Юнатан нарочно выпачкал себе лицо и низко надвинул на глаза капюшон. И совсем не походил на Юнатана, ничуть. Но все равно он рисковал жизнью каждый раз, когда выбирался из потайной комнатки за буфетом, он называл ее «уголок». Сотня людей искала его днем и ночью, я знал об этом и сказал ему, но он отмахнулся:
— Пускай ищут сколько им угодно! Мне–то что!
Бьянка должна была вылететь из Шиповничьей долины не заметно. Для большей уверенности Юнатан хотел послать ее сам. Стражники Тенгила отвечали каждый за свой участок стены. И один из них, толстый, ходил взад–вперед по стене за усадьбой Маттиаса, этого следовало опасаться больше всего.
Потому–то дед и стоял на углу дома. Мы договорились, он будет нам сигналить. Вот что сказал Маттиас:
— Если я опущу фонарь, замрите и не двигайтесь: Толстый Додик близко. А как только я фонарь подниму–все в порядке: он за углом, где обычно болтает с другим стражником. Тут вы времени не теряйте и выпускайте Бьянку!
Так мы и сделали.
— Лети, лети, — прошептал Юнатан, — лети, Бьянка, над горами Нангиялы в Вишнёвую долину! И берегись стрел Иосси!
Не знаю, понимали ли голуби Софии человечий язык, но Бьянка Юнатана поняла. Она ткнулась клювом ему в щеку, словно хотела успокоить, а потом взвилась ввысь. И замерцала в сумерках белизной, своей опасной белизной. Додику ни чего не стоило заметить ее, если бы он посмотрел в нужную сторону.
Но он не смотрел в нужную сторону. Он о чем–то разболтался с приятелем и ничего не видел и не слышал; Маттиас следил за ним и не опускал фонаря.
Мы увидели, как исчезла в темноте Бьянка, и я сразу потянул Юнатана за рукав, чтобы он вернулся в свое убежище. Но он не хотел уходить. Или еще не хотел. Ведь стоял такой прекрасный вечер, воздух был свежим и теплым, нам легко и вольно дышалось. Конечно же, Юнатану совсем не хотелось лезть обратно в тесную душную конуру. Я понимал его как никто другой: мне самому столько пришлось пролежать взаперти на кухне, когда мы жили в городе.
Юнатан сидел в траве, обхватив колени руками. Он сидел спокойно и, казалось, не собирался уходить отсюда весь вечер, сколько бы воинов Тенгила ни прохаживалось у него за спиной.
— Почему ты не хочешь идти и сидишь? — спросил я.
— Потому что мне нравится здесь, — ответил Юнатан. — Потому что я люблю эту долину в сумерках. И прохладный воздух, в котором купается лицо, его я тоже люблю. И колючий шиповник, от которого пахнет летом.
— И мне, мне он тоже нравится, — признался я.
— И еще я люблю цветы в траве, и деревья, и луга, и леса, и маленькие красивые озера … я люблю смотреть, как восходит солнце и как оно садится, как светит луна, как сияют звезды, да и много еще чего — разве вспомнишь!
— И мне, мне тоже это нравится, — повторил я.
— Разве только тебе. Всем людям! И если им не нужно ничего больше, то скажи мне, почему они не могут жить спокойно, почему обязательно должен появиться Тенгил? — Я не мог ему ответить, и Юнатан сказал: — Ладно! Нечего сидеть! Пойдем лучше в дом!
Но мы не могли просто взять и пойти. Мы не знали, как там дела у Маттиаса и где сейчас Толстый Додик.
Стало совсем темно. Возле дома горел фонарь.
— Он держит его высоко. Значит, никаких додиков, сказал Юнатан. — Бежим!
Но едва мы пробежали несколько метров, как фонарь молнией врезался в землю, и мы замерли на месте. Послышался стук копыт: ехали галопом. Потом стук пропал, кто–то заговорил с Маттиасом. Юнатан крепко подтолкнул меня кулаком в спину.
— Иди туда! — шепнул он. — Иди к Маттиасу! Сам он скользнул в гущу зарослей.
А я, испуганный и дрожащий, пошел на свет фонаря.
— Да вот вышел подышать свежим воздухом, - послышался голос Маттиаса. — Сегодня такой прекрасный вечер.
— Вечер прекрасный? — ответил ему грубый бас. — А знаешь, что полагается тем, кто гуляет после захода солнца, а? Смертная казнь, понял?
— Ты старый наглый дед, вот ты кто! — подхватил другой голос. — Кстати, где сейчас твой мальчишка?
— Вот он идет, — сказал Маттиас. Я уже подходил к ним. И, конечно, сразу узнал тех двоих на конях — Ведира и Кадира.
— Ну как, сегодня ты не собираешься в горы посмотреть на луну, а? — спросил Ведир. — Как тебя зовут, маленький плут, ты нам так и не сказал?
— Меня зовут просто Сухариком, — ответил я. Я ничего не опасался, никто не знал меня под этим именем, ни Йосси и ни кто другой, только Юнатан и Маттиас.
— Ты и вправду cyxaрь, — сказал Кадир. — А скажи, Сухарь, как ты думаешь, зачем мы приехали?
У меня ноги подкосились.
Наверное, они пожалели, что отпустили меня в прошлый раз, подумал я, а теперь приехали, чтобы забрать и посадить в пещеру Катлы, зачем же еще им приезжать.
— Так вот, заруби себе на носу, — продолжал Кадир. - Мы объезжаем долину по вечерам, чтобы присматривать, как повинуются люди приказам Тенгила. Твой дед, видно, стал туго соображать, может, ты втолкуешь ему, что случится с ним да и с тобой тоже, если вы не будете сидеть дома, как положено, после наступления темноты.
— И учти! — добавил Ведир. — Еще раз ты так легко от нас не отделаешься, если мы застанем тебя не там, где надо, запомни накрепко, Сухарь! Дед твой, жив он или мертв, кому какая разница. А ты еще молод и, верно, хочешь вырасти в доброго воина, а?
Воина Тенгила, ну нет, никогда, скорее умру, подумал я, но ничего такого не сказал. У меня сердце сжималось от страха за Юнатана, я не осмеливался перечить им и поэтому угодливо ответил:
— Да, конечно, хочу.
— Вот и отлично! — сказал Ведир. — Тогда приходи рано утром к речным воротам и сам увидишь Тенгила. Завтра он прибудет сюда на золоченой ладье по реке Изначальных Рек и причалит к большой пристани.
И они поехали. Но Кадир в последний момент придержал коня.
— Эй, слышь, старик! — прокричал он входившему в дом Маттиасу. — Тебе не встречался такой красивый светловолосый юноша по имени Львиное Сердце, а?
Я держался за руку Маттиаса. и почувствовал, как дед вздрогнул, но ответил он спокойно:
— Не знаю я никакого Львиного Сердца.
— Ага, понятно, — продолжал Кадир. — Но вдруг ты встретишь его ненароком? Ты знаешь, наверное, что ждет тех, кто его укрывает? Смертная казнь, понял?
Маттиас захлопнул за собой дверь.
— Смертная казнь, смертная казнь. У них только одно на уме.
И едва снаружи стих стук копыт, как он снова стоял на углу с фонарем, а потом в дом вошел Юнатан; он расцарапал руки и лицо, но был доволен и рад, что все обошлось и что Бьянка уже летит над горами.
Поздно вечером мы сели ужинать. В кухоньке Маттиаса.
И с открытой дверкой тайника, чтобы Юнатан мог тотчас спрятаться, если заявятся непрошеные гости.
Но сначала мы пошли с Юнатаном на конюшню. Было очень приятно смотреть на лошадей: они снова оказались вместе. И стояли голова к голове. Словно рассказывали друг другу, что им пришлось пережить. Я дал им овса. Юнатан хо тел остановить меня, но потом махнул рукой.
— Пускай полакомятся в последний раз! Но овес, овес в Шиповничьей долине лошадям не дают.
Когда мы вошли в кухню, Маттиас ставил на стол большую корчагу с супом.
— Больше ничего нет, да и суп–то–одна вода, - вздохнул он. — но она по крайней мере теплая.
Я оглянулся, где же котомка? Я вспомнил, что в ней лежит. А когда выложил на стол лепешки и баранину, оба они – и Маттиас, и Юнатан–вздохнули, и глаза у них засветились. А я обрадовался, что смог устроить им что–то вроде праздника. Я нарезал окорок крупными кусками, и мы принялись за еду и ужинали супом, хлебом и окороком, мы ели и ели. И никто ничего не говорил долгое время. Но наконец Юнатан сказал:
— Подумать только, как хорошо наесться досыта! Я почти забыл, что значит быть сытым.
Мое лицо, наверное, сияло от удовольствия, в первый раз я почувствовал, что приехал в Шиповничью долину не зря, что поступил правильно и хорошо. А потом мне снова пришлось рассказать о своих приключениях — обо всем, что случилось, с минуты, как я выехал из Рыцарского подворья, и до того, как Ведир и Кадир проводили меня к Маттиасу. Вообще–то я уже все рассказывал, но Юнатан хотел послушать меня еще раз. И долго смеялся над Ведиром и Кадиром, как я и ожидал. Маттиас смеялся тоже.
— Да, не так уж они хитры, воины Тенгила, — сказал он. — Хотя считают себя большими умниками.
— Точно. Даже мне удалось провести их, — сказал я. Если б они только знали, что как раз братца, которого хоте ли заполучить, сами проводили в Шиповничью долину и отпустили, ничего не заподозрив! — И тут я задумался. — Юнатан, а каким образом въехал в долину ты?
Он рассмеялся.
- А я запрыгнул сюда.
— Как … запрыгнул? Вместе с Гримом?
— С ним, — ответил Юнатан. — Другого коня у меня нет.
Я же видел, знал, какие прыжки делал он на Гриме. Но чтобы перепрыгнуть такую высокую стену, как здесь, — в это никто бы не поверил.
— Понимаешь, в одном месте было не так высоко, сказал Юнатан, — не очень высоко, не так, как в других местах. Хотя и не очень низко. Пришлось постараться.
— Да, — сказал я. — А что же стража, тебя никто не заметил? Юнатан откусил от лепешки и опять засмеялся.
— За мной их гналась целая туча. Грим получил стрелу в зад. Но я ускакал от них, а один добрый человек спрятал нас с Гримом в сарае. А потом ночью он проводил нас к Маттиасу. Теперь ты знаешь все.
— Ну нет, ты еще не знаешь всего, — возразил Маттиас. - Ты не знаешь, что народ долины слагает песни об этой скачке. Давно люди так не радовались — с тех самых пор, как долину захватил Тенгил и сделал нас рабами. «Юнатан – наш освободитель», — поют в народе и верят, что он освободит нас. И я тоже верю. Вот теперь ты знаешь все.
— И опять ты не знаешь всего, — подхватил Юнатан. Ты еще не знаешь, кто возглавляет борьбу с Тенгилом. Маттиас! Теперь, когда Орвара схватили и бросили в пещеру Катлы. Нет, это Маттиаса должны славить как освободителя, а не меня!
— Зачем ты зря говоришь, Юнатан? — снова возразил Маттиас. — Я слишком стар, чтобы возглавлять борьбу. Он ведь правду сказал, этот Ведир, — жив ли я, мертв ли, кому какая разница!