и мы слышали, как он запирал их.
– Ну вот, покормили этого борова в последний раз, – сказал он.
Стражники засмеялись, а один из них сказал:
– Если б он только знал, какой сегодня примечательный день, последний в его жизни! Ты ведь, кажется, говорил, что Катла ждёт Урвара сегодня вечером, когда стемнеет?
– И знаешь, что он на это ответил? «Вот как, наконец-то!» И ещё он просил послать привет в Долину Терновника, ну, как там он сказал? «Урвар может умереть, но свобода – никогда!»
– Поцелуй меня в… – сказал другой, – пусть скажет это Катле нынче вечером, тогда услышит, что она ответит.
Я взглянул на Юнатана. Он побледнел.
– Идём, – сказал он. – Нам надо уйти отсюда.
И мы поползли прочь с уступа в молчании и как можно быстрее. А когда убедились, что увидеть нас уже невозможно, бросились бежать. Мы мчались весь обратный путь не останавливаясь, пока снова не очутились возле Грима и Фьялара.
Мы сидели в горной расселине рядом с лошадьми и не знали, что предпринять. Юнатан был так опечален, и я не мог ничего сделать, чтобы его утешить. Да и сам я был огорчён, понимая, как он горюет из-за Урвара. Он думал, что сможет ему помочь, а теперь он больше в это не верил.
– Урвар, мой друг, которого мне никогда не довелось встретить, – произнёс он. – Вечером ты умрёшь, и что будет тогда с зелёными долинами Нангиялы?
Мы поели немного хлеба, который разделили с Гримом и Фьяларом. Я охотно выпил бы козьего молока, но его мы оставили на потом.
– Ещё не сейчас, Сухарик, – сказал мне Юнатан. – Ночью, когда станет темно, я отдам тебе всё, до последней капли. Но не раньше.
Долгое время он сидел такой молчаливый и обессиленный, а под конец сказал:
– Я знаю, это всё равно что искать иголку в стоге сена. Но всё-таки надо попытаться.
– Что попытаться?
– Попытаться выяснить, откуда вылезла Катла, – сказал он.
Хотя заметно было, что он не верит собственным словам.
– Если бы у нас впереди был целый год, – сказал он, – тогда, может быть… Но у нас всего лишь день!
Только он произнёс эти слова, как что-то произошло. В узкой расселине, где мы расположились, в глубине её, у самого горного склона, росло несколько пышных кустов, и из этих кустов неожиданно выскочил испуганный насмерть лис. Он прошмыгнул мимо нас и тут же исчез, прежде чем мы успели его разглядеть.
– Откуда, хотел бы я знать, выскочил этот лис? – удивился Юнатан. – Я должен это выяснить.
И исчез за кустами.
Я продолжал сидеть и ждать. Но его так долго не было ни видно ни слышно, что в конце концов я забеспокоился.
– Где ты, Юнатан? – вскрикнул я.
И тут наконец-то послышался ответ. И прозвучал он совершенно дико.
– Знаешь, откуда он выскочил, этот лис? Из самой горы Катлы! Там большая пещера!
Может, всё было предопределено в древние времена, во времена сказок! Быть может, уже тогда Юнатану было предназначено стать спасителем Урвара ради благоденствия Долины Терновника! И быть может, существовали какие-то сказочные существа, которые и направляли наши шаги, а мы этого не знали? А иначе как бы отыскал Юнатан вход в пещеру Катлы? Как раз там, где мы поставили наших лошадей! Это было не менее удивительно, чем то, что среди всех домов в Долине Терновника я выбрал Маттиасгорден, а не какое-нибудь другое жилище.
Лаз из пещеры Катлы! Вот что нашёл Юнатан, иначе мы и не думали. Это был лаз прямо в горном склоне, совсем узкий лаз. Но Юнатан сказал, что он был достаточно широк для того, чтобы туда протиснулась изголодавшаяся драконша. А что ей было делать, если, проснувшись через многие тысячи лет, она увидела, что её обычный вход в пещеру перегорожен медными воротами?
Лаз был достаточно велик и для нас! Я не спускал глаз с тёмной пещеры. Интересно, сколько ещё там может быть спящих драконов, которые проснутся, если кто-то войдёт в пещеру и его угораздит наступить на них? Вот о чём я размышлял.
И тут я почувствовал на своих плечах руку Юнатана.
– Сухарик, – сказал он, – я не знаю, что ждёт меня там, в глубине пещеры, но я должен туда немедленно пойти.
– Я тоже должен туда пойти, – сказал я, хотя голос мой слегка дрогнул.
Юнатан провёл указательным пальцем по моей щеке, как он иногда это делал.
– А не лучше ли тебе подождать здесь, вместе с лошадьми?
– Разве я не говорил тебе, что, куда бы ты ни пошёл, я пойду за тобой? – спросил я.
– Да, говорил, – согласился Юнатан, и голос его при этом зазвучал радостно.
– Потому что я хочу быть с тобой, – сказал я, – даже если там преисподняя!
Да, пещера Катлы и была преисподней. Проникнуть туда через эту чёрную дыру было всё равно что проникнуть в злой, чёрный сон, от которого невозможно пробудиться. Это было всё равно как после светлого дня очутиться в чёрной вечной ночи. А вся пещера Катлы была не что иное, как доисторическое логово вымерших драконов, полное злобы с самых древних времён. Тогда драконьи яйца высиживались здесь, верно, тысячами, и жестокие драконы выползали отсюда целыми полчищами и кидались убивать подряд всех, кто только попадался им на пути. Такое древнее драконье логово, по мнению Тенгиля, как раз и могло стать прекрасной тюрьмой.
Я дрожал, думая о том, что он творил с людьми в пещере Катлы. Я думал, что воздух там был спёртым от старого закоренелого зла. И я слышал странный шёпот в окружавшей нас жуткой тишине. Шёпот доносился откуда-то из глубин пещеры. И вдруг меня осенило: это узники Тенгиля шепчут о всех муках, и о всех слезах, и о всех смертях, которые им пришлось пережить во времена владычества Тенгиля. Я хотел спросить Юнатана, слышит ли он тоже этот шёпот, но не спросил, решив, что всё это мне только почудилось.
– Ну, Сухарик, а теперь мы отправимся в странствие, которое ты вряд ли когда-нибудь забудешь, – сказал Юнатан.
И в самом деле, нам пришлось пройти насквозь всю гору, прежде чем мы добрались к пещере-тюрьме возле медных ворот, к той пещере, где томился Урвар. Об этой-то пещере и толковали в народе, называя её «пещерой Катлы», сказал Юнатан, потому что ни о какой другой пещере людям не было известно. И мы ведь тоже не знали, в самом ли деле можно попасть туда, пройдя через всё подземелье. Но то, что путь был длинный, мы знали. Раньше мы прошли его по вершине горы. Но во много раз труднее было ощупью пробираться здесь, внизу, в тёмном лабиринте, освещая путь только факелами, которые мы захватили с собой.
До чего же страшно было видеть свет факелов, трепетавший на стенах пещеры! Он выхватывал лишь маленький кусочек из бесконечной окружавшей нас мглы. И потому всё, что оставалось в темноте, казалось ещё опасней и кошмарней. «Кто знает, – думал я, – может, тут полным-полно драконов, и змей, и разных чудовищ, которые подстерегают нас в тёмных пещерах». Я боялся заблудиться в этих лабиринтах, но Юнатан рисовал копотью факела знаки на стенах пещеры всюду, где мы проходили, чтобы отыскать путь назад.
«Странствие», – сказал Юнатан, но странствовали мы немного. Мы ползли, мы протискивались сквозь узкие отверстия, мы карабкались, и плыли, и прыгали, и цеплялись, и надрывались, и трудились в поте лица – вот что мы делали. Разве это странствие! А какие там пещеры! Порой мы попадали в пещеры, похожие на залы, такие огромные, что им не видно конца, и только эхо помогало нам понять, насколько велики были их пространства. Порой мы пробирались там, где невозможно было даже пройти, выпрямившись во весь рост, и где приходилось по-драконьи ползти на животе; то и дело путь нам преграждали подземные воды, и нужно было преодолевать их вплавь. А хуже всего то, что под нашими ногами порой разверзались пропасти. Я чуть даже не рухнул в такую пропасть. Я как раз нёс факел и вдруг споткнулся. Юнатан схватил меня, когда я уже падал вниз, в бездну. И тут меня угораздило уронить факел. Мы видели, как он падал, словно полоска огня, всё глубже, глубже и глубже. И наконец исчез. И мы очутились в темноте, в самой страшной темноте, какая только бывает в мире. Я не смел шевельнуться, не смел ни говорить, ни думать. Я пытался забыть о том, что я существую и что стою здесь, в кромешной тьме на краю бездны. Но я слышал рядом голос Юнатана. Ему удалось в конце концов зажечь другой факел, который мы несли с собой. И всё это время он говорил со мной, говорил и говорил совершенно спокойно. Думается, он делал это для того, чтобы я не умер от страха. И мы снова трудились и надрывались в поте лица. Сколько это продолжалось, я не знаю. В глубине пещеры Катлы понятие времени исчезало. Нам казалось, будто мы блуждаем там целую вечность, и я начал опасаться, что мы не успеем, что доберёмся до цели, когда будет уже слишком поздно. Может, настал уже вечер, может, на воле уже спустилась тьма. А Урвар… может, он уже у Катлы! Я спросил у Юнатана, что он думает.
– Не знаю, – ответил он. – Но если не хочешь сойти с ума, не думай об этом.
Тут мы вошли в узкую извилистую галерею, которой, казалось, не было конца и которая мало-помалу становилась всё уже и всё теснее. Она сжималась и в высоту, и в ширину до тех пор, пока едва можно было протиснуться вперёд. И в конце концов она превратилась в пещеру, а чтобы пройти её, надо было ползти.
Но по другую сторону этой пещеры мы неожиданно оказались в огромном каменном зале. Однако мы не знали, насколько он велик, потому что свет факела освещал лишь небольшое пространство. Но Юнатан решил призвать на помощь эхо.
– Хо-хо-хо! – закричал он, и мы услыхали, как со всех сторон на разные голоса ответило ему эхо.
Но потом мы уже ничего больше не слышали, кроме другого голоса, звучавшего далеко-далеко в темноте.
– Хо-хо-хо! – гневно повторял голос. – Что нужно тебе, тому, кто явился такими диковинными путями с факелами и светом?
– Я ищу Урвара, – ответил Юнатан.
– Урвар – вот он, здесь. А кто ты?
– Я Юнатан Львиное Сердце, – сказал Юнатан. – А со мной мой брат, Карл Львиное Сердце. Мы пришли, чтобы спасти тебя, Урвар.
– Слишком поздно, – произнёс голос, – слишком поздно, но всё равно – спасибо!