– В чаще, по другую сторону стены, – сказал он. – Там он окончится, когда будет готов. Ещё пару ночей работы, и он дотянется туда, куда нам надо.
Юнатан спустился в этот лаз.
– Я должен прорыть ещё несколько метров, – сказал он. – Сам понимаешь, не могу же я вылезти из земли под самым носом у Толстого Дудика.
Потом Юнатан исчез, а я долго сидел и ждал. Наконец он вернулся с полным корытом земли. Я волоком протянул корыто в кухню, к Маттиасу.
– Вот ещё землица для моего огорода, – пошутил Маттиас. – Было бы у меня хоть немного гороха и бобов, я посадил бы их и не пришлось бы голодать.
– Как бы не так! – ответил Юнатан. – Из каждых десяти бобов на твоём огороде Тенгиль взял бы девять, разве ты забыл это?
– Твоя правда, – согласился Маттиас, – покуда Тенгиль хозяйничает в Долине Терновника, здесь будут царить нужда и голод.
Пока Маттиас высыпал землю из корыта, я стоял в дверях на карауле. Юнатан велел мне свистеть, если я замечу хоть малейшую опасность. Я должен был насвистывать один мотив, которому Юнатан выучил меня ещё давно, когда мы жили на земле. В то время мы часто насвистывали вместе по вечерам, когда ложились спать. Так что свистеть я умел хорошо. Юнатан снова спустился в лаз, чтобы продолжить работу, а Маттиас закрыл дверцу и задвинул её буфетом.
– Запомни хорошенько, Сухарик, – сказал он, – когда Юнатан роет землю, дверца должна быть закрыта и буфет поставлен на место.
Помни, что ты находишься в стране, где живёт и хозяйничает Тенгиль.
– Да уж этого я не забуду, – сказал я.
В кухне было темно. На столе горела единственная свеча, но и ту Маттиас погасил.
– Тёмной должна быть ночь в Долине Терновника, – сказал он. – Ведь здесь слишком много глаз, которые желают видеть то, что им не положено.
Потом он опять пошёл выносить землю, а я встал в открытых дверях на караул. Везде царила тьма, как и хотел Маттиас. Темно было в домах, тёмным было и небо над Долиной Терновника. Ни звёзд, ни луны, кругом кромешная тьма, и я ничего не мог различить. Стало быть, и все ночные глаза, о которых говорил Маттиас, тоже ничего не видели, и это немного утешило меня.
Мне было тоскливо и жутковато стоять одному в темноте и ждать. Маттиас так долго не возвращался. Я начал беспокоиться и волновался всё сильнее и сильнее. Почему он не шёл так долго? Я напряжённо вглядывался в темноту. Но что это, куда подевалась тьма? Внезапно стало намного светлее. Я увидел, что лунный свет стал пробиваться сквозь тучи. Хуже этого ничего не могло быть, и я молил Бога, чтобы Маттиас успел вернуться, покуда темнота вовсе не рассеялась, ведь тогда его тут же заметят. Но было уже поздно. Потому что луна уже светила в полную силу и заливала светом всю долину.
И при свете луны я увидел Маттиаса. Он пробирался с корытом по кустам довольно далеко от дома. Я стал дико озираться по сторонам, ведь мне велено было стоять на карауле. И тут я, к своему ужасу, увидел, что Дудик, этот Толстый Дудик, спускается со стены по верёвочной лестнице.
Трудно свистеть, когда тебе страшно, и у меня это получилось неважно. Я кое-как просвистел свой мотивчик, и Маттиас быстро, как ящерица, юркнул в ближайшие кусты терновника. Но тут меня схватил Дудик.
– Ты что это свистишь? – прорычал он.
– Да я… я сегодня выучил этот мотив, – промямлил я. – Раньше я не умел свистеть, а сегодня вдруг научился. Хочешь послушать?
Я опять принялся свистеть, но Дудик оборвал меня:
– Заткнись! Хоть я и не знаю, запрещено свистеть или нет, однако скорее всего запрещено. Не думаю, чтобы Тенгилю это понравилось. А почему дверь у тебя не заперта? Не знаешь, что ли, что не положено?
– А что, Тенгилю не нравится, когда дверь открыта?
– Поговори мне ещё! Делай, что тебе сказано! Но дай мне сперва ковш воды. Я чуть не помер от жажды, пока ходил по стене.
«Что будет, если он пойдёт за мной в кухню и увидит, что Маттиаса нет в доме? – пронеслось у меня в голове. – Бедный Маттиас, ведь тех, кто выходит ночью из дома, ждёт казнь, сколько раз мне уже говорили об этом!»
– Сейчас принесу, – быстро сказал я. – Подожди здесь, я дам тебе напиться.
Я вбежал в дом и стал шарить в кухне, не зная, в каком углу стоит бочка с водой. Потом я нашёл ковшик и зачерпнул из бочки. И тут я почувствовал, что кто-то стоит за моей спиной. Да, кто-то стоял в темноте почти вплотную ко мне. Я похолодел от ужаса.
– Зажги свет! – приказал Дудик. – Я хочу поглядеть на эту крысиную нору.
Руки у меня дрожали, да и весь я дрожал, но всё-таки мне удалось зажечь свечу.
Дудик взял ковш и стал пить. Он всё пил и пил, словно в нём не было дна. Потом он швырнул ковш, и его противные глаза стали шарить по кухне. И тут он задал вопрос, которого я так боялся:
– А где этот старик Маттиас, что живёт здесь?
Я молчал, не зная, что ответить.
– Не слышишь, что ли, о чём тебя спрашивают? Где Маттиас?
– Спит, – ответил я, надо ведь было что-нибудь придумать.
– Где он спит?
Я знал, что рядом с кухней была небольшая каморка, где стояла кровать Маттиаса. Но я также знал, что в эту минуту его там не было. И всё же я показал на дверь каморки и сказал:
– Вон там!
Я пропищал эти слова еле слышно. Они прозвучали так жалобно, что Дудик презрительно захохотал.
– Нескладно ты врёшь, – сказал он. – Погоди-ка, сейчас поглядим!
Он был так доволен, что уличил меня во лжи. Радовался, что теперь Маттиаса казнят, а его Тенгиль наверняка похвалит.
– Дай-ка мне свечу! – велел он, и я исполнил приказание.
Мне хотелось броситься к дверям, выскочить в сад и велеть Маттиасу бежать, пока не поздно, но я не мог сдвинуться с места. От страха меня тошнило.
Дудик видел это и злорадно ухмылялся. Он не торопился, вовсе нет, он тянул время, чтобы я напугался ещё сильнее. Позлорадствовав вволю, он сказал:
– Ну, пошли, парень, покажешь мне, где спит старик Маттиас.
Он распахнул ногой дверь каморки и втолкнул меня туда так сильно, что я запнулся о высокий порог. Дудик поднял меня рывком и остановился, держа свечу в руке.
– Ах ты врунишка, давай показывай, где дед!
Я не смел ни шелохнуться, ни поднять глаза. Я был в полном отчаянии, мне хотелось умереть!
Но тут, когда я уже ни на что не надеялся, послышался сердитый голос Маттиаса:
– Что тут за шум? Даже ночью человеку не дают покоя!
Я поднял глаза и увидел, что Маттиас сидит на постели в дальнем, самом тёмном углу комнаты и щурится на свет. Он был в одной рубашке, всклокоченный, как будто только что проснулся. А у раскрытого окна стояло прислонённое к стене корыто. Да, видно, мой новый дедушка был проворней ящерицы!
А на Дудика было почти что жалко смотреть. Он стоял, тупо уставясь на Маттиаса. Никогда ещё не видел я такой дурацкой рожи!
– Да я просто зашёл, чтобы напиться воды, – мрачно заявил он.
– Воды? Да как же так? – спросил Маттиас. – Разве ты не знаешь, что Тенгиль запретил вам пить нашу воду? Он думает, что мы можем отравить вас. А если ты ещё раз меня разбудишь, я тебя и в самом деле отравлю!
Не знаю, как он посмел сказать такое Дудику. Но, может, с людьми Тенгиля так и нужно было разговаривать? Потому что Дудик, хмыкнув, поспешил убраться и вскарабкался на стену.
10
Никогда не доводилось мне видеть по-настоящему свирепого человека, пока я не увидел Тенгиля из Карманьяки. Он переплывал в своей позолоченной лодке Реку Древних Рек, а я стоял на берегу вместе с Маттиасом и ждал его.
А послал меня туда Юнатан. Ему хотелось, чтобы я взглянул на Тенгиля.
«Потому что тогда тебе будет понятней, почему люди в здешней долине трудятся, как рабы, голодают и умирают с одной-единственной мыслью и мечтой – снова увидеть свою долину свободной».
Высоко-высоко на вершине Горы Древних Гор стоял неприступный замок Тенгиля. Лишь иногда переправлялся он через реку в Долину Терновника, чтобы нагонять страх на местных жителей, дабы никто из них не забывал, кто он такой, Тенгиль, и не осмеливался бы мечтать о свободе. Так говорил Юнатан.
Сначала я почти ничего не видел. Так много солдат Тенгиля, заслоняя реку, стояло передо мной. Длинная цепь солдат – их пригнали охранять Тенгиля, пока он пребывает в Долине Терновника. Сдаётся мне, он боялся, что какая-нибудь стрела со страшным свистом вонзится в него откуда-нибудь сзади. Юнатан говорил, что тираны всегда боятся, а Тенгиль был самый страшный из тиранов.
Нет, сначала ни Маттиас, ни я ничего не видели. Но потом я догадался, что делать. Солдаты стояли там такие важные, широко расставив ноги… Солдаты Тенгиля. И если я распластаюсь по земле за спиной того, кто шире всех расставил ноги, то меж его ног смогу взглянуть на реку.
Но мне не удалось подговорить на это Маттиаса.
– Важнее всего, чтобы увидел ты, – сказал он. – И чтоб никогда не забывал, что видел здесь сегодня.
И я увидел. Увидел большую красивую позолоченную лодку, которая приближалась к берегу по реке, а на вёслах застыли одетые в чёрное гребцы. Сколько там было вёсел? Куда больше, чем я мог сосчитать, а их лопасти сверкали на солнце всякий раз, когда их поднимали вверх. Гребцам приходилось нелегко. Сильное течение грозило унести с собой лодку. А может быть, где-то ниже по течению был водопад, всасывавший в себя могучие речные воды. Откуда-то издалека доносился громкий шум водопада.
– Ты слышишь, как шумит водопад Кармафаллет? – сказал Маттиас в ответ на мой вопрос. – Песнь водопада Кармафаллет здесь, в Долине Терновника, – колыбельная песнь, к которой прислушиваются дети, когда ложатся спать.
Я стал думать о детях в Долине Терновника. Должно быть, прежде они бегали здесь, играли, и плескались в воде у берега, и очень веселились. А теперь от веселья не осталось и следа. Из-за этой стены, этой неумолимой стены, запирающей всё вокруг. Вдоль всей этой длинной стены было лишь двое ворот: те, через которые я прошёл сюда, – они назывались Большие ворота, – и ещё одни здесь, у реки, с причалом перед ними, где уже пришвартовалась лодка Тенгиля. Ворота недавно