Неожиданно ученики захохотали, и громче всех смеялся сосед.
— Я сочинил! Ой, умру — я сочинил!
Константин не мог понять, отчего все смеются, и сидел, опустив голову.
Один лишь Фотий был серьезен и смотрел на учеников строго.
— Я думаю, ты извинишь их, — сказал Фотий Константину, когда стало тихо. — Ведь они два года назад тоже не знали стихов знаменитой Касии. Они и радуются тому, что успели прочитать их.
Больше никто не смеялся, а Фотий рассказывал, как строится стих, как чередуются слоги, читал на память Гомера и Гесиода. Иногда он обрывал чтение на полуфразе и говорил:
— К несчастью, эти стихи дошли до нас лишь в отрывках, и мне пока не удалось отыскать их полностью.
Потом, когда все уже расходились, Фотий позвал Константина в другую комнату. Это была библиотека: здесь хранилось настоящее богатство. На столах, на специальных подставках лежали старинные папирусные свитки и книги, писанные на пергамене. Даже запах был здесь особый, книжный.
— Это лишь небольшая часть древних сочинений, которую мне удалось отыскать. Их считали навсегда утраченными, — объяснил Фотий. — Ты можешь взять на время любую книгу, какую захочешь. Сегодня мы заговорили о Касии. Возьми эту книгу ее стихов. Она мне особенно дорога, Касия их переписала специально для меня.
Константин вышел из дома Фотия и увидел, что ученик с тонким лицом поджидает его.
— Прошу тебя, прости мой смех. Я не хотел обидеть тебя.
— Я сам виноват, что не знал знаменитых стихов, — ответил Константин.
Они пошли по улице вместе, и ученик стал рассказывать про Касию.
Его отец был знатным чиновником и знал, что Касия чуть не стала женой императора Феофила.
Когда мать Феофила решила, что пора сыну жениться, она собрала лучших невест страны. Из них она отобрала семь, самых достойных. А потом она дала Феофилу яблоко и сказала, чтобы он протянул его выбранной девушке.
Феофил подошел к Касии и хотел протянуть яблоко ей.
Но в последний момент испугался ее красоты и ума и передал яблоко Феодоре, которая стояла сзади.
Касия была оскорблена. Самые видные люди государства влюблялись в нее и мечтали взять ее в жены, но она построила рядом со столицей монастырь и теперь там живет.
Зато стихи ее, эпиграммы и гимны знает весь Константинополь.
— И хотя брат Фотия женат на сестре царицы, сам Фотий тоже чтит Касию, — сказал ученик напоследок.
Льва Математика знал каждый житель Константинополя.
И не потому, что Лев Математик был племянником патриарха Иоанна Грамматика, и вовсе не потому, что его послали епископом в Солунь.
Лев Математик был ученейшим человеком. Многими его изобретениями пользовались византийцы.
На границах с арабами никогда не было покоя. И пока скакали вестники, уходило нужное время, помощь запаздывала.
Лев изобрел простой телеграф.
На пограничной крепости и во дворце ставятся одинаковые часы. Под каждым часом написано свое событие: нападение, пожар, землетрясение. Всего двенадцать возможных случаев.
Если нападали арабы, ровно в два часа зажигали на пограничной горе сигнальный огонь. Этот сигнальный огонь в ту же минуту видели на вершине другой горы и зажигали свой. От вершины к вершине, от башни к башне больше тысячи километров проходил сигнал минут за пять-десять.
Если случился бы пожар, сигнальный огонь зажгли бы в четыре часа — о пожаре было написано именно под цифрой четыре.
С тех пор об опасных событиях царь узнавал в тот же день.
Феофил затеял постройку новых палат. Он хотел поразить мир роскошью и красотой своего дворца.
Лев и здесь придумал невиданное.
Теперь, когда прибывали иностранные послы, их подводили к трону, позади которого стоял золотой платан. По бокам трона сидели огромные бронзовые львы.
Стоило послам подойти чуть ближе к императору, как львы поднимали лапы и громогласно ревели. Послы вздрагивали от страха, они не ожидали такого чуда.
Тогда император с трона милостиво улыбался им, и в ту же минуту маленькие золотые птички на платане расправляли крылья и пели веселые птичьи песни.
Послы, окончательно сраженные чудесами, разносили славу об императорском дворце по всему свету.
— Бог наградил его удивительными талантами! — говорили о Льве горожане.
— В моих безделушках нет ничего чудесного, — уверял Лев, — просто надо знать законы механики и акустики.
Когда он приехал в Солунь, городу угрожал голод. Уже несколько лет земля была бесплодной, урожая не хватало на жизнь.
Все ждали, что новый епископ Лев Математик устроит молебен в главном храме города. Но молебна Лев не устроил.
В зимние месяцы он ходил по полям жителей и записывал в свою книжку, кто на каком поле что сажал. Потом он заказал семена из других мест.
Весной он раздал семена людям и указал строго, на каком огороде и поле какие семена посадить.
Таких всходов не помнили даже старики. Когда собирали урожай, каждый хвалил нового ученого-епископа. Зерно и овощи не вмещались в хранилища, их везли на кораблях в другие области.
— Он вымолил для нас милость от бога, — говорили жители Солуни.
— У бога, конечно, я тоже просил милости, — объяснил Лев Математик, — но не менее важно знать законы земли и роста растений.
Константин опечалился, когда Лев Математик уехал в столицу. Но теперь они снова встретились.
В столице Константин учился у Льва практическим наукам: механике, астрономии, алхимии.
Однажды Лев повел его в подвалы царского дворца.
Перед этим Константин должен был поклясться на кресте, что никогда в жизни он не выдаст важную государственную тайну.
Они спустились вниз, и Лев Математик открыл тяжелую кованую дверь своим ключом. В подвале было темно и холодно. На кирпичных стенах колебались длинные тени от пламени свечи. В большой комнате на высоких столах стояли колбы, реторты и другая посуда алхимиков.
— Здесь, в этой комнате, триста лет назад великие алхимики Византии изобрели греческий огонь, — сказал Лев Математик.
Негромкий голос его глухо отражался от кирпичных стен. И никаких других звуков в этом помещении не было слышно.
Лев взял большую чашу с водой и поднес ее к металлическому сосуду.
— Наблюдай!
Он плеснул из сосуда темную густую жидкость в чашу с водой, и жидкость эта сразу загорелась. Чаша окуталась паром. Казалось, горит сама вода, превращается в серые клубы.
— Здесь хороший ветер, — сказал Лев, указав на отверстия в стене.
Сероватый пар всасывался в эти отверстия.
— Если жидкость из сосуда плеснуть на человека, он воспламенится. Плеснешь на корабль — корабль сгорит. Греческий огонь — главное оружие нашего флота. Вооруженные им, наши корабли стали непобедимыми. Лишь избранным людям в государстве известно, как надо готовить смесь. С сегодняшнего дня я буду учить тебя и этому. Потому ты и дал клятву молчания.
Однажды после занятий Константин шел по улице вместе со слугой Андреем и увидел страшную сцену.
Сначала он услышал крики, свист и топот. Потом показалась сама толпа. Она окружала старца, которого везли верхом на осле. Так возили осужденных разбойников да людей, проклятых церковью.
Старец на разбойника не походил. Он сидел гордо, глядя поверх хохочущей толпы, словно не чувствовал своего позора. Его охраняли всадники, иначе толпа могла бы стащить старика на землю, растоптать его.
— Иоанна Грамматика везут, — объяснил Андрей. — Он на собственную жизнь хотел покуситься, а это, сам знаешь, страшный грех. Его теперь ссылают в монастырь.
Совсем недавно иконоборец Иоанн Грамматик был патриархом византийской церкви, вторым человеком после императора. Тогда многие старались приблизиться к нему, край одежды хотя бы поцеловать. Теперь, когда его свергли, те же люди с удовольствием издевались над ним.
На старца показывали пальцами, какая-то женщина протиснулась и плюнула в него, мальчишки бросали комья грязи, а старик по-прежнему сидел гордо.
Не мог Константин спокойно смотреть, как толпа издевалась над беспомощным человеком, стыдно ему стало и больно.
В тот момент, когда старец поравнялся с ним, Константин бросился вперед и крикнул:
— Оставьте старца! Кого позорите вы — самого Иоанна!
И хотя кричал это четырнадцатилетний юноша, но столько отчаяния и страсти было в его голосе, что удивленная толпа расступилась, стихла.
Первые христиане были бедны. Кругом стояли каменные храмы язычников, мраморные и бронзовые статуи богов, роскошные алтари, а христиане собирались тайно, и не было у них богатых украшений для церкви, даже церкви самой не было.
— И бог ваш такой же нищий, как вы сами, — насмехались язычники, — богам нужны богатые подношения, а вы нищетой только унижаете своего бога. У вас даже изображения его нет.
Прошло несколько веков…
Военную добычу, золото, драгоценные камни жертвовали византийские императоры церквам. На постройку храма Софии царь Юстиниан истратил доход империи за шесть лет.
Первые христиане гордились бедностью. Эти — роскошью. Сначала христиане вовсе не изображали своего бога. Затем иконы были допущены в церковь, чтобы не понимающие грамоту могли узнать из рисунков то, что не сумели прочесть в книгах. Это были картинки, рассказывающие о вере.
Скоро все христианские церкви были переполнены иконами и скульптурными изображениями Христа, богоматери и различных святых, они были богато украшены. Священники внушали верующим, что изображения эти созданы не простыми людьми, но ангелами и знаменитыми святыми.
Теперь уже сами картинки объявляли святыми. У них вымаливали урожай и хорошую невесту. С ними ходили в битвы. Верили, что даже кусочек краски со святой иконы может вылечить от смертельной болезни. И краску соскребали, по вечерам дома молились всей семьей на нее.
В Риме стояла бронзовая статуя апостола Петра, у которой верующие за несколько веков поцелуями стерли подбородок и часть ступни.