Жозеф в Нью-Джерси уже собрал вокруг себя миниатюрный двор из прежних камергеров и слуг, и там он мог бы и оставаться, если бы его обычные неудачи не преследовали бы его и через Атлантику. 4 января 1820 года большой дом, в который Жозеф вложил так много денег и вкуса, был уничтожен пожаром. Американские соседи его владельца ухитрились спасти большую часть содержимого. За эти усилия они получили письмо с благодарностью, адресованное местному судье, Уильяму Сноудену. Жозеф был приятно удивлен быстрым возвращением вещей, спасенных от огня. Король Испании был близко знаком с такими опытными грабителями, как маршалы Сульт, Ожеро и Массена. Никто из них не упустил бы такую прекрасную возможность поживиться за чужой счет.
Через некоторое время после смерти своего знаменитого брата Жозеф принимал депутацию, предлагавшую ему корону Мексики. Ответ его привел в восхищение американцев. Он многозначительно заявил: «Я носил две короны и не сделал бы ни шага, чтобы носить третью! Каждый день, который я провожу в этой гостеприимной стране, доказывает мне со все большей ясностью прелесть республиканских институтов Америки. Сохраняйте же их как ценнейший подарок Неба!» Следовательно, он опять проделал полный круг, вернувшись назад, в тот день, когда разгневал Наполеона, прогуливаясь по улицам Парижа «в круглой шляпе, коричневом сюртуке и превознося достоинства республиканизма». Но он был немного разочарован, когда после парижской революции 1830 года французский парламент заменил Карла X членом Орлеанской ветви семьи, а не обратился к дому Бонапартов. Семье все еще было запрещено возвращаться во Францию, и после смерти от чахотки в 1832 году сына Наполеона Жозеф посетил Англию, где к нему присоединились Люсьен, Жером и его племянник Луи Наполеон. Теперь он уже стал реальным, так же как и титулованным главой семейства, и трое братьев обсуждали будущее и вопросы дня, причем Жозеф сопротивлялся попытке изгнать орлеанцев. К тому времени число членов семьи сократилось с восьми до пяти. В 1825 году в доме своего мужа Камилла Боргезе умерла Полина. На ложе смерти она примирилась со своим мужем, который разделял ее безрассудства, когда они подобно принцам Ренессанса жили в Турине и растрачивали свой большой куш на праздники, маски и всяческие развлечения. Когда ее неистовые попытки получить разрешение присоединиться к Наполеону на острове Святой Елены закончились в связи с его смертью, Полине было сорок лет, но она все еще оставалась красивейшей женщиной своего времени. И она вернулась к своим развлечениям и удовольствиям, заполнявшим ее жизнь с тех пор, как ей удалось бежать от ужасов кампании в Санто-Доминго. С Камиллом она в конце концов разошлась. Он удалился в свой прекрасный дворец во Флоренции, она — в столь же прекрасный дом в Риме, где и развлекалась сверх меры. Ее вилла стала местом отдыха каждого расточительного человека в городе. У нее было два дома в Риме — дворец Боргезе и вилла поменьше, названная Виллой Полины, и оба они были знамениты своей элегантной и дорогой обстановкой. Каждую неделю без исключений Полина выступала хозяйкой впечатляющего бала, концерта, вечеринки или пьесы, и ее экстравагантность, должно быть, пугала мадам матушку, которая проживала поблизости и все еще призывала своих детей проявлять экономию. Одним из наиболее частых гостей Полины в то время был престарелый кардинал Феш, сводный брат Летиции, который всегда тянулся к своим племянникам и племянницам и поддерживал их интерес к играм. У кардинала был талант выживания, такой же как у Талейрана, и он невозмутимо преодолевал любой кризис. Очень немногие могли бы противостоять кардиналу Фешу, который был вкрадчивым, радушным и исключительно терпимым в отношении слабейших из его паствы, но в своем возрасте проявлял упорство, которое привело бы в замешательство противников бонапартистов. К примеру, он категорически отказался после падения Наполеона возглавить архиепископство Лионское, и Бурбоны были вынуждены через его голову назначить на этот пост эмигранта, аббата де Роана. Папа тогда запретил Фешу осуществлять духовную юрисдикцию в его бывшей епархии, но пожилой человек никогда особенно не интересовался духовными ошибками, своими собственными или чьими-либо еще. Он продолжал считать себя подлинным архиепископом Лионским и пополнял свою замечательную коллекцию картин, пока она не заняла три этажа его дворца в Риме. Вкус его был безупречен, он охватывал работы итальянских, голландских и фламандских мастеров. Располневший, либеральный и совершенно лишенный затаенной вражды, он обретал популярность везде, куда бы ни поехал, и после приемов у Полины на его компанию возник большой спрос.
В начале 1825 года Полина, которой уже минуло сорок пять лет, серьезно заболела и была отвезена в Пизу для принятия ванн. Воды не смогли восстановить ее здоровье, и по мере того как оно ухудшалось, у нее развилось чувство вины по отношению к Камиллу. Полина стала упрашивать, чтобы ее отвезли к нему. Боргезе, должно быть, был смущен ее предсмертной жалостью, но он удовлетворил ее просьбу, и она была перевезена в его дворец во Флоренцию умирать (как тогда говорили) в объятиях человека, чей характер был столь схож с ее собственным.
Двое из сестер умерли, а Каролина продолжала жить изгнанницей в Австрии, и ей было строго запрещено ступать на французскую или итальянскую землю. Наполеон смог в своей душе простить Мюрату его предательство, но мадам матушке было трудно проявить такой же дух прощения в отношении ее младшей дочери. Когда после второй реставрации семья воссоединилась в Риме, она отказалась принять бывшую королеву Неаполя и не смягчилась даже по истечении некоторого времени. В последние годы ссылки Наполеона на Святой Елене Каролина писала матери из Вены, запрашивая у нее заем. Ей было отказано со следующим замечанием: «Все деньги, которые у меня есть, предназначаются для Наполеона! Ведь это от него я их получила!» Частичное примирение произошло только через несколько лет, когда казалось, что мадам матушка умирает. Каролина получила разрешение нанести ей визит, продолжавшийся около месяца. Когда этот месяц прошел, она вернулась в Австрию, где и продолжала жить в стесненных условиях. Бурбоны конфисковали всю ее французскую собственность, и Фердинанд Неаполитанский захватил все оставленное ею в Италии как награбленное на войне, так что Каролина оказалась без постоянного дохода. Она, однако, не могла смириться с нищетой. Когда королем Франции стал Луи Филипп, проявлявший большее снисхождение к бонапартистам и разрешивший вновь воздвигнуть статую Наполеона на Вандомской площади, Каролина воспользовалась таким его настроением и поспешила в Париж, где, как сестра бывшего императора, предъявила претензии на государственную пенсию. Ко всеобщему удивлению, она получила ее. Палата депутатов проголосовала за предоставление ей суммы, эквивалентной 4000 фунтам стерлингов в год. Она с триумфом вернулась в Италию если не как королева, то как женщина, которая могла себе позволить хорошо одеваться и снова появляться в благородном обществе. Но ей не пришлось долго радоваться своей удаче. 18 марта 1839 года Каролина умерла во Флоренции в возрасте пятидесяти семи лет, погоревав за всех Бонапартов. Вероятно, ее мать в конце концов простила ей предательство 1814 года. Но бонапартисты, припоминая ее огромное влияние на мужа, продолжали взирать на нее как на предательницу, вина которой была намного большей, чем вина человека, который погиб в Пизе с ее портретом на шее.
Когда умерла последняя из дочерей Летиции, их матери уже три года как не было в живых. Со времени своего отъезда в Рим после Ватерлоо пожилая женщина разделяла жилье с кардиналом Фешем в палаццо Фальконьери. Она не участвовала в общественной жизни и никого не принимала, кроме членов своей семьи и немногих старых друзей. В любое время она могла бы вернуться во Францию, но отказывалась принимать такое милосердие, пока хотя бы одному из ее детей запрещалось приближаться к Парижу. Все уважали ее, и, хотя Летиция все еще была предрасположена к скупости, она была хорошим другом для местных бедняков. Пережила она своего мужа Карло более чем на пятьдесят лет, а своего знаменитого сына — на пятнадцать. Антоммарчи, хирург, который присутствовал при кончине Наполеона, по возвращении в Европу нанес ей визит, и она заставила во всех деталях описать последние часы ее сына. К концу жизни зрение ее стало слабеть, но она оставалась стройной, живой и преисполненной достоинства женщиной, которое не унаследовал никто из ее сыновей или дочерей. В восьмидесятилетием возрасте в ней сохранились следы ее необыкновенной красоты, а лицо никогда не теряло тех строгих черт, которые были ей присущи на протяжении всей жизни. 22 февраля 1836 года она умерла, как и жила, спокойно, без суеты. Это произошло на восемьдесят шестом году ее жизни.
Через год после смерти матери Жозеф, которому теперь было почти семьдесят, вернулся в Америку, но по мере старения он начал тосковать по родине и после краткого пребывания в своем перестроенном доме в Бордентауне благополучно вернулся в Европу, где посетил Англию и Германию, пытаясь укрепить здоровье и изучая со своим племянником, младшим ребенком Гортензии, возможность возрождения интересов Бонапартов. На следующий, 1840 год он перенес паралич и, испробовав несколько лекарственных средств, отправился на юг Италии, чтобы возобновить там прерванную уединенную жизнь с Жюли и своими братьями. Затем он получил разрешение устроиться во Флоренции, где принялся было поправлять здоровье, но потерпел неудачу и пал духом. Время от времени в нем поднималось возмущение несправедливостью Бурбонов, сохранявших приговор об изгнании братьев Бонапарта, и он, вероятно, счел бы за приятный сюрприз, если бы ему было разрешено вернуться умирать во Францию. Люсьен и Жером часто виделись с ним, но Люсьен раньше него сошел в могилу, встретив смерть в Витербо в 1840 году.
Последние годы Люсьена были приятными и лишенными событий. Пламя революции давно уже выгорело в нем, и в свои последние годы он посвящал время раскопкам этрусского города Ветулонии, который случайно был обнаружен на территории его поместья. Он держался в стороне от политики, и его краткое выступление в 1815 году оказалось для него последним опытом ораторского искусства. В 1831 года в папских государств