Как-то президент пригласил на обед видного французского деятеля. Разговор коснулся живучести старых мифов в обновленном мире. «В XIX веке, – заметил француз, – внешним конфликтом в Европе было: республика против монархии. Однако в действительности конфликт сводился к следующему: пролетариат против буржуазии. В XX столетии внешне конфликт предстает так: капитализм против пролетариата. Но мир идет вперед, и в чем же ныне основной спорный вопрос?» Подумав и, вероятно, припомнив внушения Гелбрейта, Кеннеди ответил: «Речь идет о руководстве промышленным обществом. Это проблема не идеологии, а администрации».
Об этом президент говорил и в массовой аудитории. Выступая в мае 1962 года, он подчеркнул, что главная спорная проблема современности «сводится не к глубоким столкновениям в философии или идеологии, а к путям и средствам достижения общих целей… Сейчас речь идет не о великой войне соперничающих идеологий, потрясающей страну страстями, а о практическом управлении современной экономикой. Нам нужны не ярлыки и клише, а серьезное обсуждение сложных и технических вопросов, связанных с тем, как двигать вперед громадную экономическую машину».
Кеннеди и его советники в то время, видимо, верили – за океаном Н. С. Хрущев знает точно, как это сделать. На рубеже пятидесятых и шестидесятых годов он выдвинул «задачу в течение ближайшего десятилетия превратить нашу страну в первую индустриальную державу мира, добиться преобладания над США как по абсолютному объему промышленного производства, так и по объему производства промышленной продукции на душу населения… Я помню, в молодости мы пели: «Наш паровоз вперед лети! В Коммуне – остановка». Теперь же мы и вся социалистическая система двигаемся вперед не на паровозе, а на могучем электровозе. Нет никакого сомнения в том, что наш социалистический экспресс перегонит и оставит капитализм позади. Не те силы у капитализма, не та тяга!»
Эти расчеты основывались на том, что в 1960—1980 годы среднегодовой прирост промышленной продукции в СССР должен был составить 9—10 процентов, а в США не более 2 процентов. Н. С. Хрущев сообщал: «Многие западные политические деятели иной раз говорят:
– В достижения вашей промышленности мы верим, но не понимаем, как вы выправите положение с сельским хозяйством.
Беседуя с ними, я говорил:
– Обождите, мы вам еще покажем кузькину мать в производстве сельскохозяйственной продукции».
Когда ураган речей Н. С. Хрущева подкреплялся успехами советской науки и техники, в первую очередь Спутником, тогда администрация Дж. Кеннеди очень серьезно взялась за дело – не допустить победы социализма в экономическом соревновании с капитализмом. Вашингтон ввел в дело многие и разнообразные меры. В первую голову двинуть американскую экономику.
Теоретики-экономисты в США в то время, грубо говоря, разделились на две школы. Первая из них утверждала, что автоматизация, структурные изменения в экономике приводит к тому, что, как ни парадоксально, возникает нехватка квалифицированной рабочей силы. Новые виды производства требуют постоянного притока обученных рабочих. Достаточное количество таких рабочих не приходит на предприятия, хотя существует «технологическая безработица». Отсюда – замедление темпов экономического роста. Выход – лучшая подготовка рабочих при помощи государства, забота правительства о «районах упадка» и т. д.
Другая школа усматривала беду в недостаточном платежеспособном спросе. Экономисты этого направления настаивали на том, что высокие налоги на предпринимателей замедляют темпы экономического роста, что, в свою очередь, умножает ряды безработных. В результате происходит дальнейшее сужение платежеспособного спроса. Выход – более гибкая фискальная политика: снижение налогов главным образом на предпринимательскую деятельность, не останавливаясь перед ростом государственного долга. За каждым из двух описанных подходов стояли живые люди, убежденно отстаивавшие соответствующие доктрины.
Кеннеди попытался синтезировать оба подхода, назначив министром финансов, председателем совета экономических советников при президенте и директором бюро бюджета людей, придерживающихся различных точек зрения в рамках двух указанных направлений. Он именовал их русским словом «тройка». В первые месяцы его администрации «тройка» выдвинула предложение снизить налоги на предпринимателей. Кеннеди ответил: «Я понимаю необходимость снижения налогов, однако это не очень совпадает с моими призывами к жертвам». Он предвидел политические затруднения – нельзя в самом начале президентской карьеры открыто связать себя с крупным бизнесом.
Пока он пошел по пути, рекомендованному сторонниками структурных изменений. Первая сессия 87-го конгресса приняла законы о развитии отдельных районов, о жилищном строительстве, об увеличении пособий безработным, помощи детям безработных, о повышении минимальной почасовой заработной платы и ряд других. То были структурные реформы, приведшие к дальнейшему укреплению государственно-монополистического капитализма. Организующая роль правительства в экономических делах повысилась. Президент в интересах страны, как он понимал их, требовал от бизнеса дисциплины, дисциплины и дисциплины. Это подготовило серию серьезных конфликтов президента с деловыми кругами.
Еще президент Рузвельт создал совещательный комитет бизнеса, организацию, связывающую министерство торговли с крупнейшими монополиями. К приходу Кеннеди в Белый дом комитет занял особое положение при правительстве, его члены обсуждали втайне с официальными лицами важнейшие экономические проблемы, имея доступ к конфиденциальной информации, отсюда – понятные злоупотребления. Кеннеди приказал положить конец скверной практике. Соответственно его министр торговли Ходжес информировал бизнесменов: «Вы никогда не услышите от меня, что наша страна должна поступить так или иначе, ибо этого желает бизнес. То, что хорошо для «Дженерал моторс», для страны может быть хорошо, а может быть и плохо».
Негодованию некоронованных королей Америки не было предела, они не привыкли подчиняться. Кеннеди счел необходимым отмежеваться от Ходжеса. В августе 1961 года он встретился с руководителями торговой палаты, национальной ассоциации промышленников и комитета экономического развития. Президент в лоб спросил их: «Господа! Правительство считают настроенным против бизнеса. Почему?» Внятного ответа президент не получил. В кругу единомышленников он сокрушался: данный бизнесмен может быть умнейшим человеком, но деловая община в целом не понимает государственных интересов. «Дело в том, что бизнес больше не уверен в себе. Стоит мне сказать что-либо, что расстраивает бизнесменов, они просто увядают. Мне приходится тратить время и энергию, чтобы вдохнуть в них бодрость, иной раз крутыми мерами».
По словам Гелбрейта, «самым важным нововведением в экономической политике администрации Джона Ф. Кеннеди» было давление правительства в пользу стабильности цен и зарплаты. Тем самым Кеннеди надеялся избежать инфляции и достигнуть внушительных темпов роста. Ему в общем удалось договориться с руководителями профсоюзов и заручиться согласием монополистов. Президент предвкушал гармоническое развитие экономики в соответствии с «направляющими» – зафиксированным уровнем цен и заработной платы.
Но оказалось, что он все же плохо знал нравы среды, в которой сам вырос. 10 апреля 1962 года председатель правления «Юнайтед стейтс стил» Р. Блау без предварительной договоренности явился в Белый дом и сообщил о решении повысить цены на сталь на 6 долларов за тонну. Еще не окончилась беседа с президентом, как сталелитейные кампании передали сообщение об этом в прессу. Кеннеди был потрясен. Повышение цен на сталь неизбежно повлекло бы за собой лавину отрицательных последствий – автоматически возросли бы цены на важнейшие промышленные товары, профсоюзы выдвинули бы требования о повышении заработной платы и т. д. Упорядоченный курс, имевший в виду развитие экономики, которая налаживалась с таким трудом, был бы сорван. Вместе с «Юнайтед стейтс стил» выступили еще пять крупных монополий. В холодном бешенстве Кеннеди поклялся проучить зазнавшихся стальных баронов-разбойников – 6 концернов давали 85 процентов продукции сталелитейной промышленности.
Президент, нисколько не заботясь о том, что его слова станут достоянием страны, бросил: «Мой отец всегда говорил мне, что все бизнесмены – сукины сыны. Я не верил этому до сегодняшнего дня». Реплика президента попала в печать. Впервые за 111 лет существования «Нью-Йорк таймс» такие бранные слова появились на ее страницах. На пресс-конференции он уточнил: «Отец имел в виду именно сталелитейные компании и сообщил мне в 1937 году свое мнение, которое я счел необходимым напомнить сейчас… Я процитировал сказанное им и указал, что в этом случае, как и во многих других, он не был полностью не прав». Восторг публики неописуем: выпускник Гарварда отлично владеет лексиконом человека улицы. Через несколько дней в беседе с Соренсеном и Шлезингером президент добавил: «Они действительно банда сволочей. Теперь я говорю это от себя, а не потому, что мне сказал отец».
В считанные часы после опрометчивого визита в Белый дом Блау и К° ощутили тяжесть руки федерального правительства. Министерство юстиции занялось выяснением вопроса, в какой мере решение сталелитейных компаний нарушает антитрестовское законодательство. Агенты ФБР рьяно взялись за дело, поднимая далеко за полночь с постелей интересовавших их лиц. «Методы гестапо», – восклицал председатель национального комитета республиканской партии. Министерство обороны объявило о передаче заказов концернам, не повысившим цены на сталь. Заказ на стальной лист для подводных лодок на 5,5 миллиона долларов, половина которого была намечена для «Юнайтед стейтс стил», целиком пошел компании, сохранившей старые цены. Экономисты быстро подсчитали, что передача правительственных заказов таким компаниям сразу поднимет их долю в национальном производстве стали с 15 до 25 процентов.
На специальной пресс-конференции Кеннеди жестко заявил, что повышение цен на сталь «совершенно неоправданный и безответственный вызов государственным интересам», брошенный горсткой руководителей с