Жюли Клари, дочь мыловара, чье приданое после свадьбы с Жозефом спасло Бонапартов от бедности. Она была преданной и верной женой своего мужа во всех его злоключениях
Элиза, старшая сестра Наполеона, занятая своим любимым делом — покровительством артистам и писателям. Наполеон обычно имел под рукой шпиона, чтобы узнавать сплетни, касающиеся его личности
Элиза, любившая представлять себя в классической позе
Гортензия (падчерица Наполеона) с сыновьями. Ее брак с Луи был, возможно, самым несчастным из всех браков в семье Бонапартов
Луи, король Голландии, который, будучи еще мальчиком, разделял с лейтенантом Бонапартом барачное жилье и вырос в мрачного, неподатливого мужчину, находившегося в размолвке с каждым
Маршал Мюрат, вероятно, самый знаменитый руководитель кавалерии всех времен, лев на поле боя и орудие своей жены-интриганки во всех других сферах
Каролина, самая большая предательница в клане, со своей дочерью в бытность королевой Неаполя. Мать не простила ей измену семейным интересам
Одно из самых внушительных событий в империи в период расцвета: женитьба Жерома на прекрасной Екатерине Вюртембергской, которая никогда не переставала любить своего мужа. Сестры Наполеона, представленные на ступенях трона, в то время готовили заговор по свержению Жозефины. Вскоре после женитьбы Жером стал властителем Вестфалии
Знаменитая статуя Полины работы Канова. На вопрос, не доставляло ли ей неудобств позирование полуобнаженной, она, как сообщалось, ответила: «О нет, ведь в комнате горел огонь»
Князь Камилл Боргезе, богатый второй муж Полины. Он был самым знаменитым шутником империи
Генерал Леклерк, первый муж Полины, который умер от желтой лихорадки во время кампании на Санто-Доминго
Жером, самый молодой член семьи, в дни своего впечатляющего банкротства как короля Вестфалии. Он всегда был одет лучше других членов семьи Бонапартов, но редко платил портному
Неугомонный распутник Жером в конце жизни, последний выживший из клана Бонапартов
Современный взгляд на Бонапартов, с точки зрения их противников: «Игра четырех углов или пяти братьев»
В сфере гражданского управления Жозеф пользовался большим успехом, и в некоторых районах его принимали с безмолвными приветствиями. Он ставил всех в известность, что конфликтует с англичанами и португальцами, а не со своими подданными, и давал обязательство убрать из Испании каждого француза, как только вражеские силы будут изгнаны. После этого, говорил Жозеф, он предложит себя в качестве претендента на испанский трон, но останется в стране только в том случае, если за него проголосует большинство испанцев. Все это было бесполезно. Наполеон, пытавшийся управлять военными действиями из Парижа, оставался вне соприкосновения с постоянно изменявшейся ситуацией и не имел представления о подлинных настроениях испанцев. Когда же он разделил страну на шесть районов и позволил маршалам осуществлять независимое управление на контролируемых ими территориях, он тем самым нанес смертельный удар по попыткам своего брата примирить страну. Жозеф пошел настолько далеко, что летом 1811 года совершил путешествие в Париж и подобно тому, как это до него делал Луи, защищал интересы своих несчастных подданных. Он произвел некоторое впечатление на императора и вернулся, получив обещание укрепить центральную власть. Но децентрализация военного управления продолжалась, так как этому не было реальной альтернативы. Сульт лелеял мечту, что станет королем Северной Лузитании, Виктор пытался обрести военную славу, преступно жертвуя людьми, Ожеро и Массена собирали награбленное, а менее эгоистичные маршалы вроде Бессьера и Сюше управляли в своих собственных провинциях, но отказывались серьезно воспринимать Жозефа. На протяжении двух лет люди и снаряжение вливались в Испанию и тут же поглощались в горах и на равнинах широко разделенными между собой сферами администрации. Партизаны бесчинствовали в каждом районе, убивая и пытая всадников с депешами и отставших солдат. Веллингтон построил себе неприступную крепость вокруг Лиссабона, и его войска, снабжавшиеся с моря, начали жиреть, в то время как окружавшие их французы умирали от голода. И все же Жозеф пытался сочетать умеренную политику с потоком противоречивых приказов, приходивших к нему из Парижа в письмах, которые диктовались по прочтении английских газет, главного источника информации Наполеона о военной ситуации на полуострове.
Ранней осенью 1810 года Массена отбросил Веллингтона через горы на его укрепленную позицию при Торрес-Ведрас, но не смог вытеснить его оттуда, и после неудачной зимы на передовых позициях, где французские часовые обменивались шутками, газетами и сувенирами с британскими часовыми, французы отошли в Испанию. Массена был с позором отозван, и все дела пришлось начинать сначала.
Встревоженный, преданный и напуганный, когда-то преисполненный надежд король Жозеф продолжал борьбу, задаваясь вопросом, как могла бы она закончиться. Он то умолял своего брата передать ему верховную власть, то упрашивал своих подчиненных осуществлять более тесное взаимодействие. Никто не уделял ему большого внимания, а его жена Жюли занималась благотворительностью. Тысячи молодых французов и тысячи испанцев умирали за безнадежное дело, а за Пиренеями враги Франции с удовольствием наблюдали за этой борьбой, полагая, что корсиканский людоед до смерти истечет кровью через рану в своей пятке.
Далеко на севере, в тысяче миль от ворот Кадиса, которые никогда не раскрылись для короля Жозефа, другой теневой король тонул в растревоженных водах. Король Голландии Луи отказался покинуть своих голландских подданных в 1807 году, предпочитая остаться там и бороться против человека, который объявил, что Голландия никогда не восстанет из руин. Этого так и не произошло с ней при Луи, несмотря на борьбу упрямого молодого человека, нацеленную на то, чтобы сохранить самого себя и свою страну в независимости от ее соседа.
У Луи было много трудностей, но главная из них состояла в постоянном давлении из Парижа по выполнению берлинских декретов и по предотвращению торговли с Англией. Такой запрет означал экономический развал для голландцев. И все же для того, чтобы сохранить платежеспособность страны, Луи никогда не прекращал борьбу за уступки для своих граждан. Его упорство и его неспособность понять значение своих призывов для имперской политики в целом приводили в неистовство его брата, и переписка между ними становилась все более саркастической. Выведенный из себя Наполеон даже стал угрожать послать в эту страну войска и аннексировать ее. Луи отвечал на это с мужеством и стойкостью, которые вызывают восхищение. В декабре 1809 года он был вызван в Париж для объяснения своего поведения, и последовавший за этим разговор вылился в одну из самых бурных сцен в истории семьи. Наполеон, который похвалялся, что никогда не позволяет своей ярости подыматься выше своего подбородка, набросился на брата подобно обманутой торговке рыбой, обвиняя его в нарушении договоров, роспуске военно-морских контингентов, дезорганизации армии и во флирте с главным противником — Англией. Он приказал Луи подписать договор о согласии захватить и продать все американские суда в голландских портах (Америка ответила на берлинские декреты закрытием своих портов для французских судов) с поручением для него содержать флот из четырнадцати судов и семи фрегатов наряду с постоянной армией из 25 000 человек. Подумав, он также приказал своему брату подавить голландское дворянство. Ценой неповиновения этим вредоносным приказам была бы аннексия Голландии и ее присоединение к Франции.
Луи подписал договор, но он должен был сознавать, что согласие было невозможно и что в конечном счете его королевство будет поглощено, что бы он ни делал. Он пошел по единственному пути, который оставался для него открыт. 1 июля, через несколько месяцев после своего возвращения в Амстердам, он отрекся от трона в пользу своего старшего сына Шарля Наполеона Луи.
Наполеон пришел в неописуемую ярость, заявив, что его выставили полным дураком в канцеляриях Европы. Но он уже принял решение, что делать с Голландией, и не собирался допускать, чтобы его политика была изменена с помощью донкихотского жеста его брата. За шесть месяцев до этого он написал Луи письмо, намечая во всех деталях, что он ожидал от него как от короля Голландии, и проблески мании величия явно сквозили в словах и фразах его отповеди. «На что же могут жаловаться голландцы? — вопрошал он. — Разве они не были завоеваны нашим оружием? Не задолжали ли они за свою независимость рыцарскому поведению моего народа? Не должны ли они благословлять щедрость Франции, которая неизменно открывала свои каналы и таможни для их торговли? Ваше величество ошиблись в существе моего характера, основываясь на ложном представлении о моей доброте и моих чувствах к вам».
Каковы бы ни были ложные представления Луи о чувствах к нему его брата, они давно рассеялись, и по получении этого письма Луи отмежевался от политики Наполеона. Его отречение от трона сразу же было признано недействительным, и через восемь дней объединение Голландии с Францией стало фактом. Но даже до того, как отчаянный шаг Луи был предан огласке, Наполеон решил полностью порвать с ним. В мае, как раз за месяц до отречения, он писал: «Я устал от протестов и красивых фраз, пришло тебе время прямо сказать, хочешь ли ты стать проклятием для Голландии и допустить, чтобы твои глупости разрушили страну. Я больше не буду содержать посла в Голландии… Не пиши мне больше своих красивых фраз. Больше ты мне ничего другого не предлагал за три года; и каждый момент доказывает, насколько они фальшивы». Это письмо сопровождалось коротким постскриптумом: «Я больше никогда не буду писать тебе, пока живу».
Имело ли силу отречение Луи или нет, остается фактом, что он повернулся спиной к тронам, дворам и силовой политике, уехав в Дрезден, а затем в Теплице в Богемии и, наконец, в Грац в Штирии. «Он покинул свое королевство, — отмечает один наблюдатель, — подобно человеку, бегущему из тюрьмы». С этого времени он стал подражать стилю графа Сен-Льё, получая, насколько мог, удовлетворение от чтения литературы. Путешествовал он без жены, так как Гортензия отказалась от длительной борьбы за сохранение своего брака и уже не играла никакой роли в окончательном разрыве между братьями. У нее было достаточно собственных неприятностей. За шесть месяцев до отречения ее мужа поворот судьбы, которого так долго боялись и она и Жозефина, наконец настиг их: император отказался от своей жены и взял себе другую. В девять часов 15