Однако он не оттолкнул меня. Он продолжал держать меня в объятиях, и его добрые, ласковые руки казались мне защитой от всякого зла.
— Ах ты, мой малыш! — сказал он громко, чтобы Ведер и Кадер слышали. — Где же ты так долго пропадал? И что ты наделал, проказник, почему тебя привели домой солдаты?
Бедный мой дедушка, как его отлаяли Ведер с Кадером! Они ругались и орали на него за то, что он распустил своих внуков и позволяет им шататься по горам Нангиялы. И велели ему зарубить себе на носу, что скоро у него не останется ни одного внука. Но на этот раз они всё же под конец его простили. И уехали прочь. Скоро их чёрные шлемы превратились внизу, на склоне холма, в маленькие чёрные точки.
И тут я ударился в слёзы. Я продолжал лежать в объятиях дедушки и не переставая плакал. Ведь такая долгая и тяжёлая ночь наконец кончилась. А мой дедушка всё ещё обнимал меня, слегка покачивая, словно баюкая. И мне хотелось, ах, как мне хотелось, чтобы он был моим настоящим дедушкой. Я попытался сказать ему это, хотя и не переставал плакать.
— Ну конечно, я могу быть тебе дедушкой, — сказал он. — А вообще-то меня зовут Маттиас. А как тебя зовут?
— Карл Льви… — начал было я и замолчал. Неужто я спятил, собрался говорить, как меня зовут, здесь, в Долине Терновника?
— Милый дедушка, моё имя секретное, — ответил я. — Зови меня Сухарик!
— Вот как, значит, Сухарик? Иди в кухню, Сухарик, и жди меня там, — добавил он, — я только отведу твоего коня в конюшню.
И я вошёл в дом. В бедной маленькой кухне всего и было что стол, деревянный диванчик, несколько стульев и очаг. И ещё большой буфет у стены.
Вскоре пришёл Маттиас, и я сказал:
— Такой же большой буфет есть у нас в Долине Ви…
И замолчал.
— Дома, в Долине Вишен, — договорил за меня Маттиас, и я с тревогой взглянул на него. Опять я ляпнул то, чего не следовало говорить.
Но Маттиас больше ничего не сказал. Он подошёл к окну и выглянул наружу. Он стоял так долго, глядя по сторонам, словно хотел убедиться, что никого поблизости нет. Потом он повернулся ко мне и тихо сказал:
— Скажу тебе, этот буфет не простой. Погоди-ка, сейчас увидишь!
Он налёг на буфет плечом и отодвинул его в сторону. За ним в стене была крошечная дверца, он отворил её. За ней была комната, маленькая комнатушка. Там на полу кто-то лежал и спал.
Это был Юнатан.
Глава 9
Помню, я несколько раз в жизни был рад до беспамятства. Первый раз, когда я, ещё маленький, получил на Рождество в подарок от Юнатана санки, на которые он долго копил деньги. А ещё в тот раз, когда я очутился в Нангияле и увидел Юнатана на берегу реки. И весь тот первый замечательный вечер в Рюттаргордене, когда я был до одури рад. Но всё же ни с чем, ни с чем не сравню я ту минуту, когда увидел Юнатана на полу у Маттиаса. Я и не думал, что можно так радоваться! Казалось, будто в душе у меня что-то так и звенит от радости.
Я не дотронулся до Юнатана. Не разбудил его. Я даже не завопил от радости. Постоял тихонько, потом просто лёг рядом с ним и заснул.
Как долго я спал? Этого я и сам не знаю. А когда я проснулся!.. Да, когда я проснулся, Юнатан сидел на полу рядом со мной. Он сидел и улыбался. Никто не выглядит таким добрым, как Юнатан, когда он улыбается. А я-то думал, не будет ли он недоволен, что я приехал. Ведь он, может быть, забыл, как звал на помощь. Но сейчас я убедился, что он так же рад, как я. И я улыбнулся ему в ответ. И так мы сидели, глядя друг на друга, и ни один из нас не говорил ни слова.
— Ты звал на помощь, — сказал я наконец. Юнатан перестал улыбаться.
— Почему ты кричал? — спросил я.
Видно, ему было тяжело думать и говорить об этом. Он тихо ответил:
— Я видел Катлу, я видел, что она делала.
Мне не хотелось мучить его и спрашивать про Катлу. К тому же мне самому нужно было рассказать ему Многое, прежде всего про Юсси.
Юнатан с трудом поверил моим словам. Он побледнел и чуть не заплакал.
— Юсси! Нет, нет, только не Юсси! — воскликнул он со слезами на глазах.
Но потом он вскочил на ноги:
— София должна сейчас же узнать об этом!
— А как ей сообщить?
— Здесь одна из её голубок, Бьянка, — ответил он, — она полетит сегодня вечером назад.
Голубка Софии, я так и подумал! Я сказал Юнатану, что, если бы не эта голубка, я был бы сейчас не здесь, с ним, а в пещере Катлы.
— Это просто чудо, — сказал я, — что из всех домов в Долине Терновника я выбрал именно тот, где нашёл тебя. Но если бы Бьянка не сидела возле этого дома, я бы проехал мимо.
— Бьянка, Бьянка, спасибо тебе за то, что ты там сидела, — сказал Юнатан.
Но больше у него не было времени слушать меня, он торопился. Он поцарапал дверь ногтями. Послышался тихий звук, как будто царапалась крыса. Но дверь тут же отворилась, и Маттиас заглянул в комнату.
— Наш маленький Сухарик всё спит да спит, — начал он, но Юнатан прервал его:
— Принеси сюда, пожалуйста, Бьянку. Она должна улететь, как только стемнеет.
И он объяснил почему. Рассказал про Юсси. И Маттиас покачал головой, как делают старики, когда их что-то печалит.
— Юсси! Я знал, что это кто-то из Долины Вишен, — сказал он. — Потому-то Урвар и сидит теперь в пещере Катлы. Господи! Что за люди есть на свете!
Потом он пошёл за Бьянкой и закрыл за собой дверь.
Здесь, у Маттиаса, для Юнатана было надёжное убежище. Маленькая потайная комната без окон и дверей. Входить и выходить можно было только через дверцу, скрытую за буфетом. Никакой мебели, на полу один матрац и старый роговой фонарь, который тускло светил в темноте.
При свете фонаря я увидел, что Юнатан пишет письмо Софии:
«Проклятое навеки имя предателя — Юсси Золотой Петух. Быстрее займись им. Мой брат здесь».
— Бьянка прилетела вчера вечером, — сказал Юнатан, — чтобы сообщить, что ты исчез, отправился искать меня.
— Подумать только! Значит, София разгадала загадку, которую я написал на стене кухни. Ну, когда она пришла и принесла суп.
— Какую загадку? — спросил Юнатан.
— «Я ищу его далеко за горами».
Я рассказал ему, что я написал.
— Это чтобы София не волновалась, — объяснил я. Тут Юнатан засмеялся:
— Не волновалась, какой заботливый! А я? Ты думаешь, я не волновался, зная, что ты мотаешься где-то по горам Нангиялы?
Наверно, у меня был пристыжённый вид, потому что брат поспешил меня успокоить:
— Дорогой мой, храбрый Сухарик, ну конечно, нам здорово повезло, что ты оказался в пещере! А ещё больше повезло, что ты попал сюда, это просто счастье!
В первый раз он назвал меня храбрым, и я подумал, что если я и дальше буду так поступать, то, может, заслужу право носить фамилию Львиное Сердце и Юсси не посмеет называть меня трусишкой.
Тут я вспомнил, что ещё я написал на кухонном столе. Про Рыжую Бороду, который хочет получить белых лошадей. Я попросил Юнатана приписать в письме ещё одну строчку: «Карл говорит, что про Рыжую Бороду всё неправда».
Я рассказал также, как Хуберт спас меня от волков, и Юнатан заявил, что всю жизнь будет ему за это благодарен.
Когда мы выпустили в полёт Бьянку, на Долину Терновника спустились сумерки. Внизу, на склоне, а домах и во дворах стали зажигаться огни. Всё вокруг казалось таким мирным и спокойным. Можно было подумать, что люди в этих домах сидели и ели вкусный ужин или разговаривали друг с другом, играли с детьми, напевали им песенки и были счастливы. Но мы-то знали, что это всё не так, что вряд ли у них есть еда, что они вовсе не спокойны и рады, а несчастны. Люди Тенгиля, расхаживая по верху стены с мечами и копьями, старались, чтобы они не забывали об этом.
В окнах Маттиаса огонь не горел. В доме у него было темно и тихо, будто там не обитала ни одна живая душа. Мы находились не в доме, а в саду. Маттиас стоял возле угла дома, а мы с Юнатаном, взяв Бьянку, спрятались в кустах терновника, которых здесь была так много. Я так люблю эти дикие розы, их прекрасный, несильный, нежный запах. Но тогда я подумал, что теперь этот запах будет всегда напоминать мне, как мы с Юнатаном крались по кустам, как сильно колотилось сердце, как совсем рядом с нами, на гребне стены, вглядывались и вслушивались в темноту люди Тенгиля, изо всех сил стараясь услышать имя: «Львиное Сердце».
Юнатан слегка намазал себе лицо сажей и надвинул капюшон на глаза. Он был вовсе не похож на себя. И всё же он каждый раз рисковал жизнью, выходя из укрытия в тайной комнате, из «бункера», как он её называл. Сотни людей искали его день и ночь. Я знал об этом и велел ему быть осторожнее, но он только повторял:
— Ну и что, пусть себе ищут!
Ему нужно было выпустить Бьянку так, чтобы никто не увидел, куда она летит.
Каждый солдат охранял свой участок. Самым опасным для нас был толстяк, который прохаживался по гребню стены сразу за усадьбой Маттиаса.
Но Маттиас стоял с роговым фонарём возле угла дома и подавал нам условленные сигналы.
— Когда я опущу фонарь, — объяснил он нам, — вы должны замереть, это значит, что Толстый Дудик совсем рядом. А когда подниму, значит, он завернул за угол стены и болтает с другим человеком Тенгиля. Тогда вы поскорее выпускайте Бьянку.
Так мы и сделали.
— Лети, лети! — сказал Юнатан. — Лети, моя Бьянка, через горы Нангиялы в Долину Вишен. Да остерегайся стрел Юсси!
Не знаю, понимали ли голуби Софии человеческий язык, но мне показалось, что Бьянка понимала. Потому что она приложила клюв к щеке Юнатана, как будто хотела успокоить его, и полетела. В сумерках она белела, так опасно белела! Как легко мог Дудик заметить её, когда она пролетала над стеной!
Но он не заметил её. Болтая, он не увидел и не услышал её. Маттиас стоял на карауле и не опустил фонарь.
Увидев, что Бьянка исчезла вдали, я вцепился в Юнатана и стал уговаривать его поскорее вернуться в дом. Но он не хотел идти. Просил меня немного подождать. Вечер был такой прекрасный, воздух такой прохладный! Так легко дышалось! Видно, ему не хотелось заползать в маленькую душную комнатушку. Как хорошо понимал его я, так долго лежавший взаперти на своём кухонном диванчике в городе.