торых он и вышел.
Гнев Мюрата по получении такой отповеди был столь велик, что он сорвал с себя французские знаки отличия и бросил их на землю. Но ему пришлось подчиниться, несмотря на похвальбы, что он не намерен стать «вторым Баччиоки» или лакеем Франции. Лакеем Мюрат все же остался, ибо, когда он вознамерился изгнать англичан с Сицилии, его собственные генералы не стали ему подчиняться, действуя по секретным приказам из Парижа, и из экспедиции ничего не получилось. Мюрат проклинал Бонапарта в словах и выражениях, звучащих почти изменнически, и обвинял жену в том, что она приняла сторону брата ради его унижения. Он был и прав, и не прав: Каролина не была заинтересована в проведении политики брата, но она и не была такой женой, на которую можно было бы положиться. Пробным камнем ее характера был ее собственный интерес, преследуемый безжалостно и непреклонно, и у нее были собственные идеи о том, как гарантировать будущее ее неаполитанского трона. Единственная среди более молодых членов семьи Бонапарта, она подозревала, что с империей Наполеона может быть покончено и что в одни прекрасный день она может проснуться снова без гроша в кармане. Но Каролине не была присуща скаредность Летиции, и она пыталась использовать другие пути гарантирования своего будущего от различных напастей. И вот она принялась за работу, чтобы задобрить неаполитанцев и выправить отношения с Австрией на тот случай, что, если произойдет крах, она кажется единственной среди Бонапартов со страховкой в руках. Преследуя такую политику, она подкупала министров своего мужа ради получения секретной информации и направляла своего посыльного в порт, чтобы условиться о свидании с подкупленными чиновниками. Она также содержала сеть личных соглядатаев внутри и вокруг королевских покоев, так что неаполитанский двор приобрел четырехъярусную структуру профессиональных информаторов. К 1811 году почти каждый государственный служащий в городе был чьим-либо наемником. В самом низу, можно сказать, сновали секретные агенты Наполеона, непосредственно над ними находились содержанцы Мюрата, а выше всех располагалась группа министров и ливрейных лакеев, оплачиваемых, в зависимости от результатов, королевой. В переплетении всех этих секций действовали международные агенты, оплачиваемые австрийским канцлером Меттернихом и британским кабинетом. Некоторые из этих наблюдательных господ были агентами-двойниками, так что человек с талантами Талейрана по процеживанию информации, наверное, оказался бы сбитым с толку, просматривая содержание ранцев курьеров Наполеона. Когда затаенная ссора Мюрата с Наполеоном в 1811 году вспыхнула с полной силой, Каролина посетила Париж якобы с намерением поправить отношения между мужем и братом, но, добившись приема у императора, она использовала такую возможность для расширения бреши между ними. По возвращении ее в Неаполь склоки в королевской паре возобновились, и Мюрат по возможности стал избегать встреч с женой. Его излюбленным времяпрепровождением в этот период стала охота на бандитов, которые наводнили королевство. Их число во много раз увеличилось после высадки там рекрутов британских военно-морских частей, всячески стремившихся умножить трудности Мюрата. Охота за разбойниками превратилась в национальный спорт, и шайки бандитов попадали в окружение королевских отрядов. Но невзирая на королевский статус, Мюрат никогда не утрачивал своего казарменного юмора. После одной из таких охот захваченный разбойник заявил Мюрату, что он мог бы еще накануне застрелить короля из засады, но не воспользовался своим преимуществом над ним, а теперь вот стал жертвой собственной сдержанности. Мюрат, проверив этот рассказ и обнаружив его правдивость, помиловал этого человека и предоставил ему возможность честно зарабатывать на жизнь.
Король Жером имел неприятности с бандитами иного рода. Территория его королевства была собрана из различных феодальных поместий, и исконные их владельцы ни в коей мере не отказывались от перспективы восстановления своей собственности с помощью силы. Одна из таких жертв, герцог Брауншвейгский, воспользовался стремлением Австрии к свободе и возглавил отряд в 2000 человек, но был покинут своей союзницей. Наполеон не принимал его всерьез, пока тот не совершил налет на Брауншвейг и не захватил его. Горожане же не взялись за оружие, как рассчитывал герцог, и поэтому он, увернувшись от генерала Ребеля, подчинявшегося Жерому, проложил себе путь к побережью и достиг в конечном счете Англии через остров Гельголанд. Жером был в ярости на Ребеля за его неспособность захватить герцога, и когда тот запросил разрешение прочесать Брауншвейг, для того чтобы выловить всех повстанцев и получить компенсацию с виновных, Жером отстранил его от службы в Вестфалии. Ребель воспринял свою отставку философски, очевидно полагая, что ему ничего не светило на службе у короля, который не только не платил своим солдатам, но и не разрешал им компенсировать жалованье путем грабежа. Жером все еще был не в состоянии сводить концы с концами и в попытке добыть немного денег прибег к контрабанде. В нарушение имперских директив о запрете торговли с Англией он допустил заход в Вестфалию трех сотен телег с английскими грузами. Когда его брат узнал о такой сделке, он послал обычное гневное письмо, но Жером ответил, что, если он не получит финансовой помощи от Франции, его страна не сможет прожить и двух месяцев и что он вполне мог бы отречься от престола и покончить со всем этим. Угроза сработала, и императорское давление на время ослабло. Наполеон отнюдь не хотел заполучить в семье третьего повстанца.
Нехватка денег преследовала Жерома на протяжении всей его жизни, но никогда не мешала извлекать максимум из того, что он мог подзанять. Череда карнавалов, балов и королевских санных выездов продолжала отягощать далеко не богатый двор Касселя. При некоторых зимних пирушках король менял свои одеяния по нескольку раз за вечер и танцевал под звуки кастаньет. В то же время королева Екатерина, которая могла бы отказаться от всех этих забав после своей угрюмой жизни в Вюртемберге, появлялась в костюме то старой еврейки, то американской индианки или крестьянки из Черного леса в окружении красоток двора, одетых как сказочные ведьмы. Жером глубоко верил в значимость своего внешнего вида. Когда бы он и его свита ни отправлялись за границу или ни наносили государственный визит в Тюильри, вестфальцы всегда считались лучше всех одетыми в собравшейся компании. Вестфальские камергеры были в мантиях из ярко-красного бархата с воротничками из золотой ткани, белых атласных кушаках с золотыми кисточками и украшенных плюмажем шляпах, в то время как король носил костюм из отороченного золотом белого атласа и помещал бриллиантовую застежку на свою кожаную шляпу. Сам Жером, будучи повесой, проявлял похвальную терпимость к слабостям других. Так, например, случилось, когда он узнал, что его любовница Бланка Каррега изменяла ему с кавалеристом по имени Марбрей. Впрочем, обстоятельства этого разоблачения должны были бы принести Жерому некоторое удовлетворение, так как Бланка, имевшая не одну любовную связь, была застигнута Марбреем в объятиях солдата из Военного управления. В порыве гневной ревности Марбрей обоих их отстегал кнутом, и крики пострадавшей Бланки дали возможность Жерому заметить ее недостойное поведение. Он утешил ее, отослал Марбрея в вестфальский легион в Испании и изгнал любовника-соперника из своих владений, но Бланке было позволено остаться при дворе. Прошло немного времени, как она снова проявила неверность, на этот раз с братом Екатерины, принцем Вюртембергским, но Жером опять простил ее, попросив изменить свое поведение. Между тем Марбрея вернулся раненым в звании капитана с орденом Почетного легиона, но служба в Испании не смогла усмирить его темперамент, и он устроил другую неистовую сцену на публике, за что и был выслан из страны. Ему удалось отомстить несколько лет спустя, когда империя уже рушилась под напором союзников. Демонстрируя свою симпатию к Бурбонам, он привязал изображение наполеоновского ордена Почетного легиона к хвосту своей лошади.
Скандалы Бланки Каррега вскоре приобрели такую известность, что даже Жером не мог допустить ее пребывания при дворе, и она была отправлена в Швейцарию, где продолжала жить на хорошем довольствии, оплачиваемом ей принцем Вюртембергским. Жером успокоился иначе, и его иногда можно было увидеть покидающим бал в полночь в компании одной из фрейлин его жены, а на следующий день он появлялся с правдоподобным объяснением своего отсутствия.
Дни маскарадов, санных прогулок и постоянных уловок для получения денег по оплате оккупационных войск проходили, однако не только для Жерома. За шесть лет он накопил национальный дефицит, превышавший 14 миллионов франков, и поставил Наполеону около полумиллиона рекрутов при общем населении страны в 2 миллиона. Россия попирала Тильзитское соглашение, открыто торгуя с Англией, были и другие причины для разрыва отношений между двумя деспотами, которые в 1807 году поделили между собой Европу. По всему континенту маршировали солдаты, и столкновение между Россией и Францией было не за горами. К маю 1812 года Наполеон собрал огромную армию в районе Дрездена, и Жерому была предоставлена еще одна возможность добиться военной славы, когда он был назначен по совместительству командующим правого центра и армейской группой, насчитывавшей 600 тысяч человек. Это было намного более ответственное военное поручение, чем те, которые когда-либо выпадали на его долю, и единственное, что сдерживало его удовлетворение, было назначение лишенного юмора плешивого маршала Даву в качестве его партнера. Даву был известен как Железный маршал, и для этого имелись веские основания. Он был первоклассным, совершенно неподкупным солдатом, но Жером его не любил. Незадолго до этого Даву прибыл в Вестфалию, чтобы обеспечить вклад короля в содержание французской армии, и оказался глух к извинениям Жерома. Он, будучи человеком Наполеона, не допускал, чтобы что-либо возникало между ним и долгом. Он вынудил Жерома придерживаться соглашения по ремонту Магдебургской крепости за три миллиона франков, и во время своего пребывания показал себя как исключительно жесткий надсмотрщик. Трудно даже понять, почему Наполеон, величайший психолог, допустил, чтобы эти два человека разделили между собой командование, но он это сделал, и беды оставалось недолго ждать. Через два месяца после принятия командования Жером вновь очутился в немилости и оставался в опале вплоть до «Ста дней».