Бестужев шагнул между нами, отодвигая клинок ладонью.
– Ты вот что, Андрий… – сурово проговорил Амвросий. – Давай-кось сначала и по порядку.
И я начал рассказывать.
Князья слушали с превеликим вниманием. О ноутбуке Збышека и компьютерном гении Михаиле. О Зигфриде и Гейзерихе. О «горбатом волке» и «красных шапках». О коллекционере Валентине Валентиновиче и об одноруком вампире. О Николае Пашутине, оборотне-универсале, и об отставном полковнике ФСБ Олеге Спицыне. Наконец, о таинственном незнакомце, разговаривающем с присвистом и шипением. Не был бы я уверен, что он – кровный брат, подумал бы, что беззубый шепелявит.
Когда я умолк, Амвросий только крякнул.
– Упустили, – наморщил лоб Князь Сергей. – Дали себя обойти. Вот и получили «паровоз» на мизере. – Он долгие годы был большим любителем и непревзойденным мастером этой карточной игры.
– Вы как хотите, ваши светлости, а мне в Перхушково надо позарез.
– Про «позарез» это ты хорошо придумал, – тряхнул головой Прозоровский. – Извини. Андрей Михайлович. Вспылил. Был неправ. Располагай мною.
– Что вы, Князь, – я поклонился, опуская клинок. – Это – моя битва. Я справлюсь. Дайте только к нему вплотную подойти.
– А кто сказал, что он позволит тебе приблизиться? – поднял бровь Амвросий. – Ты думай, мудрая головушка. У него завсегда люди на подхвате имеются, так?
– Имеются.
– С пистолетами, прочей заумью хитрой. Гранатомет даже был – мне Семен отписывал. Так?
– Верно, княже, говоришь.
– Верно, верно… А подумать никак? Расстреляют тебя, только шагнешь на подворье. Изо всех стволов. А потом, для верности, голову отсекут, если в прах к тому времени не обратишься. Ты им меч как на блюдечке принесешь. И девицу не спасешь, и сам зазря поляжешь.
– Жанну не брошу, – стиснул зубы я.
– Никто и не требует, рыцарь ты мой дорогой.
– А что же делать?
– Драться – вот что! – воскликнул Прозоровский. – Я сейчас своих соберу!
– Погоди, свет Никита, погоди. Пока ты своих соберешь, он от нас снова на шаг вперед уйдет, кровососище этот… – Киевский Князь задумался ненадолго. – Так, молодежь! Снялись и полетели. Андрий будет дорогу показывать.
– Полетели? – слегка ошарашенно переспросил Бестужев.
– Ну это я так, для красного словца. К машине идите. Тряхнем стариной, князья дорогие?
– А и тряхнем! – воскликнул князь Никита, на глазах превращаясь из столичного денди в гвардейского офицера из петровских времен. – Засиделись мы что-то князья, n’est-ce pas?[123] Как там говорил Бонапарт? Un ennemi doit aller de l’avant![124]
– А не Суворов ли это говорил? – покосился на него Бестужев. – Только по-русски.
– И Суворов тоже, – легко согласился москвич. – Неприятель нас не чает, считает нас за сто верст… Вдруг мы на него как снег на голову. Закружится у него голова!
– Ой, закружится! – вздохнул Амвросий. – Кто ее «раскруживать» будет?
Он задержался на миг, щелкнув пальцами перед лицом Спицына, а потом размашисто зашагал по обочине. Князья обеих российских столиц потянулись за ним.
Олег Иванович моргнул и откинулся на спинку сиденья. Пока я забирался на место рядом с водительским, он смотрел вслед князьям.
– Что это было? Вернее, кто это был?
– Их светлости… Впереди Князь Киева Амвросий. За ним Князь Москвы Никита Прозоровский и Князь Санкт-Петербурга Сергей Бестужев.
– Бестужевы еще батюшке моему служили… – пробормотал полковник.
– Что?
– Да ничего. Это из фильма детского. Вы меч добыли?
– Добыл. Только, боюсь, отдать его придется.
– Князьям, что ли?
– Хуже. Вы, Олег Иванович, вот что… Гоните к себе на дачу как можно быстрее. Князья следом поедут.
– Не отстанут?
– Это их трудности.
– Ну и замечательно. Проблемы индейцев шерифа не волнуют. А что-то я не понял насчет – отдать меч…
– По дороге расскажу. У вас оружие при себе?
– Ну зачем бы я его добывал? Чтобы дома оставить?
– Хорошо. Тогда прикроете. И готовьтесь к тому, что у вас, возможно, не будет больше дачи.
– Даже так? – Спицын повернул ключ в замке зажигания. Его «Daewoo» рванулся по трассе.
Позади остались Мамоново, а там и Одинцово. Тяжелый «лендровер» князя Прозоровского не отставал. Полковник сосредоточенно глядел на дорогу. Мой рассказ его не испугал, а настроил на боевой лад. Коротко заметив, что гада, который женщинами прикрывается, готов своими руками задушить, он больше не вставил ни словечка. Я не стал ему объяснять, что этот гад даже элитного спецназовца прожует и выплюнет. Не важно, что ты не в силах сдвинуть гору, важно, что ты решился ее сдвинуть. Это, и только это достойно уважения.
Перед въездом в дачный поселок Амвросий послал мне ментальное предупреждение. Он предлагал остановиться и обсудить дальнейшие действия.
По моей команде Спицын притормозил. Пока я ожидал, когда подойдут князья, полковник деловито осмотрел автомат Калашникова, вытащил из-под сиденья запасной «рожок» и сунул в карман. Пистолет он пристроил за поясом.
– Атакуем разом! – без обиняков заявил Прозоровский.
– Нет! – в один голос воскликнули мы с Амвросием.
– Они правы, – рассудительно добавил Бестужев. – Он не знает, что Анджей не один. Так зачем открывать карты раньше времени? Сыграем втемную. Он наверняка подготовился, и хорошо подготовился. Неожиданность – наше единственное преимущество.
– Пойду вперед, – кивнул я. – С мечом Александра. Главное, ввязаться в сражение, а там поглядим.
– Вот это точно Бонапарт говорил! – воскликнул Князь Сергей.
– Если там стрелки спрятались, это – наша забота, – добавил Амвросий. – Ты, Андрий, главное, в дом попади. Постарайся девочку спасти, а там он от нас не уйдет.
– Знать бы еще, кто он… – протянул Бестужев.
– А я бы атаковал с четырех углов, – покачал головой Князь Никита. – Но подчиняюсь большинству. Давайте, Анджей. Помните, что от вас зависит, быть или не быть под этой луной кровным братьям.
– Я помню.
Держа коробку со сломанным мечом в одной руке, а шпагу в другой, я медленно пошел к даче Спицына. Полковник, не говоря ни слова, нырнул в боковую улочку с «калашниковым» наперевес.
Я не оглядывался. Знал, что князья где-то недалеко, но увидеть их все равно не получится. Снег похрустывал под подошвами. Округу освещали лишь звезды и холодный серп луны. Окна соседних домов казались черными провалами. Эти люди были мне чужими и незнакомыми, но я поклялся, если неизвестный враг сделал им что-то, то и за это он ответит.
У самой калитки меня окликнули. Говорившего я не видел, но чувствовал его запах – страх и решимость. Слышал хриплое, напряженное дыхание.
– Стой!
Я остановился.
– Подними руки. Что это?
– Меч просили?
– В коробке что?
– В коробке меч.
– А это что?
– Это? – Я посмотрел на шпагу, будто видел ее впервые. – На память прихватил.
– Брось.
– Ну если ты боишься…
Даже не перекладывая футляр с мечом под мышку, я схватил тонкое шпажное лезвие и преломил. Швырнул эфес в снег.
– Проходи, только не дури. Тебя ждут внутри.
Я медленно толкнул калитку. Навстречу мне вышел человек в бронежилете и черной маске. Оружия в его руках я не увидел, но чувствовал, что в прицельную рамку за мной наблюдают еще три-четыре пары глаз.
– Руки подними.
– Обыскать хочешь?
– Хочу.
– Давай, – я выполнил приказ, улыбнувшись и выпустив на миг клыки.
Человек отпрянул.
– Чего же ты ждешь?
– Ладно, проходи.
Они смертельно боялись меня. Скорее всего, ужас вызывала не моя скромная персона, а слова и поступки того выродка, который ждет меня в доме.
Открыв дверь, я вошел в тесные сени, а потом и в комнату.
Жанна сидела, привязанная к стулу. Ее не стали погружать в транс и, думаю, вовсе не из человеколюбия. Просто тот, кто стоял позади, знал наверняка – увидев отчаяние, страх, боль в ее синих глазах, я буду гораздо сговорчивее.
– Явилс-ся, Анджей? – прошепелявил он. – Я знал, что ты придешь. Ты всегда кичилс-ся рыц-сарскими шпорами.
На меня с насмешкой смотрел редкостный урод. Кривобокий и горбатый. Лицо обезображено неровным, плохо зарубцевавшимся шрамом. На левой руке, которая покоилась на плече Жанны, отсутствовали два пальца.
Погоди-ка! А ведь я видел его! В ту ночь, которая вошла в анналы истории кровных братьев, как «Бойня в городе Йорке». Он там был. Только непонятно, с нами или с церковниками. Тот же ненавидящий взгляд буравил меня, прожигая насквозь.
– Не узнал? – Он горько ухмыльнулся. – Конечно. Ты-то остался тем же красавц-сем, что и был, а я – жалкое чудовище… Когда я познакомился с Виктором Гюго, он решил написать о горбуне из Нотр-Дам.
– Кто ты?
Голос казался мне знакомым, но кому он принадлежал? Лица я всегда запоминал лучше, но эту образину никак не получалось узнать. Подобные шрамы и увечья оставляет на кровных братьях серебро…
– Не узнаешь? Где же твои глаза, пан рыц-сарь? Хотя куда уж нам, мы шпоры не нос-сили, мечом опояс-саны не были.
– Кто ты?
– А ты подумай. Напряги головной мозг. Или вам, рыц-сарям, привычнее напрягать мышцы? – Наверное, я неосознанно шагнул вперед, поскольку лицо его исказилось, и он рявкнул:—На место, Анджей!
И вдруг меня осенило:
– Чеслав? Ты?
– Я. Кто же еще? – По лицу вампира побежала судорога.
– Где ты был все эти годы? Почему ты не явился на дуэль?
– Что дуэль? Я не самоубийц-са. Это ты рвался в объятия Великой Тьмы.
– Ты струсил!
– Струсил. Я вс-сегда любил жизнь. Даже такую, как наша…
– У тебя нет чести!
– Конечно! Честь ес-сть только у тебя. Ты никогда не думал, что уц-селел тогда только благодаря мне?
– Так это ты?..—Кулаки мои сжались. Я чувствовал, что еще немного – и я брошусь на него с голыми руками.
Чеслав быстро наклонился к шее Жанны, выпуская клыки.