Первые слова при встрече двух братьев, как и полагается, принадлежали Наполеону: «Ты, сир, являешься первым из твоей семьи, который позорно покинул свой пост. С твоей стороны потребуется много впечатляющих действий, чтобы стереть такое пятно с твоей репутации. Что же касается твоего любовного приключения с твоей девочкой, я игнорирую его!» Затем Жером был отправлен с морской миссией в Геную, а через несколько дней назначен капитаном 44-пушечного корабля «Помон», на котором ему предстояло курсировать в прибрежных водах в эскадре из четырех других кораблей. Дело Патерсон было завершено.
Девочка Жерома, которую по-разному именовали: то «мадам Бонапарт», то «миссис Патерсон», то «та личность», прибыла в Амстердам 1 мая, через три недели после того, как она рассталась с Жеромом в Лиссабоне. Елизавета обнаружила, что была вблизи Голландии, но бригу, на котором она плыла, было приказано стоять без связи с берегом. В течение последующих восьми дней все находившиеся на его борту фактически были узниками, пребывавшими под присмотром двух военных кораблей. Только после вмешательства американского представителя в Амстердаме бригу было позволено поднять якорь и уплыть в Англию.
Елизавету сопровождали ее брат, друг американки по фамилии Андерсон и французский доктор. Затерявшаяся компания достигла Довер-Родс 19 мая. Там никто не мешал их высадке, и паспорта были немедленно отосланы на берег. Елизавета направилась в Лондон, всячески стараясь избежать огласки, и разместилась в Камбервелле, который тогда был пригородом Суррея. Именно там в Парк-Плейс 7 июля она родила сына Жерома, ребенка, которому предстояло стать родоначальником ветви американских Бонапартов. Елизавета все еще сохраняла веру в благородство Жерома и не имела оснований отказываться от надежды на воссоединение с ним. Когда не поступило никаких писем, она пришла к заключению, что Жерома удерживал узником его ужасный брат, но когда по прошествии нескольких недель через Ла-Манш просочились новости о примирении между братьями, она восприняла неизбежное и заказала билет домой.
Ее возвращение ознаменовалось печальным спадом. В качестве красотки Балтимора Елизавета вызывала зависть у каждой женщины Америки. Теперь же, отправленная обратно как никому не нужная посылка, она стала предметом жалости и осмеяний. Наверное, бывали времена, когда она сожалела, что не утонула при кораблекрушении у берегов Делавэра. На протяжении всей ее долгой жизни она жаловалась на то, что ей было отказано во вступлении в императорский круг по государственным соображениям, но в сердце у нее оставалась горечь, которая подпитывалась оскорбленной гордостью и ненавистью, так что ее друзья и семья наблюдали, как она становилась мрачной и несговорчивой. Она ссорилась со своим отцом, который теперь заявлял, будто бы всегда был противником этого союза, а Патерсон-старший жаловался на ее непокорность его воле. Некоторое время Жером продолжал писать ей, и каждое его письмо было полно торжественных заявлений о «неизменной» преданности. «Первая моя мысль при пробуждении, так же как и последняя перед отходом ко сну, всегда касается тебя, и если бы я не был уверен, что обрету счастье воссоединения с моей возлюбленной женой, мне не следовало бы продолжать жить…» Примерно через год после их разлуки письма перестали приходить, хотя Наполеон продолжал выплачивать ей пенсию, которую обещал. Затем, когда Жером стал королем Вестфалии, он написал письмо, предлагая Елизавете княжество с ежегодным доходом в 200 000 франков, если она отдаст ему на попечение сына. Елизавета отказалась в письме, которое воздает ей честь. «Хотя Вестфалия, несомненно, является большим королевством, — писала она, — эта страна недостаточно велика для двух королев!» Такой ответ заставил Жерома замолчать на три года, после чего он опять написал ей в нежных словах, что «все устроится рано или поздно». Все случилось раньше, чем он ожидал. Четыре года спустя Бонапарты оказались сосланными, а величайший из них стал узником атлантической скалы.
В зрелые годы, когда Елизавета могла бросить взгляд назад на единственное приключение в своей жизни, с некоторой долей отрешенности, она признала Жерома таким, каким он был: нетерпеливым, добропорядочным, безответственным человеком без духовных запросов, и хотя Наполеон сумел разрушить их брак, она была достаточно объективна, чтобы восхищаться его гениальностью. Более чем через пятьдесят лет после того, как она была выдворена из Франции, Елизавета писала: «Он выбросил меня обратно в то, что я ненавидела больше всего на земле, в мою балтиморскую безвестность, но даже это не могло разрушить того почитания, которое я ощущала к его гению и славе. Я все-таки побывала императорской Бонапартой».
После жалкой капитуляции Жерома Наполеон продолжал попытки убедить Папу аннулировать его брак, мотивируя это тем, что он был недействительным по религиозным и законным основаниям. Он сопровождал свои требования щедрым подкупом — передачей золотой диадемы, украшенной бриллиантами и рубинами. Что сделал его святейшество с этой диадемой, неизвестно, но он отказал в аннулировании брака, заявив, что по изучении всех прецедентов он не смог обнаружить достаточных оснований, чтобы объявить брак незаконным. Тогда Наполеон обратился к галльской Церкви, и в октябре 1803 года в Париже был опубликован декрет о церковной неправомерности брака. Елизавета со своей стороны получила развод через легислатуру Мэриленда (законодательный орган штата).
На протяжении ста сорока лет обличители Наполеона искали доказательства его исключительной жестокости и суровости мышления. Они ссылались на то, как он покинул жертвы чумы в Яффе, и на убийство герцога Энгиенского, используя и то и другое в качестве примеров его аморальности. Эти инциденты, вместе со многими другими, отмеченные тем же клеймом беспощадности, все же в какой-то степени могут быть оправданы военной или политической необходимостью, но нет никакого оправдания его обращению с Елизаветой Патерсон. Этот брак, хотя и несомненно нелепый, тем не менее был законным. Жером получил разрешение от своего старшего брата и от своей матери, правда, только по совершении его. И, как отмечал Папа, когда он отклонял притязания Наполеона, религиозные аспекты брака были совершенно правильными, осуществленными епископом Балтимора. Трудно даже понять, почему Наполеон вел себя с такой нетерпимостью в отношении молодой пары. Одобрение брака, по крайней мере, обеспечило бы ему расположение в Штатах и означало бы удар по династической традиции, которая ослабляла кровь каждого царствующего дома в Европе. Хотя Наполеон никогда не воспринимал вторую жену Люсьена, он вскоре простил ему женитьбу на Кристине Бойер, совершенную без первоначального получения одобрения со стороны самоутвердившегося главы семейства. Конечно, следует признать, что Патерсоны являлись выходцами из буржуазии, но были ли они в большей мере буржуазны, чем мыловар Клари из Марселя или выращивавшие оливки Бонапарты с Корсики? В последующей жизни Наполеон часто обсуждал женитьбу Жерома, но никогда ему не удавалось оправдать свое безжалостное отношение к ней в то время, и сохранялось впечатление, что не сам этот брак вызвал у него такой приступ ярости, а тот факт, что он произошел во время дезертирства его брата из флота. Но даже если все было и так, его поступок был произволен и несправедлив. И не Елизавета виновата в том, что Жером взял недозволенный отпуск, чтобы штурмовать американскую хозяйку, а скорее британские суда в развернутом строю. Он мог бы выдворить Жерома из флота и позволить ему обивать свои каблуки в Америке или же, отозвав его, наказать и извлечь все лучшее из ситуации, которую он не мог изменить. При всем том именно Жером выходит из этого жалкого дела с самым большим бесчестием, и его последующее поведение в качестве короля показывает, что Наполеону следовало бы позволить ему остаться в Америке, лишенным собственности и зависимым в средствах от щедрости семьи своей жены. Возможно, Патерсонов стоило бы поздравить с их избавлением от Жерома. Жизнь с ним, получившим отказ в доступе к французским фондам, могла бы повергнуть в банкротство Уильяма и его сыновей.
Книга третьяСатрапы
Глава 7
Солдаты, называйте своих детей моим именем, и если один из них окажется достойным этого, я сделаю его своим сыном и наследником!
Вот с такими словами Наполеон обратился к своим непобедимым легионам после Аустерлица, победы, которая повергла Европу к его ногам. Это было любопытное обещание со стороны человека, который так много сделал, чтобы создать себе преемника в своей семье и насильно разлучил младшего брата с дочерью демократической Америки. Но осень 1805 года была опьяняющим сезоном и вызывала опьяняющие прокламации. При пришпоривании такого рода Великая армия уклонилась от внезапного нападения на английские берега, повернувшись спиной к Ла-Маншу, и устремилась на юго-восток Европы, чтобы накатиться на австрийскую армию при Ульме и смять русско-австрийскую коалицию в Богемии. И это было всего лишь началом. Через восемнадцать месяцев пруссаки потерпели поражение под Йеной и Ауерштадтом и их армия, гордость Фридриха Великого, сдалась Наполеону. Последовала задержка под Эйлау, но в июне 1807 года была оккупирована Варшава и царские армии наголову разгромлены во Фридланде. В Тильзите на предварительно пришвартованном плоту император Франции и император всея Руси обсуждали, как лучше скроить карту и разделить континент. Друзья, союзники и родственники этого поразительного человека потирали руки в ожидании наград, особенно это относилось к родственникам.
Четыре кампании заняли около двадцати одного месяца, и представлялось вероятным, что на ближайшее окружение императора посыплются герцогства, княжества, награды и богатства. В условиях, когда Жером был поставлен на колени, только Люсьен не мог воспользоваться этими победами. Битва под Аустерлицем произошла точно через год после коронации Наполеона в соборе Парижской Богоматери, а через два года после этой победы Жозеф, Луи и Жером стали королями, а Элиза и Каролина — великими герцогинями. Полина была княгиней с 1803 года. Еще через год семья Бонапарт могла похвастаться четырьмя коронованными персонами, так как Мюрат, развеселый гусар Каролины, тоже стал королем. Неудивительно, что мадам матушка заметила: «Все это очень хорошо, пока будет продолжаться».