Рядом на расколотом вдоль бревне, уложенном на два пня, сидел "дядя Вася". Такие лавочки сооружены почти возле каждой землянки. Лагерь обжит, через болота проложена надежная гать, настил притоплен в воду. Заготовлены дрова на зиму. На высоких соснах сооружены неприметные площадки для наблюдателей. Выставлены секреты и дозоры. Ни суеты, ни крика. Штаб бригады живет размеренной деловой жизнью. Уходят на задания группы. Летят под откос вражеские эшелоны, горят склады, громятся фашистские гарнизоны. Сотни людей собирают сведения о передвижении гитлеровских войск на железной дороге и на шоссе. Можно сказать: ни один фашист не пройдет незамеченным. В определенное время штаб бригады связывается по радио с центральным штабом партизанского движения. Идут шифровки в Москву и из Москвы.
"Дядя Вася" прислушался к тоненькому писку, доносившемуся из землянки. Эдисон работает.
– Значит, контакты с ней исключены?
– Исключены. Любой контакт только расширит сферу слежки. И приведет к провалу. - Алексей Павлович осторожно, чтобы не сломать, достругивал кончик прутика.
– Думаю, пора Гертруду забирать из города.
– Все не так просто, командир. У нее сын, Павлик, в Берлине. В руках Доппеля. Старый нацист знал, что делает. Ему надо, чтобы Гертруда выколачивала деньги из гостиницы и не рыпалась. Пока Павел у него в руках - и Гертруда у него в руках. К тому же в глазах окружающих он добрый наци, обращает мальчишку в свою веру. Вот такой узелок, командир.
– Н-да… Но если Гертруда провалится…
– Павлу все равно не поздоровится. Да и Доппелю, вероятно. Я даже предполагаю, что из тюрьмы ее вызволил Доппель. Нажал в Берлине на какие-то пружинки. Витенберг вынужден был ее выпустить. И наблюдает. И припрет к стенке и Гертруду и Доппеля вместе с ней. Фашисты, как пауки в банке, командир. Готовы в любой момент сожрать друг друга.
– Выходит, как ни кинь - все клин?
– Выходит.
– Гертруду надо из города забрать, - повторил "дядя Вася". - Она для нас ценный человек. И сделала очень много. Не по-нашему это, своих в беде бросать.
– У меня у самого душа болит. Я ее в эту историю втравил. Между прочим, когда я ей предложил в тюрьму сесть, чтобы ее немцы оттуда вызволили, не задумываясь согласилась. А ведь у нее дети!
– Ты что, Алексей, себя уговариваешь?
– Да не уговариваю, - раздраженно сказал Алексей Павлович. - Я все понимаю, выхода не нахожу!
– Слушай, а ты, часом, в Гертруду не того?… - лукаво спросил "дядя Вася".
– Эх… Не будь ты командиром, наладил бы я тебе сейчас по шее.
– Ладно, Алексей, не сердись. Это я так, чтобы тебя из равновесия вывести. Спокойный ты больно стал. Помнишь, мы с ней на речке встретились, ее твой дружок привез… Как его?
– Обер-лейтенант фон Ленц.
– Пусть фон Ленц… - "дядя Вася" умолк, поджал губы.
– Ну… - не выдержал молчания Алексей Павлович.
– Не "нукай", не запряг… Как бы ее вместе с сыном снова туда выманить.
– Зачем?
– Засаду устроим. Нападем. Захватим в плен. Пусть тогда немцы по ней плачут. Погибла патриотка великого рейха!… А? И Витенберг с носом. И Павел цел. И Гертруда с нами.
– Ну, командир!… - Алексей Павлович загорелся. - В этом что-то есть… Определенно есть в этом сермяга… Есть сермяга… Только как ее из города выманить? Да прямо на засаду?
– Это уж твоя забота. Думай.
Из землянки вышел Серега Эдисон в новеньком ватнике, накинутом на плечи.
– Радиограмма, товарищ командир.
– Иду. А ты думай, Алексей. День тебе на раздумья.
Алексей Павлович кивнул. Спросил Серегу:
– Как, Эдисон, обживаешься?
– Как дома. Половина знакомых. - Эдисон улыбнулся.
– А почему у тебя борода не растет?
Серега покраснел.
– Не знаю, товарищ командир разведки.
– Алексей Павлович меня зовут. Ты ведь с Василем Долевичем в одном классе учился?
– Так точно.
– Василю шестнадцать. А тебе сколько ж?
– Восемнадцать, - все больше краснея, ответил Серега.
– А по правде?
Серега помолчал, подумал, не выгонят же из отряда… Уж раз попал - не выгонят! И сказал:
– Тоже шестнадцать.
– Как же ты в школу радистов попал? Охмурил кого?
– Прибавил два года. Справку с завода принес. Из отдела кадров.
– Да-а, - засмеялся Алексей Павлович. - Лопухи у вас в отделе кадров сидят.
– Нет, - вступился Серега за отдел кадров. - Не лопух он. Просто видит плохо. А я очки газеткой прикрыл. Он поискал, рассердился и спрашивает: "Какой тут год?" Ну, я и прибавил.
– Ладно, Эдисон. Ты мне не говорил, я тебя не слышал. Найди-ка мне дружка своего.
– Ржавого? Есть!
И Серега побежал искать Долевича.
Через три дня из лагеря на особое задание вышел небольшой отряд партизан. Вел его Алексей Павлович. Никто в штабе бригады не знал, куда он направляется и зачем. Впрочем, это никого не удивило. Все рейды начинались так, втихую. Уж потом командир ставил задачу. Чтобы каждый понимал, что надо делать. В группе был и Василь. Напросился. И Алексей Павлович не смог отказать. Обычно командир верил в успех. В этот раз Алексея Павловича одолевали сомнения. Потому что успех зависел не от него. Скорее от штандартенфюрера Витенберга.
Тетя Шура понимала, что даже судомойка у фашистов под наблюдением. Просто так на улице не подойдешь. Злата возвращалась поздно. И как не боится девочка? Тетя Шура решила подождать ее во дворе.
Злата вздрогнула, когда незнакомый женский голос окликнул ее из темноты, машинально прижала к груди узелок с костями и мясными обрезками.
– Тебе привет от Василя, - произнесла невидимая женщина. - Надо поговорить.
– Заходите, - пригласила Злата.
– Хорошо. Только свет не зажигай.
Злата открыла дверь. В дом бесшумно проскользнула темная фигура.
– Запри дверь. У тебя на кухне окно занавешено?
– Кажется.
– Проверь.
Злата прошла на кухню, наткнулась на стул. Стул громыхнул.
– Занавешено.
– Ты обычно свет зажигаешь, когда приходишь?
– Да.
– В комнате?
– В комнате.
Злату удивляли вопросы. Тетя Шура поняла это.
– Не удивляйся, - сказала она. - И зажги в комнате свет. Чтобы все, как обычно. А я на кухне посижу. - Она прошла на кухню.
Злата зажгла в комнате свет. Посмотрела на спящую Катерину. Одеяло почти совсем сползло на пол, она поправила его.
В темной кухне на стуле сидела женщина. Злата не видела ее лица. Слабый свет пробивался через дверь.
– Садись, - сказала женщина. - Разговор у нас очень серьезный. О жизни и смерти.
– Что-нибудь с Василем?…
– Да нет… Василь тебе кланяется. Как ты с Катериной справляешься?
– Нормально.
Злата не видела лица женщины и потому не очень-то доверяла ей. А потом странным казалось, что надо было зажечь свет в комнате и не зажигать на кухне. Откуда эта женщина? Кто? Женщина пошарила по столу, нащупала пакет с косточками.
– Серому косточки?
Про Серого никто знать не должен. Серого ищут. Злате стало не по себе.
– Сами едим. Суп варим.
– Меня зовут тетя Шура, - сказала женщина. Голос у нее был тихий и приятный. - Людей, которые меня послали, ты не знаешь. Кроме Василя Долевича. А Серый у Пантелея Романовича спрятан. Видишь, я все знаю. Даже знаю, что вы с Василем пожениться собираетесь, когда фашистов прогоним.
Уж этого никто, кроме Василя, знать не мог! Значит, Василь ей сказал. Значит, она действительно из леса, от Василя.
– Дело к тебе, Злата. Ты Гертруду Иоганновну видишь?
– Вижу. Она на кухню заходит каждый день.
– Разговариваете?
– Так… Здрасте - до свидания. Она же хозяйка, а я посудомойка.
– А ведь она тебя зимой выручила, когда офицерик об кровать стукнулся.
– Вы и это знаете? - удивилась Злата.
– Теперь ее выручать надо. Служба безопасности у нее на шее петлю стягивает. Уходить ей надо из города, а за ней хвосты ходят, шпики, - пояснила тетя Шура. - И Павлик в Берлине.
– Понимаю.
– Хорошо, что понимаешь. Партизаны разработали план. Найди возможность пересказать его Гертруде Иоганновне. Это очень важно. Очень.
– Понимаю, - одними губами прошептала Злата.
Они еще долго сидели за столом в темной кухне и шептались.
А после того как тетя Шура ушла в ночь, Злата долго еще не могла уснуть. Многое открылось ей. Она по-новому увидела Гертруду Иоганновну. Они были несправедливы к ней. Они в душе ненавидели ее. Она была для них немкой, хозяйкой гостиницы. И с Петькой и Павликом они перестали дружить, сыновьями немки, которая пошла работать к фрицам. Даже то, что она выручила тогда ее и Шанце, было не в счет. Она выручала себя. Ей было бы плохо без повара. И она не хотела скандала.
Завтра она найдет возможность поговорить с Гертрудой Иоганновной наедине. Так, чтобы ни одна живая душа не узнала об этом.
Но поговорить наедине с Гертрудой Иоганновной ей не пришлось. Она успела только шепнуть ей:
– Вам привет от Алексея Павловича. Он просил починить замок его чемодана.
Она видела, как ресницы Гертруды Иоганновны дрогнули.
– Шанце, давайте посмотрим меню. И выясним, что у нас с посудой. - Гертруда Иоганновна сказала это повару по-немецки. Злата ничего не поняла. Они ушли в каморку повара.
Вот тебе раз! Может, она сказала что-нибудь не так? Да нет, точно, как велела тетя Шура. Злата растерялась, но тут ее позвал Шанце. Она пошла в его каморку. Гертруда Иоганновна сидела у стола. Шанце прислонился к двери.
– Что ты должна мне сказать? - спросила Гертруда Иоганновна по-русски.
Злата покосилась на Шанце.
– Можешь при нем. Его не надо бояться.
Злата начала сбивчиво передавать все, что говорила ей тетя Шура.
– Не торопись, Злата. Еще раз, - попросила Гертруда Иоганновна.
Она слушала молча, опустив веки. Только один раз задала уточняющий вопрос. Потом встала, потерла ладошкой покрасневшую щеку.
– Спасибо, Злата. Вы все ошень хорошие люди, ошень храбрый народ. Передай, я все сделаю.