Разумеется, не принципиальные вопросы, а закулисные махинации в конечном счете сорвали выдвижение Дж. Кеннеди кандидатом в вице-президенты. Парализовать их семья Кеннеди не смогла. Член делегации штата Северная Дакота рассказывал о конвенте: «Я никогда не забуду Бобби Кеннеди во время голосования. Стоя перед нашей делегацией, он со слезами на глазах домогался наших голосов». Когда же при окончательном подсчете голосов прошел другой кандидат в вице-президенты, Дж. Кеннеди появился на трибуне конвента и с изяществом необыкновенным признал поражение. Лучезарно улыбаясь, он поблагодарил делегатов, «оказавшихся столь добрыми ко мне сегодня. Я думаю, что это вне всяких сомнений доказывает силу и величайшее единство демократической партии».
Роберт Кеннеди уезжал из Чикаго в мрачном настроении. «Мы им покажем», – цедил он сквозь зубы, не называя никого конкретно по имени. Джон подошел к делу куда более реалистически – прямо с конвента он отправился в поездку по стране агитировать за Стивенсона. Он выступил со 140 речами в 26 штатах. А Джозеф Кеннеди в эти недели отдыхал на Французской Ривьере. Джон сообщил отцу по телефону: «Мы сделали все, что могли, папочка. Повеселились, и я не валял дурака». Джозефа навестила на Ривьере К. Люс, тогда американский посол в Италии.
– Вы, наверное, горды тем, что Джэк был так близок к посту вице-президента, – польстила она отцу.
– Да, – невозмутимо отозвался Джозеф, – но мне было бы куда более приятно, если бы он проходил от республиканцев.
Кеннеди вернулся в сенат с национальной славой неудачливого кандидата в кандидаты на пост вице-президента. Это значило немало и, во всяком случае, утяжелило его суждения в сенате. При прохождении законов он настаивал на скрупулезном соблюдении конституционных норм, даже рискуя заработать репутацию ретрограда, как случилось при принятии закона о гражданских правах в 1957 году. Пристрастие Кеннеди к юридическим нормам сыграло на руку крайним реакционерам, всячески затягивавшим обсуждение законопроекта. К концу года оп получил сомнительную славу «любимого янки диксикратов». У Р. Кеннеди вошло в обычай припоминать о конвенте в Чикаго как о времени, когда его брат «был спасен от вице-президентства».
Постепенно Дж. Кеннеди прослыл, и вполне обоснованно, сторонником компромиссов, а сам подчеркивал важность интеллектуального подхода к политическим проблемам. Политиков, сообщил он в речи в Гарвардском университете, следует для отрезвления «окунать в студеные воды научных учреждений… чтобы они не стали пленниками собственных лозунгов». Роль политиков и ученых в области общественных наук аналогична: «Если первый удар свободе в любой стране с репрессивным режимом наносит политик, то второй – книга, газета, брошюра». Такие ученые даже более опасны, они «могут легко менять свои позиции, ибо им не нужно тащить за собой якорь общественного мнения». Поэтому необходимо содружество политиков и ученых – «компромиссы и завоевание большинства, процедурные установления и права оказывают воздействие на принятие конечного решения о том, что правильно, или справедливо, или хорошо».
Молодой, но маститый сенатор не упускал из виду постоянно напоминать, что его призвание – политика и только политика. В интервью журналу для женщин «Лейдис хоум джорнал» он сообщил: «У меня нет цельной философии жизни. У меня есть семья и работа. Я согласен с мнением греков времен античности – нужно полностью использовать свои возможности и добиться совершенства. Я люблю политику. Иная жизнь для меня немыслима. Жить – значит действовать. Политика дает мне все, что может обеспечить другая работа, и кое-что сверх этого: она интересна, достойна, полезна и является средством вершить великие дела». Очень целеустремленная сентенция – по статистике, тогда в США насчитывалось избирательниц-женщин на два миллиона больше, чем мужчин.
Философия философией, а тем временем пришел 1958 год – год перевыборов в сенат. То, что победа на выборах была обеспечена, сомнений не было. Задача заключалась в другом – сделать ее по возможности внушительной. Газеты предсказывали, что он победит большинством в 200– 250 тысяч голосов. Республиканцы выставили против Кеннеди малоизвестного юриста В. Целеста, уже раз побежденного Кеннеди в 1950 году на выборах в палату представителей. «Я сражаюсь против этого миллионера Джона Кеннеди», – внушал Целест. Он говорил еще: «Какое право имеют Кеннеди и его брат Бобби судить о делах рабочих, не проработав ни дня за всю свою жизнь».
Учитывая направления обвинений, Дж. Кеннеди относительно без больших затрат провел кампанию (он вежливо отозвался частным образом о политиках Массачусетса как о «банде воров»), положившись на добровольцев. Он сам потрудился достаточно, по проторенным дорогам вновь объездил штат, произносил речи, принимал различных лиц, улыбался, а как-то раз, выхватив палочку у дирижера, прошел во главе оркестра. Накануне выборов усталый Джон возвращался в Бостон. Автомобиль притормозил – через дорогу ковыляла дряхлая старушка. «Останови машину», – приказал Кеннеди. Он вышел, поздоровался и попросил бабушку отдать ему голос на выборах на следующий день.
Победа оказалась головокружительной – большинство в 874608 голосов. Такой победы никто и никогда не одерживал в штате Массачусетс. С точки зрения дальнейших перспектив, удача в 1958 году с лихвой перекрыла позитивные последствия неудачи в 1956 году.
Многие неудобства – повседневная работа, неизбежные схватки и вырастающие из них симпатии и антипатии, – сенат компенсирует одним – возможностью ораторствовать на национальном форуме. Крупный сенатор заметен на Капитолийском холме, видном даже из отдаленных уголков страны. Значит, нужно являть собой зрелище, приятное для глаз. Еще в 1952 году 300 вашингтонских корреспондентов сошлись на том, что Джон Кеннеди – «самый красивый» депутат в Капитолии. Парикмахер сената Давид Хайли, колдуя над прической Джона, всецело сознавал важность своих обязанностей. «Подрежем спереди, но не слишком много», – бормотал он, а любопытствующим газетчикам скромно объяснил: «Мы должны показать лицом торговую марку сенатора!»
Во второй половине 50-х годов Кеннеди до конца использовал завидное положение. Еженедельно в канцелярию сенатора в среднем поступало до 100 приглашений выступить. Он не мог удовлетворить всех, в 1957 году произнес лишь 150 речей, в 1958 году – только 200. Коль скоро выяснилось, что Кеннеди обладает неплохим слогом, интересно и внятно пишет, журналы засыпали его заказами. Писал он обильно: о политическом мужестве для женщин в «Маккол», страницы «Американ уикли» украсила его статья «Чему научила меня болезнь», о братьях рассказал в «Парейд». О великом множестве других вопросов он трактовал во многих журналах. Среди сенаторов, пользовавшихся библиотекой конгресса, Кеннеди стоял на первом месте. По самым скромным подсчетам, его производительность составляла в среднем 12 крупных речей и статей в месяц.
Труд, неподъемный даже для человека, живущего пером. Технология творчества выглядела примерно так: когда Соренсен, например, вручил Кеннеди проект статьи, которая в конечном итоге появилась в октябрьском номере за 1957 год «Форин Оффис» под заголовком «Демократ смотрит на внешнюю политику», нет сомнений, как именно ее составили. За месяц до вручения проекта профессор Латам писал Соренсену: «Надеюсь, что не слишком запоздал с обещанным материалом для статьи о внешней политике, которую вы, сенатор, и бог знает кто еще, пишете для «Форин Оффис». Посылая окончательный вариант статьи Кеннеди, Соренсен выразил надежду: «Она в целом удовлетворительна и не слишком помешает Вам наслаждаться поездкой по Калифорнии». Редактору журнала Г. Армстронгу статья поступила с запиской Кеннеди, в которой говорилось: «Мне было приятно как написать эту статью, так и поразмышлять по поводу некоторых поднятых в ней вопросов». Иные работы с именем Дж. Кеннеди издавались заинтересованными организациями. Кингу «Нация иммигрантов», написанную в основном Соренсеном в 1958 году, издала Лига против диффамации евреев Бнай Брита.
Кеннеди, добиваясь популярности, еще законодательствовал в сенате. Вместе с Р. Кеннеди он принял активнейшее участие в подготовке антирабочего закона Ландрама – Гриффина, вступившего в силу в 1959 году. Сенатор был среди тех, кто настоял на крупных ограничениях прав профсоюзов. Даже прожженный профбюрократ Дж. Мини бросил в лицо Кеннеди: «Я могу только сказать: спаси бог нас от наших друзей». «То же могу сказать и я», – невозмутимо отозвался сенатор.
Главное было сделано – закон прошел. Что касается публичного отношения к организованному рабочему движению, то в октябре 1959 года сенатор выступил на съезде объединенного профсоюза рабочих автомобильной промышленности и горячо заявил: «Я понимаю, что закон о трудовых отношениях 1959 года – не тот закон, которого хотели вы и я. В нем содержится много статей, вписанных врагами рабочих». Тут же Кеннеди подкрепил симпатии к «рабочему движению» делами: различного рода маневрами он сумел погасить обвинения в коррупции руководства этого профсоюза. За это он удостоился признательности со стороны У. Рейтера и части профбюрократов, избавленных от публичного позора.
Популярность Кеннеди кругами шла по стране. Летом 1959 года отъявленный расист, губернатор штата Алабама Д. Паттерсон объявил, что поддержит кандидатуру Кеннеди в президенты. Он оказал поистине медвежью услугу – лидеры движения афроамериканцев пришли в ужас. В связи с поддержкой Паттерсона они призвали черных и их друзей исключить Кеннеди из числа кандидатов. Заявление Паттерсона – «жернов на моей шее», жаловался Дж. Кеннеди. Он пригласил видных негритянских деятелей, поддерживавших демократов, и еще раз объяснил, что заявление Паттерсона – «самый тяжкий крест, который мне приходилось нести». Не очень помогло, редактор негритянской газеты «Нью-Йорк ситизэн колл» Ч. Стоун писал в передовице: «Есть одна вещь, которую нельзя купить за деньги, – либеральную и честную позицию в отношении негров и их борьбы за равноправие. Кеннеди – тот человек, который завтракает с одним из величайших ненавистников негров – Паттерсоном. Кеннеди – тот человек, который ездил в штат Миссисипи, произнес там речь, покрытую горячей овацией. Разве можно назвать человека другом негров, если его встречают овацией в Миссисипи?»