ьезными делами. Один из постоянно сидевших с ним на заседаниях совета национальной безопасности с восхищением вспоминает о дисциплине Джонсона: «Молчалив, внимательно слушает, говорит редко и лишь тогда, когда попросят, только сплетенные пальцы рук в постоянном движении, иногда он сжимает их так, что белеют суставы».
Кеннеди не видел необходимости ломать традицию, вице– президент в США – фигура малозначительная. Единственное изменение: президент приказал, чтобы вице-президент был должным образом подготовлен занять место президента, если оп погибнет в термоядерной войне. Однако Л. Джонсона не слишком информировали по всем текущим государственным делам. Кроме того, Кеннеди, вероятно, считал, что за Джонсоном нужен глаз да глаз. В результате, писал один журналист в 1965 году, «во время пребывания в должности лояльность Джонсона подверглась суровому испытанию. У него было неприятное ощущение, что за ним негласно следят, а его телефонные разговоры подслушивают. Посторонние могли только догадываться, как тяжела была его жизнь и какие мрачные мысли обуревали его по поводу собственного политического будущего».
Кеннедизм как система правления складывался в довольно стройную систему, корни которой питали американские спецслужбы и карательные органы. Слов нет, Дж. Кеннеди поголовно завидовали в политическом мире Соединенных Штатов, завидовали, конечно, по-разному – по доброму и с различными степенями злости. Единодушны были в одном – ЦРУ и ФБР возвели Дж. Кеннеди в Белый дом. «Ни одно правительственное ведомство не вызывало более мрачных подозрений (у Р. Никсона), чем ЦРУ… По словам Эрлихмана (помощник Никсона), он злобствовал как собака по поводу того, что в разведывательном сообществе кадры раздуты, контроль над ним был слишком слаб, и обходилось оно чрезмерно дорого. Однако истинная причина недовольства Никсона носила личный характер – он винил ЦРУ за то, что на президентских выборах 1960 года Джон Ф. Кеннеди нанес ему поражение».
Вознаграждение ЦРУ от президента Дж. Кеннеди последовало. К началу 60-х годов ЦРУ превратилось в гигантского кальмара, придушившего в своих интересах внешнеполитические учреждения США. Бюджет ЦРУ на 50 процентов превышал бюджет госдепартамента (составляя, однако, менее половины расходов на разведку министерства обороны). В ЦРУ работали люди, лучше подготовленные, чем на дипломатической службе. В разведке получали больше, а поскольку А. Даллес отбил попытки маккартистов освободить от «неблагонадежных» его подразделения, аппарат ЦРУ, в отличие от дипломатического, не был деморализован, оставался сплоченным и высоко ценил честь мундира. Работа ЦРУ проходила вне контроля американских послов. Не говоря уже о праве шифропереписки, разведка постепенно создала свою систему авиационной связи и даже собственные боевые части, Во многих американских посольствах было больше работников ЦРУ, чем дипломатов.
Кеннеди, разумеется, не поставил под сомнение проведение подрывной и разветвленной разведывательной деятельности, он просто напомнил, и недвусмысленно, что ЦРУ – только исполнительный орган конституционного правительства. Президент циркулярным письмом американским послам приказал: «Контролировать всю внешнеполитическую деятельность правительства США». То был удар по самодовольной разведке. Выполнение указания президента зависело в значительной степени от личности данного посла. Это очевидно, как очевидно и то, что впервые после второй мировой войны разведчики попали под прямой политический контроль.
Изменения эти были невозможны без участия министра юстиции Р. Кеннеди, которому президент поручил наблюдение за ЦРУ. Р. Кеннеди всецело разделял взгляды президента и внес со своей стороны большую лепту в упорядочение правления и ограничение функций «невидимого правительства». К тому времени более четверти века глава ФБР Э. Гувер взял за правило прямо обращаться к президенту. Хотя Дж. Кеннеди охотно принимал Гувера и взахлеб сплетничал с ним, братья Кеннеди указали Федеральному бюро расследований его место: орган в системе министерства юстиции. Негодующему Э. Гуверу пришлось признать непосредственного начальника – Р. Кеннеди. Гувер в бессильной ярости все возвращался к своей ошибке 1960 года, «по словам Салливана (У. Салливан до 1971 года третий по положению человек в ФБР), Гувер винил себя за то, что Кеннеди стал президентом». Не ослабив ни на йоту систем разведки, контрразведки и политического сыска в выполнении их прямых функций, а напротив, усилив их, президент основательно развенчал героев плаща и кинжала, самозваных сверхпроницательных гениев шпионажа, возомнивших себя выше и способнее всех. Он сбил позолоту, многими слоями облепившую ЦРУ и ФБР, а обе достойные организации с незапамятных времен широко рекламировали себя, и представил их в первозданной наготе исполнительных органов правительства. Не больше.
Интеллигентный Дж. Кеннеди был глубоко убежден, что сумеет куда лучше справиться с руководством шпионско-полицейской работой. Р. Кеннеди по указанию брата четко определил позицию в отношении коммунистического движения в США. Он заявил: «Я думаю, что коммунистическая партия как политическая организация не представляет никакой опасности для Соединенных Штатов. Она не имеет последователей и в течение многих лет игнорируется» в стране. Коснувшись антикоммунистических кампаний сверхбдительности защитников Америки, он сказал, что «они оказывают дурную услугу Соединенным Штатам», крепко высказался против тех, кто «во имя борьбы с коммунизмом сеет семена раздора и недоверия, делает ложные и безответственные заявления не только против своих соседей, но и против мужественных учителей и государственных служащих». Заявления министра юстиции никоим образом не остановили упорядоченной работы ФБР и судебной системы против американских коммунистов.
Рецидивы маккартизма неизменно получали резкий отпор президента. Он очень редко терял контроль над собой на людях, и один такой случай произошел на пресс-конференции, когда репортер осведомился, почему двое «сомнительных» взяты на работу в госдепартамент. Кеннеди потребовал от журналиста «быть готовым подтвердить фактами» свое заявление и безоговорочно взял под защиту обоих. Он реабилитировал ряд лиц, облитых грязью маккартистами, и вернул их на государственную службу. Кеннеди нашел возможность пригласить в Белый дом и обласкать Р. Оппенгеймера.
В президентство Дж. Кеннеди многие высокопоставленные лица в Вашингтоне подозревали, что за ними установлено негласное наблюдение. Сенатор К. Китинг предпочитал весьма серьезные беседы не в служебном кабинете в Капитолии. Э. Стивенсон поверял своей сестре: «Ну прямо как в романе Оруэлла «1984». Большой Брат следит за тобой! Везде кишат шпионы». Психологически и попятно – президент страстно хотел, чтобы «новая граница» была на замке. Сыск – монополия семьи, находящейся у власти, не терпящей постороннего вмешательства, а особенно импровизации дилетантов.
Администрация, вставшая на защиту конституционных форм правления, отнюдь не поощряла критики в адрес президента и его семьи. Сатирик Морт Сал, тогдашний Марк Твен американской эстрады, прославился шаржами на президентов. Эйзенхауэр от всего сердца хохотал, прослышав об очередной шутке в свой адрес. Во время кампании 1960 года Сал сочинял остроты для речей Дж. Кеннеди, а затем переключился на победоносного президента. Очень скоро он получил сверху суровое предостережение. Сал не унялся. Тогда его внесли в «черный список». За год заработок сатирика упал с 400 тысяч до 19 тысяч долларов.
Только в самом близком кругу тогда знали, что и в Белом доме Дж. Кеннеди не оставил привычек женолюба, оставшись в этом отношении имитатором отца. «Джэк научился ряду вещей у отца, – суммирует Г. Пармет, – в том числе, как по-умному вести дела. Продукты своего времени, ни отец, ни сын не относились к женщинам с той серьезностью, которая у них была для мужчин. Барбара У орд (способная публицистка) приблизилась к истине, заметив: Дж. Кеннеди «не нравились образованные интеллигентные женщины. В этом отношении холодность была взаимной». Отец подавал пример как «образовывать» женщин, по сей день в архиве семьи сохранился список книг, которые в 1928 году он приобрел для своей голливудской любовницы Глории Свенсон: «Секс и свет любви», «Психоанализ и любовь», «Искусство любви». Надо думать, Джон горячо соглашался с отцовским вкусом.
Женщин-артисток и секретарш, дам общества и дорогих проституток, близость с которыми Дж. Кеннеди занес в свой актив, вероятно, насчитывались сотни и сотни, хотя «близость» чаще, чем реже занимала несколько минут. При таком размахе, естественно, могли вспыхнуть, но не вспыхнули скандалы – Р. Кеннеди в зародыше умел ликвидировать сенсации, опасные для репутации брата. Но, во всяком случае, потом стало известно, что одной из любовниц президента была Юдифь Кэмбелл (в браке Экснер), которая одновременно обслуживала гангстеров С. Джинкано и Дж. Розелли. Оба, помимо ласк Юдифь, разделяли с Дж. Кеннеди государственную тайну – они обязались по поручению ЦРУ убить Ф. Кастро. За это должны были получить от ЦРУ 150 тысяч долларов.
Конгрессмены Ф. Томпсон и Т. Макдональд также разделяли его политические взгляды и одних и тех же женщин. «Любовь втроем» освежала и интриговала президента. И, конечно, на протяжении двух последних лет жизни Кеннеди в Белый дом в отсутствие Жаклин проскальзывала Мэри Мейер, которая развелась с мужем, тузом в ЦРУ. Через год после убийства президента пристрелили и ее. Разумеется, обо всем этом не писалось при жизни Дж. Кеннеди.
Да, немало запретных тем как при жизни, так и после смерти президента Дж. Кеннеди. «Вот встает проблема личной жизни Кеннеди, – писал А. Шлезингер в 1986 году. – Мы живем в век одержимости сексом… (публицисты) собирают пустые, ничем не подкрепленные слухи, относятся к ним как к установленным фактам и кладут в основу в высшей степени спекулятивного анализа личности. Каждое утверждение любой переспавшей с Джоном Кеннеди принимается как евангельская истина, хотя, если бы хотя бы половина этих утверждений была правдой, у него почти не осталось бы времени на что-либо другое. Некий ученый тактично предложил мне написать продолжение к «Тысячи дней», назвав его «Тысяча ночей»… Эти утверждения, безусловно, содействовали подрыву мифа о Камелоте, не в том смысле, что Камелот прославлен супружеской верностью. Пересмотр Кеннеди зажег в некоторых негодование, граничащее с гневом. Вспоминая о своей наивной и незамысловатой надежде, люди чувствуют, что ими манипулировали, их совратили, предали и бросили. Что, оп одурачил нас? Или мы сами обманулись».