— Юнатан Львиное Сердце, — сказал он. — Я много слышал о тебе дома, в Долине Терновника. А теперь ты вдруг пришёл сюда!
— Да, теперь я пришёл сюда! — подхватил Юнатан, и тут я снова услышал, как он чуточку всхлипнул, да, и он тоже, из-за жалкого вида Урвара.
А потом, вытащив нож из-за пояса, ринулся на клетку.
— Давай, Сухарик! Помоги мне! — сказал он.
И я тоже стал наносить удары ножом по перекладинам решётки. Хотя что мы могли сделать двумя ножами? Нам нужны были бы топор и пила.
Мы расщепляли дерево ножами, пока не начали кровоточить руки, и плакали. Ведь Урвар тоже чувствовал нашу беспомощность. Но он, быть может, всё-таки верил, что это не безнадёжно. Он тяжело дышал от нетерпения в своей клетке и порой бормотал:
— Скорее! Скорее!
И мы работали так, что все руки у нас были в крови. Мы рубили ножами как безумные, каждую минуту ожидая, что ворота отворятся и войдут чёрные гонцы, и тогда настанет конец и Урвару, и нам, и всей Долине Терновника.
Они заберут с собой не только одного Урвара. Нынче вечером Катле достанутся трое!
Я чувствовал: больше мне не выдержать; мои руки дрожали так, что я едва мог держать нож. И Юнатан кричал от ярости, он был страшно зол на эти перекладины, которые не желали поддаваться, как мы ни надрывались. Он пинал их ногами, он кричал и снова долбил их ножом, и снова пинал, и вот тут-то наконец одна перекладина треснула и сломалась. А потом ещё одна. Но этого было достаточно.
— Ну вот, Урвар, ну вот… — повторял Юнатан. Но в ответ он услышал лишь тяжёлое дыхание. Тогда он влез в клетку и вытащил оттуда Урвара, который не мог ни стоять, ни ходить. Я тоже едва стоял, но всё же, шатаясь, побрёл вперёд, освещая путь фонарём. А Юнатан потащил Урвара к нашей спасительной пещере. Теперь и он устал и тоже задыхался. Да, мы все трое задыхались. Мы дышали, как загнанные звери. Да и ощущали мы себя точно так же, по крайней мере я. Как уж ему, Юнатану, это удалось, не знаю, но он протащил Урвара по всей пещере, затем протиснулся вместе с ним в узкий лаз и каким-то удивительным образом пропихнул Урвара, который был ни жив ни мёртв. И я был почти в таком же состоянии, когда настал мой черёд протискиваться через лаз. Но я так и не успел это сделать. Потому что мы услыхали, как в отдалении заскрежетали ворота, и тут мне показалось, что силы покинули меня. Я вообще не мог шевельнуться.
— Быстрее, быстрее, давай фонарь! — задыхаясь, шепнул Юнатан, и я протянул ему фонарь, хотя руки у меня дрожали.
Фонарь нужно было спрятать, малейшего лучика света было достаточно, чтобы выдать нас.
Чёрные гонцы — они были уже в пещере. Там были и люди Тенгиля с фонарями в руках. Сразу стало ужасно светло. Но в нашем отдалённом углу — совсем темно. Юнатан наклонился, схватил меня за руки и втянул меня обратно в лаз, в тёмную галерею. И там мы лежали, задыхаясь, все трое, и слышали крики:
— Он сбежал! Он сбежал!
Глава 14
В ту ночь мы провели Урвара через подземелье. Это сделал Юнатан. Он протащил Урвара через преисподнюю, иначе это не назовёшь. Я протащился сам, но еле-еле.
— Он сбежал! Он сбежал! — кричали они, а когда всё стихло, мы стали ждать преследователей. Но никто не приходил. Ведь даже воин Тенгиля мог сообразить, что из пещеры Катлы есть лаз, из которого мы исчезли! А найти его было не так уж трудно. Но они, эти люди Тенгиля, наверняка были трусливы, они осмеливались нападать на врагов только всей гурьбой, но ни один из них не смел проползти первым в узкую галерею, где их ожидал неизвестный враг. Нет, они попросту были слишком трусливы, иначе почему бы они позволили нам так легко уйти? Никому никогда не удавалось прежде бежать из пещеры Катлы, и мне было страшно любопытно, как стражники объяснят Тенгилю бегство Урвара.
— Ну, это их забота, — сказал Юнатан, — у нас и своих предостаточно.
Только миновав длинный узкий проход, мы посмели остановиться и перевести на миг дыхание. Это было необходимо Урвару. Юнатан дал ему уже прокисшее козье молоко и отсыревший хлеб, и всё-таки Урвар сказал:
— Вкуснее этого я ничего в жизни не ел! Юнатан долго и тщательно растирал ему ноги, чтобы вернуть их к жизни, и Урвар стал чуточку бодрее. Хотя идти он всё равно не мог, только ползти.
Он узнал от Юнатана, какими дорогами нам предстояло ехать, а Юнатан спросил его, хочет ли он всё же пробираться дальше этой же ночью.
— Да, да, да, — сказал Урвар. — Если это необходимо, я на коленях поползу домой, в Долину Терновника. Не хочу я спокойно лежать здесь и ждать, пока кровавые псы Тенгиля с воем ринутся на нас в этом пещерном лабиринте.
Мы уже поняли, кто он такой. Вовсе не какой-нибудь сломленный узник, а мятежник, борец за свободу. Урвар из Долины Терновника! Когда я увидел его глаза, я понял, почему Тенгиль боялся его. Как он ни был слаб, в нём горел какой-то необыкновенный огонь, и только благодаря этому огню он смог пережить нынешнюю адскую ночь. Потому что из всех ночей в мире ни одна не могла быть хуже.
Длинная, как вечность, была эта ночь, полная опасностей. Но когда устаёшь по-настоящему, то уже не в силах думать о чём-либо. Даже о том, что вот-вот могут нагрянуть кровавые псы Тенгиля. Да, ясное дело, я слышал, как они идут, — с воем и лаем, — но я не в силах был бояться. А вообще-то они быстро смолкли. Даже эти кровавые псы не осмеливались углубляться в страшные лабиринты пропастей, где мы ползли наугад.
Долго, долго ползли мы, пока наконец не выбрались на свет божий, к Гриму и Фьялару, — исцарапанные, окровавленные и промокшие насквозь, мёртвые от усталости. Ночь кончилась, и настало уже утро. Урвар простёр руки, желая обнять землю, и небо, и всё, что он видел, но руки его бессильно упали — он уже спал. Мы погрузились в дремоту, все трое, и ничего не осознавали и не чувствовали почти до самого вечера. Наконец я очнулся. Это Фьялар толкал меня своей мордой. Он, верно, решил, что я уже выспался.
Юнатан очнулся тоже.
— Нам необходимо выбраться из Карманьяки до темноты, — сказал он. — Позже мы не найдём дорогу.
Он разбудил Урвара. И когда Урвар вернулся к жизни и сел, и вспомнил всё, что с ним было, и понял, что он уже на воле, слёзы выступили у него на глазах.
— Я свободен, — пробормотал он, — я свободен! И, взяв руки Юнатана, он долго держал их в своих.
— Ты вернул мне мою жизнь и свободу! — сказал он. Он поблагодарил и меня, хотя я ничего не сделал, а только путался под ногами.
Урвар чувствовал себя хорошо, точь-в-точь как я, когда, избавившись от всех своих бед, оказался в Долине Вишен. И я от всей души желал, чтобы он тоже, живой и свободный, добрался бы до своей долины. Но до неё мы ещё не добрались. Мы были ещё в горах Карманьяки, где, верно, кишмя кишели солдаты Тенгиля, искавшие Урвара. Пожалуй, нам просто повезло, что они не нашли нас в нашей расселине, пока мы спали.
Мы сидели там, в этой расселине, и доедали остатки нашего хлеба. И время от времени Урвар повторял:
— Подумать только, я жив! Я жив и свободен!
Потому что он был единственный из узников пещеры Катлы, кто остался в живых. Всех остальных, одного за другим, принесли ей в жертву.
— Однако я верю в Тенгиля, — сказал Урвар. — Вот увидите, уж он-то позаботится, чтобы пещера Катлы не пустовала.
И снова на глазах его выступили слёзы.
— О ты, моя Долина Терновника, — сказал он, — долго ли ещё ты будешь томиться под властью Тенгиля?
Ему хотелось услышать обо всём, что случилось в долинах Нангиялы, пока он был в плену. Услышать о Софии, и о Маттиасе, и обо всём, что сделал Юнатан. И Юнатан рассказал ему обо всём, также и о Юсси. Я был почти уверен тогда, что Урвар тут же умрёт, прямо на наших глазах. Это когда он узнал, что ему так долго пришлось страдать в пещере Катлы из-за Юсси. Прошло некоторое время, пока он снова стал самим собой и мог снова говорить. И тогда он сказал:
— Моя жизнь не стоит ничего. Но зло, что Юсси принёс Долине Терновника, никогда нельзя ни искупить, ни простить.
— Прощённого или нет, его, верно, уже постигла заслуженная им кара, — произнёс Юнатан. — Юсси ты, Урвар, никогда больше не увидишь.
И тут Урвар впал в страшную ярость. Он хотел тотчас отправиться в путь. Казалось, он хотел сегодня же вечером снова начать борьбу за свободу. Он проклинал свои ноги, которые так плохо слушались его. Однако он вновь и вновь пытался подняться, и под конец ему всё же удалось встать на ноги. Он был очень горд, когда смог показать нам, что держится на ногах. И это было поразительное зрелище — Урвар, качавшийся взад-вперёд, словно его вот-вот сдует и собьёт с ног ветром. Это зрелище вызывало улыбку.
— Урвар, — сказал Юнатан, — нетрудно догадаться, что ты — узник пещеры Катлы.
И это правда. Хотя мы все трое были грязны и окровавлены, но Урвар выглядел хуже. Его одежда превратилась в лохмотья, а лицо едва можно было разглядеть, так оно обросло бородой. Видны были только глаза. Его удивительные, горящие глаза.
Через нашу расселину протекал ручей, и там мы смыли с себя всю грязь и всю кровь. Всё снова и снова окунал я лицо в холодную воду. Это было чудесно. Казалось, смываешь весь ужас пещеры Катлы.
Затем Урвар взял мой нож и срезал большую часть бороды и волос, так что стал чуть меньше похож на бежавшего узника. А Юнатан вытащил из своего вещевого мешка тот самый шлем и плащ, которые спасли его и помогли выбраться из Долины Терновника.
— Вот, Урвар, надень это, — сказал он. — Тогда, может, они решат, что ты — человек Тенгиля, который захватил двух пленников и куда-то с ними спешит.
И Урвар надел на себя шлем и плащ, но ему это не понравилось.
— В первый и последний раз ты видишь меня в этой одежде, — сказал он. — От неё несёт насилием и жестокостью.
— Пусть несёт чем угодно, — сказал Юнатан, — только бы она помогла тебе добраться домой, в Долину Терновника.
Нам пора было в путь. Через несколько часов зайдёт солнце, а когда в горах станет темно, никто не сумеет ступить на тамошние опасные тропки.