В окнах домика Маттиаса не горел свет. Он стоял, окутанный серой мглой, тихий и словно вымерший. В нем и на самом деле никого не было, хотя мы отошли совсем недалеко. Маттиас сторожил на углу с фонарем, а я и Юнатан с Бьянкой осторожно крались меж кустов шиповника.
В усадьбе Маттиаса шиповник рос повсюду. А я его очень люблю. За запах — тонкий-тонкий! Но в те минуты я думал: «Я никогда не смогу больше вдыхать запах шиповника спокойно. Сердце у меня забьется, я вспомню, как мы крадемся сейчас затаив дыхание среди его колючих зарослей». Ведь совсем рядом на стене стража чутко вглядывалась и вслушивалась в темноту с одной только мыслью — поймать человека по имени Львиное Сердце.
Юнатан нарочно выпачкал себе лицо и низко надвинул на глаза капюшон. И совсем не походил на Юнатана, ничуть. Но все равно он рисковал жизнью каждый раз, когда выбирался из потайной комнатки за буфетом, он называл ее «уголок». Сотня людей искала его днем и ночью, я знал об этом и сказал ему, но он отмахнулся:
— Пускай ищут сколько им угодно! Мне-то что!
Бьянка должна была вылететь из Шиповничьей долины незаметно. Для большей уверенности Юнатан хотел послать ее сам. Стражники Тенгила отвечали каждый за свой участок стены. И один из них, толстый, ходил взад-вперед по стене за усадьбой Маттиаса, этого следовало опасаться больше всего.
Потому-то дед и стоял на углу дома. Мы договорились, он будет нам сигналить. Вот что сказал Маттиас:
— Если я опущу фонарь, замрите и не двигайтесь: Толстый Додик близко. А как только я фонарь подниму — все в порядке: он за углом, где обычно болтает с другим стражником. Тут вы времени не теряйте и выпускайте Бьянку!
Так мы и сделали.
— Лети, лети, — прошептал Юнатан, — лети, Бьянка, над горами Нангиялы в Вишневую долину! И берегись стрел Йосси!
Не знаю, понимали ли голуби Софии человечий язык, но Бьянка Юнатана поняла. Она ткнулась клювом ему в щеку, словно хотела успокоить, а потом взвилась ввысь. И замерцала в сумерках белизной, своей опасной белизной. Додику ничего не стоило заметить ее, если бы он посмотрел в нужную сторону.
Но он не смотрел в нужную сторону. Он о чем-то разболтался с приятелем и ничего не видел и не слышал; Маттиас следил за ним и не опускал фонаря.
Мы увидели, как исчезла в темноте Бьянка, и я сразу потянул Юнатана за рукав, чтобы он вернулся в свое убежище. Но он не хотел уходить. Или еще не хотел. Ведь стоял такой прекрасный вечер, воздух был свежим и теплым, нам легко и вольно дышалось. Конечно же, Юнатану совсем не хотелось лезть обратно в тесную душную конуру. Я понимал его как никто другой: мне самому столько пришлось пролежать взаперти на кухне, когда мы жили в городе.
Юнатан сидел в траве, обхватив колени руками. Он сидел спокойно и, казалось, не собирался уходить отсюда весь вечер, сколько бы воинов Тенгила ни прохаживалось у него за спиной.
— Почему ты не хочешь идти и сидишь? — спросил я.
— Потому что мне нравится здесь, — ответил Юнатан. — Потому что я люблю эту долину в сумерках. И прохладный воздух, в котором купается лицо, его я тоже люблю. И колючий шиповник, от которого пахнет летом.
— И мне, мне он тоже нравится, — признался я.
— И еще я люблю цветы в траве, и деревья, и луга, и леса, и маленькие красивые озера… Я люблю смотреть, как восходит солнце и как оно садится, как светит луна, как сияют звезды, да и много еще чего — разве вспомнишь!
— И мне, мне тоже это нравится, — повторил я.
— Разве только тебе. Всем людям! И если им не нужно ничего больше, то скажи мне, почему они не могут жить спокойно, почему обязательно должен появиться Тенгил? — Я не мог ему ответить, и Юнатан сказал: — Ладно! Нечего сидеть! Пойдем лучше в дом!
Но мы не могли просто взять и пойти. Мы не знали, как там дела у Маттиаса и где сейчас Толстый Додик.
Стало совсем темно. Возле дома горел фонарь.
— Он держит его высоко. Значит, никаких додиков. — сказал Юнатан. — Бежим!
Но едва мы пробежали несколько метров, как фонарь молнией врезался в землю, и мы замерли на месте. Послышался стук копыт: ехали галопом. Потом стук пропал, кто-то заговорил с Маттиасом. Юнатан крепко подтолкнул меня кулаком в спину.
— Иди туда! — шепнул он. — Иди к Маттиасу!
Сам он скользнул в гущу зарослей.
А я, испуганный и дрожащий, пошел на свет фонаря.
— Да вот вышел подышать свежим воздухом, — послышался голос Маттиаса. — Сегодня такой прекрасный вечер.
— Вечер прекрасный? — ответил ему грубый бас. — А знаешь, что полагается тем, кто гуляет после захода солнца, а? Смертная казнь, понял?
— Ты старый наглый дед, вот ты кто! — подхватил другой голос. — Кстати, где сейчас твой мальчишка?
— Вот он идет, — сказал Маттиас. Я уже подходил к ним. И, конечно, сразу узнал тех двоих на конях — Ведира и Кадира.
— Ну как, сегодня ты не собираешься в горы посмотреть на луну, а? — спросил Ведир. — Как тебя зовут, маленький плут, ты нам так и не сказал?
— Меня зовут просто Сухариком, — ответил я. Я ничего не опасался, никто не знал меня под этим именем, ни Йосси и ни кто другой, только Юнатан и Маттиас.
— Ты и вправду сухарь, — сказал Кадир. — А скажи, Сухарь, как ты думаешь, зачем мы приехали?
У меня ноги подкосились.
Наверное, они пожалели, что отпустили меня в прошлый раз, подумал я, а теперь приехали, чтобы забрать и посадить в пещеру Катлы, зачем же еще им приезжать.
— Так вот, заруби себе на носу, — продолжал Кадир. — Мы объезжаем долину по вечерам, чтобы присматривать, как повинуются люди приказам Тенгила. Твой дед, видно, стал туго соображать, может, ты втолкуешь ему, что случится с ним да и с тобой тоже, если вы не будете сидеть дома, как положено, после наступления темноты.
— И учти! — добавил Ведир. — Еще раз ты так легко от нас не отделаешься, если мы застанем тебя не там, где надо, запомни накрепко. Сухарь! Дед твой, жив он или мертв, кому какая разница. А ты еще молод и, верно, хочешь вырасти в доброго воина, а?
Воина Тенгила, ну нет, никогда, скорее умру, подумал я, но ничего такого не сказал. У меня сердце сжималось от страха за Юнатана, я не осмеливался перечить им и поэтому угодливо ответил:
— Да, конечно, хочу.
— Вот и отлично! — сказал Ведир. — Тогда приходи рано утром к речным воротам и сам увидишь Тенгила. Завтра он прибудет сюда на золоченой ладье по реке Изначальных Рек и причалит к большой пристани.
И они поехали. Но Кадир в последний момент придержал коня.
— Эй, слышь, старик! — прокричал он входившему в дом Маттиасу. — Тебе не встречался такой красивый светловолосый юноша по имени Львиное Сердце, а?
Я держался за руку Маттиаса и почувствовал, как дед вздрогнул, но ответил он спокойно:
— Не знаю я никакого Львиного Сердца.
— Ага, понятно, — продолжал Кадир. — Но вдруг ты встретишь его ненароком? Ты знаешь, наверное, что ждет тех, кто его укрывает? Смертная казнь, понял?
Маттиас захлопнул за собой дверь.
— Смертная казнь, смертная казнь. У них только одно на уме.
И едва снаружи стих стук копыт, как он снова стоял на углу с фонарем, а потом в дом вошел Юнатан; он расцарапал руки и лицо, но был доволен и рад, что все обошлось и что Бьянка уже летит над горами.
Поздно вечером мы сели ужинать. В кухоньке Маттиаса. И с открытой дверкой тайника, чтобы Юнатан мог тотчас спрятаться, если заявятся непрошеные гости.
Но сначала мы пошли с Юнатаном на конюшню. Было очень приятно смотреть на лошадей: они снова оказались вместе. И стояли голова к голове. Словно рассказывали друг другу, что им пришлось пережить. Я дал им овса. Юнатан хотел остановить меня, но потом махнул рукой.
— Пускай полакомятся в последний раз! Но овес, овес в Шиповничьей долине лошадям не дают.
Когда мы вошли в кухню, Маттиас ставил на стол большую корчагу с супом.
— Больше ничего нет, да и суп-то — одна вода, — вздохнул он. — Но она по крайней мере теплая.
Я оглянулся, где же котомка? Я вспомнил, что в ней лежит. А когда выложил на стол лепешки и баранину, оба они — и Маттиас, и Юнатан — вздохнули, и глаза у них засветились. А я обрадовался, что смог устроить им что-то вроде праздника. Я нарезал окорок крупными кусками, и мы принялись за еду и ужинали супом, хлебом и окороком, мы ели и ели. И никто ничего не говорил долгое время. Но наконец Юнатан сказал:
— Подумать только, как хорошо наесться досыта! Я почти забыл, что значит быть сытым.
Мое лицо, наверное, сияло от удовольствия, в первый раз я почувствовал, что приехал в Шиповничью долину не зря, что поступил правильно и хорошо. А потом мне снова пришлось рассказать о своих приключениях — обо всем, что случилось, с минуты, как я выехал из Рыцарского подворья, и до того, как Ведир и Кадир проводили меня к Маттиасу. Вообще-то я уже все рассказывал, но Юнатан хотел послушать меня еще раз. И долго смеялся над Ведиром и Кадиром, как я и ожидал. Маттиас смеялся тоже.
— Да, не так уж они хитры, воины Тенгила, — сказал он. — Хотя считают себя большими умниками.
— Точно. Даже мне удалось провести их, — сказал я. — Если б они только знали, что как раз братца, которого хотели заполучить, сами проводили в Шиповничью долину и отпустили, ничего не заподозрив! — И тут я задумался. — Юнатан, а каким образом въехал в долину ты?
Он рассмеялся.
— А я запрыгнул сюда.
— Как… запрыгнул? Вместе с Гримом?
— С ним, — ответил Юнатан. — Другого коня у меня нет.
Я же видел, знал, какие прыжки делал он на Гриме. Но чтобы перепрыгнуть такую высокую стену, как здесь, — в это никто бы не поверил.
— Понимаешь, в одном месте было не так высоко, — сказал Юнатан, — не очень высоко, не так, как в других местах. Хотя и не очень низко. Пришлось постараться.
— Да, — сказал я. — А что же стража, тебя никто не заметил?
Юнатан откусил от лепешки и опять засмеялся.
— За мной их гналась целая туча. Грим получил стрелу в зад. Но я ускакал от них, а один добрый человек спрятал нас с Гримом в сарае. А потом ночью он проводил нас к Маттиасу. Теперь ты знаешь все.