получать чье-либо разрешение на свадьбу. Высказав это, нотариус взял свою шляпу и ушел, став, вероятно, единственным человеком, которого Наполеону не удалось запугать. Затем первый консул обратился к Люсьену и стал насмехаться над ним из-за женитьбы на вдове. Но Люсьен бросил ему в ответ весьма характерную колкость: «Ты также женился на вдове, но моя еще не стара и не пахнет дурно!» Неизвестно, что ответил Наполеон на такое оскорбление, но вероятно, это углубило его ожесточение против столь надменного человека.
Вопреки просьбам Жозефа и матери Наполеон настаивал на своем решении выслать брата и поступил именно таким образом. Люсьен вышел в отставку и выехал в папское государство. К досаде Наполеона, Летиция вздумала во что бы то ни стало поехать с ним, предпочитая сменить парижские тревоги на страну, где никто не заметит ее неспособности справиться с французским языком и не станет делать ей замечания на сей счет.
В разгар этой борьбы с Люсьеном, но еще до того, как она достигла своего апогея, у Наполеона произошли неприятности с его любимицей, беспорядочной Полиной.
В декабре 1802 года, когда он уже свыше двух лет властвовал во Франции, Наполеон, нарушив принципы революции, направил большую армию и флот к острову Санто-Доминго, где недавно восстало черное население и теперь провозглашало свободу и равенство под руководством Туссена Л’Увертюра, одного из наиболее одаренных негров своего времени с задатками государственного деятеля. Командующим этой экспедицией был назначен Виктор Эммануэль Леклерк, муж Полины, и этот генерал получил инструкцию восстановить на острове рабство на том основании, что негры будто бы были более счастливы в полной зависимости от хозяев. Наполеон, который придерживался строгих правил в отношении ответственности жен, настаивал, чтобы Полина сопровождала Леклерка и оставалась с ним на протяжении всей этой трудной кампании в почти непереносимом климате. Полина пришла в ужас. Между потоками слез она восклицала, что с ее фигурой будет покончено, что Антильские острова не подходят для модных женщин и что она ссылается жестоким братом, чтобы жить среди змей и дикарей. Слезы ее ничего не дали, и Наполеон остался непреклонным. Место жены, говорил он, быть рядом с мужем, и даже нежелание Леклерка отягощать себя такой дополнительной ответственностью не убедило его отменить свой приказ.
Лоретта Пермон (впоследствии прославившаяся как мадам Жюно) навестила Полину во время разыгравшегося кризиса и тактично предположила, что вкус Полины к экзотическим одеждам сможет ей пригодиться в Санто-Доминго. При этом Полина сразу успокоилась и прекратила жаловаться на дикарей и змей. Ссылка на «змей» подала Лоретте другую убедительную идею, и она заметила, что в Вест-Индии нет змей, но что Полина наверняка произведет сенсацию в столице, когда будет носить креольский тюрбан и длинную полосу муслина. Уразумев, что ей не осталось другой альтернативы, Полина утерла слезы и начала упаковываться. Размеры багажа, который она послала в Брест, вызвали замешательство у главнокомандующего флагманского судна. Еще до Рождества они отправились в плавание, а в конце января началась отвратительная кампания кровопролитий и ужасов, которая помогла Наполеону утратить прекрасный шанс ослабить доминирование Англии на морях с помощью поощрения революций на каждом населенном рабами острове Вест-Индии.
Туссен Л’Увертюр сражался отчаянно, но наиболее страшным, смертельным для европейцев врагом оказался климат. Вскоре за дело взялась и желтая лихорадка, наполнив госпитали больными и умирающими. Жертвой ее стал и сам Леклерк, и Полина была уже вдовой, когда последние остатки французской армии сдались британскому флоту и были переправлены домой. С главным врагом Наполеона был тогда подписан недолговечный мир.
Полина Леклерк была не такая женщина, чтобы тратить свою молодость на оплакивание мужа, погибшего от желтой лихорадки.
Когда она достигла Франции, волосы ее были коротко острижены и она была одета в черную одежду, но через несколько дней Полина уже присматривала себе нового мужа. Еще и год не истек, как она нашла себе такового, намного лучшую партию, чем несчастный Леклерк, особенно потому, что он не только был князем древнего рода, но также и весьма богатым человеком. Камилл Боргезе мог выполнять любые ее прихоти, и мадам Жюно в своем дневнике так рассказывает о посещении Полины вскоре после ее возвращения с Санто-Доминго: «Она ангельски выглядела во вдовьем трауре». Но несмотря на временное уединение, которое обычай налагал на нее, Полина заявила Лоретте: «Если мой брат вознамерится запереть меня, я положу конец своему существованию». По ходу дела вызывает интерес тенденция всех Бонапартов угрожать самоубийством, когда бы они ни погружались в уныние. Полина, Люсьен и все остальные были склонны к угрозам подобного рода, и еще неизвестно, не использовал ли их сам Наполеон. Уединение Полины было, однако, весьма недолгим, и вскоре она попыталась превзойти в своих одеяниях жену первого консула, бывшую в то время признанной заправилой среди парижских модниц. Во время визита к Жозефине она особенно преуспела в этом, появившись в Сен-Клу в платье из зеленого бархата, на котором, как пишет мадам Жюно, «были выставлены все бриллианты дома Боргезе!». В том конкретном случае вкус Полины был отдан в жертву показухе. Ее голова, шея, уши и руки были перегружены бриллиантами, и она вся была покрыта ослепительной массой драгоценных камней. В восторге от своего триумфа Полина упивалась тем впечатлением, которое производила, и после того как она торжественно прошла через комнату подобно моделям на выставке мод, она уселась близ одного из своих друзей, кивнула следовавшим за ней льстецам и воскликнул