Жозеф оказался первым, кто получил выгоду от триумфа французов. В критический момент кампании королева Неаполя, выделявшаяся особой ненавистью к Бонапарту, открыла свои порты для британских судов и русских войск. Она жестоко поплатилась за это вероломство. Через день после битвы маршал Массена, бывший юнга, контрабандист и торговец фруктами, был отправлен в Неаполь, чтобы династия Бурбонов прекратила там свое существование. 30 марта 1806 года Жозеф и Жюли были провозглашены королем и королевой Обеих Сицилий.
Полк Жозефа принимал участие в великой битве и подвергся жестокому избиению в ходе закрепления позиций в сражении, но утрата его орлов мало чем омрачила для Наполеона величие того дня, и он был расположен к щедрости. Жозеф, который когда-то отказался от суверенного правления в Ломбардии, теперь отбросил последние республиканские принципы и въехал в Италию с сознанием, что получил по заслугам. Всегда благодушный, готовый принять все, что попадется, Жозеф тосковал по спокойной жизни, и Неаполь, где Бурбоны не были популярны, обещал ему предоставить ее. Но все же он покинул Париж не без некоторых сожалений. В основном его вкусы были характерны для провинциала, и он наслаждался прогулками по своему поместью и встречами с многочисленными друзьями. Когда Жозеф впервые услышал о планах своего брата касательно его самого, он с сожалением воскликнул: «Мне было бы лучше стать королем Мортфонтена». Эти слова оказались пророческими, поскольку со спокойными днями у Жозефа было покончено. Прошло более десяти лет, прежде чем ему удалось вернуться к полуодиночеству, которое он предпочитал.
Жозеф сохранил все свои французские звания, включая титул великого избирателя, и теперь выполнял роль зависимого от Франции союзника. Вскоре обнаружилось, насколько зависим он оказался, так как по прибытии его в Неаполь Наполеон начал бомбардировать Жозефа инструкциями и советами. Ему пришлось ежегодно выплачивать миллион франков французскому казначейству, и его предложение создать местный Почетный легион и назвать его орденом Святого Януариуса не было одобрено, как «слишком церковное и слишком напоминающее о свергнутых Бурбонах». «Одно лишь название, — писал Наполеон, — вызывает улыбку. Мы должны найти что-то такое, что внушает уважение и желание к подражанию». Десять дней спустя он писал Жозефу по другому вопросу: «Не позволяй никому быть единственным командиром твоей гвардии. Ничто не бывает более опасным. Я говорил тебе раньше, и говорю снова, что ты слишком доверяешь своим неаполитанцам». И он продолжал письмо, предостерегая нового короля пользоваться услугами каких-либо поваров, кроме французских, и предлагал хитрое устройство, чтобы предотвратить появление ночью в королевской комнате не уполномоченных на это лиц. Много раз на протяжении тех первых недель пребывания Жозефа и его жены в качестве короля и королевы Неаполя они, должно быть, тосковали по мирной жизни в Мортфонтене, где могли не задаваться вопросом, ради кого были восстановлены смертельные отравы Боргезе.
Как только Элиза и Каролина узнали о повышении Жозефа, они начали стонать от ревности, но на этот раз их требования были учтены. Элизе было предоставлено княжество Лукка и Пьомбино в Италии, а муж Каролины Мюрат получил титул великого герцога Берга и Клевеса. Позднее княжество Гуасталла в Италии было передано Полине, и еще до истечения года Луи стал королем Голландии. В том же году Эжен, сын Жозефины, военный, женился на Августе, дочери короля Баварии. Он уже был вице-королем, управляя от имени своего отчима Северной Италией. Куда бы ни бросить взгляд, везде правили Бонапарты или Богарне, и двое из них уже носили короны.
Оргия перераспределения почестей продолжалась и в 1807 году. Не менее двадцати наследственных герцогств перешли во владение либо маршалов, либо высших сановников французского двора, и как только Жером вторично и на сей раз благополучно женился на германской принцессе, для него было создано новое королевство из территорий Гессена, Ганновера, Брауншвейга и Пруссии. Новое государство стало известно как Вестфалия. Оно вполне могло бы быть названо «Страной чудес». Все эти перемены произошли в течение двух лет, но между внезапным уходом армии вторжения с берегов Ла-Манша и второй женитьбой младшего брата семьи многое случилось с отдельными членами клана. Ничто из произошедшего не было героическим, а многое просто скандальным.
Каролина, как жена человека, который сыграл полезную роль в успешных кампаниях 1805–1807 годов, была первой в очереди за наградами, поскольку Мюрат обрел больше славы, чем любой из новых маршалов. Именно он руководил яростным преследованием пруссаков после Йены, и он первым въехал в Варшаву, где мечтал обрести корону реорганизованной Польши. При Эйлау он спас армию, прорвавшись через снега во главе девяноста эскадронов кавалерии, и тем самым сменил поражение на патовую ситуацию. Его тесные взаимоотношения с императором, наряду с тщеславным, шутовским поведением и вкусом к торжественной форме, сделали Мюрата предметом насмешек и презрения в глазах ожесточившихся бойцов вроде Ланна и Ожеро. После Эйлау последний назвал его «танцующей собачкой в платье для пантомимы», спровоцировав яростную ссору в присутствии Наполеона, но любовь Мюрата к показухе и личная храбрость внушали к нему любовь младших чинов. Каролина приходила в восторг от его успехов, но это не помешало ей во время его отсутствия доставить себе удовольствие волнующей любовной связью с генералом Жюно. Тот был одним из ближайших сподвижников Наполеона и губернатором Парижа. Почти каждую ночь его карету можно было увидеть близ дома Каролины. Она часто принимала его одного, и их можно было лицезреть вдвоем при каждом общественном собрании, причем Каролина вела себя застенчиво, а Жюно походил на сошедшего с ума школьника. В Италии Жюно просил руки Полины, но теперь он был более чем утешен чарами ее младшей сестры. Его жена, в прошлом Лоретта Пермон, рыдала и страстно желала возвращения императора до того, как скандал привел бы к дуэли между Мюратом и Жюно. Оба они обладали горячим темпераментом, и Лоретта достаточно хорошо знала Каролину, чтобы понимать, что зрелище двух высокопоставленных офицеров, сражающихся за нее, не вызовет у этой женщины никаких тревог. К счастью для всех участвовавших в скандальной истории лиц, вопрос был вскоре разрешен Наполеоном, который, несмотря на свою длительную отлучку из Парижа, был хорошо осведомлен об этом деле. Его первым действием по возвращении в Париж стал вызов Жюно с двухчасовым наставлением ему, категорически запрещавшим дуэль. Затем он как-то сумел убедить Мюрата, что случившееся было не более чем флиртом. Каролина не принимала никакого участия в этих разговорах и на радостях по поводу превращения в великую герцогиню позабыла Жюно.
Жером не сыграл никакой роли в территориальных триумфах Великой армии, но он успел набрать немного славы на море. После своего отказа от Елизаветы Патерсон он отправился в плавание, командуя пятью кораблями, и в то же лето утешился тем, что взял себе в любовницы итальянскую красотку по имени Бланка Каррега. Он становился более опытным в светских делах и снабдил даму своего сердца необходимым мужем. Когда Жером стал королем и смог расточать милости, он наградил их обоих за доброту, которую они проявляли к нему во время трудного периода.
В августе 1805 года он был уже в Алжире и требовал от бея освобождения всех французских и итальянских рабов, которых тот удерживал в качестве пленников. В течение многих веков корсары, базировавшиеся на берберских берегах, досаждали средиземноморской торговле, но соперничество между великими державами поощряло процветание пиратства, и в каждом поселении в Алжире и Тунисе имелись сотни христианских рабов. Некоторые из них были искусными мастерами, и с ними сравнительно хорошо обращались, но большинство влачило жалкое существование у своих исламских господ. За непослушание их унижали пытками и пороли, а если они пытались бежать и были захвачены снова, их обычно подвешивали к стенам с помощью железных крюков, известных как «скорпионы». Жером предоставил бею сорок восемь часов для выполнения своих требований, и в назначенное время все 232 раба взошли на его корабли, после чего он с триумфом прибыл в Геную для торжественной встречи. За этим последовала благодарственная служба в кафедральном соборе, потом освобожденные пленники были приглашены на банкет на борту корабля, и день этот закончился балом в честь Жерома. Наполеон пришел в восторг от такого проворного исполнения долга, и Жером получил приглашение в Париж, чтобы принять поздравления своего брата. Прибыл он туда незамедлительно и продолжал заимствовать средства у торговцев, проматывая кредиты со скоростью, которая могла бы изумить даже Жозефину. Но, несмотря на это, он получил дальнейшее повышение и командование «Ветераном», одним из кораблей эскадры, направляемой к мысу Доброй Надежды, для того чтобы тревожить судоходство англичан.
Инструкции Наполеона Вильомцу, командиру этой группы перехвата, были сходны с указаниями, переданными адмиралам на флагманский корабль, куда направлялся Жером в качестве гардемарина. «Ведите себя с ним с жесткостью руководителя, преисполненного сознанием долга в сочетании с соображениями, относящимися к лицу, удостоенному ранга, который волей монарха еще не был возложен на него», — говорилось в депеше. «Никаких особых почестей не следовало воздавать ему, поскольку никто, — писал Наполеон, — их не удостоился!» Вильомц читал эти инструкции прикусив язык.
Еще до того, как Жером мог покинуть Париж, ему предстояло урегулировать свои долги, и, поскольку Наполеон отсутствовал в столице, он вынужден был обратиться к Жозефу за средствами для такого урегулирования. Жозеф неохотно одолжил ему еще 80 000 франков и написал Наполеону с просьбой возместить их. Ответ был краток: «Если Жером не может жить на свое жалованье, пусть будет заключен за долги в тюрьму». Доброжелательный Жозеф так и не получил обратно своих денег, и в отличие от миллиона франков, который ему каждый год приходилось высылать из Неаполя, эти деньги исходили из его собственного кармана.