Он хотел знать обо всем, что произошло в Нангияле. О Софии, и о Маттиасе, и о том, что сделал Юнатан в Шиповничьей долине. Юнатан все рассказал ему. О Йосси тоже. Когда Орвар узнал, что это из-за Йосси он страдал и мучился в пещере Катлы, нам показалось, он сейчас умрет. Он не сразу пришел в себя. А когда смог говорить, сказал:
— Моя жизнь ничего не значит. Но предательство Йосси нельзя ни просить, ни забыть.
— Прощенный или нет, он, верно, получил свое, — сказал Юнатан. — Йосси мы больше не увидим!
И тут Орвара охватила ярость. Он хотел немедленно отправиться в путь, он готов был начать последнюю решительную битву сегодня же вечером и проклинал свои ноги, отказывавшиеся ему служить. Раз за разом он пытался встать, и наконец это ему удалось. И он сразу же в немалой мере загордился, что стоит на своих ногах. Ну и вид же у него был, когда он стоял, качаясь, будто не знал, в какую сторону упасть. Глядя на него, мы не могли сдержать улыбки.
— Орвар, — сказал Юнатан. — За версту видно, что ты бежал из пещеры Катлы.
И то правда. Нас словно нарочно вываляли в грязи и крови, но Орвар выглядел хуже всех. Его одежда свисала лохмотьями, а лицо закрывали отросшие волосы и борода. Виднелись только глаза. Его удивительные горящие глаза.
Рядом с нами в расселине бежал ручей, мы смыли в нем грязь и кровь. Я окунал и окунал лицо в ледяную воду, и это было чудесно. Ручей уносил с собой все ужасы страшной пещеры.
Потом Орвар одолжил у меня ножик, подрезал бороду и волосы и теперь меньше походил на сбежавшего из темницы узника. Юнатан достал из котомки плащ и шлем.
— Надень, Орвар! — предложил он. — Может, воины Тенгила примут тебя за своего. Подумают, что ты взял двух пленников и везешь их куда следует.
Орвар брезгливо взял плащ и шлем:
— Больше вы меня в таком наряде не увидите. От этой погани просто разит унижением и жестокостью.
— Пусть разит чем угодно, — ответил Юнатан, — лишь бы эта погань помогла тебе доехать до Шиповничьей долины.
Мы собирались в путь. Через несколько часов зайдет солнце, в горах станет темно, а по опасным тропам Карманьяки ночью не проехать.
Юнатан серьезно посматривал вокруг. Он знал, что нас ожидало, я слышал, как он сказал Орвару:
— Ближайшие два часа решат судьбу Шиповничьей долины. Сможешь ли ты держаться в седле?
— Да, да, да! — воскликнул Орвар. — Хоть десять часов кряду!
Юнатан подвел Фьялара и подсадил Орвара на коня. И я сразу же не узнал его. Орвар словно вырос в седле, стал сильнее и крепче. Ведь он тоже был из храбрых и сильных, как и Юнатан. А я, я совсем не мог с ними равняться. И только потом, когда мы уже сидели на Гриме и я прижимался лбом к спине Юнатана и обнимал его за пояс, только тогда я почувствовал, как переливаются в меня его силы, и больше ничего не боялся. Хотя все-таки подумал: какой прекрасной могла бы быть жизнь, если бы не приходилось постоянно испытывать свою силу и храбрость. Подумать только, если бы мы могли жить, как в наши первые дни в Вишневой долине, какими они сейчас казались далекими!
— Потом мы поехали. Поскакали на закат — там висел над пропастью мост. Мы скакали в ту сторону, хотя нам все время приходилось петлять. Ведь троп здесь, в Карманьяке, было невообразимое множество, извилистых, пересекающихся троп. Никто, кроме Юнатана, не нашел бы дорогу в их лабиринте. Он ее угадывал каким-то своим особым чутьем.
Я осматривался вокруг, вглядывался в даль до рези в глазах. Но никого не видел. Никого, кроме Орвара, скакавшего позади в страшном шлеме и в черном плаще. Я вздрагивал от испуга каждый раз, когда оборачивался, — вот что значила привычка опасаться черного шлема и всех, кто носил его.
Мы скакали и скакали. Все было спокойно. Повсюду, где бы мы ни проезжали, горы казались мирными, нежными и прекрасными. Тихий вечер в горах, вот как это называется, подумал я. Если он и вправду такой.
Ведь из тишины и спокойствия в любой момент могло вынырнуть все что угодно. Нас не оставляло неприятное напряжение. Даже Юнатана. Он настороженно оглядывался по сторонам.
— Только бы переехать мост, — сказал он. — Тогда худшее останется позади.
— Долго еще до него? — спросил я.
— Еще с полчаса, если все пойдет хорошо.
И тут мы увидели их. Отряд воинов Тенгила — шесть копейщиков на вороных конях. Они вынырнули на тропе внезапно, там, где она огибала гору. Всадники на рысях двигались навстречу.
— Ну вот, жизнь или смерть! — сказал Юнатан и крикнул: — Сюда, Орвар!
Он поспешил к нам, и Юнатан бросил ему поводья, чтобы мы больше походили на пленников.
Они еще не заметили нас. Но бежать было поздно. И некуда. Оставалось одно — ехать как ни в чем не бывало и надеяться, что их обманут шлем и плащ Орвара.
— Живым не сдамся! — сказал тот. — Знай, Львиное Сердце!
Озноб ожег мне спину, я успел подумать: если нас схватят сейчас, то лучше бы это случилось раньше, в пещере Катлы, мы бы избавились от мучений обратного пути по подземелью.
Мы встретились. Они придержали коней, чтобы пропустить нас. Во всаднике, ехавшем впереди, мы узнали старого знакомого — Пэрка!
Но Пэрк и не думал смотреть на нас, рабов. Он смотрел только на своего в черном шлеме. И как только мы с Юнатаном проехали, Пэрк спросил Орвара:
— Ты не слыхал, его схватили?
— Нет, пока не слыхал.
— Куда едешь?
— Отвожу пленников.
Ничего больше Пэрк не узнал. Мы проехали. А потом поскакали быстрее, хотя поостереглись гнать лошадей.
— Обернись осторожно, Сухарик, и посмотри, что они делают, — сказал Юнатан.
Я оглянулся, как он велел:
— Едут.
— Слава богу.
Но он рано радовался. Они остановились и посмотрели нам вслед.
— Начали соображать, — сказал Юнатан.
— Эй, солдат, остановись! — крикнул Пэрк. — Я хочу поближе посмотреть на тебя и твоих пленников!
Да, действительно начали.
Орвар стиснул зубы.
— Вперед, Юнатан! — крикнул он. — Иначе нам смерть!
И мы поскакали.
Пэрк повернул отряд, да, они повернули, да так припустились за нами, что гривы коней затрепетали на ветру.
— Ну, Грим, покажи, на что ты способен! — крикнул Юнатан.
И ты тоже, мой Фьялар, подумал я. Как мне захотелось к нему на спину!
Ни один скакун не мог сравниться с Гримом и Фьяларом, и по тропе они летели, они знали: гонка пошла не на жизнь, а на смерть. Воины преследовали нас. Цоканье копыт то приближалось, то отдалялось, но звучало все время и не стихало. Пэрк догадался, за кем гонится, такую добычу не согласился бы упустить ни один воин Тенгила. Было что приволочь в замок и чем похвастаться!
Когда мы скакали по мосту, они уже настигали нас. Рядом просвистели копья. Но копья упали, никого не задев.
Мы мчались уже по другой стороне, по Нангияле, но худшее, худшее, что бы ни говорил Юнатан, еще не осталось позади. Скорее наоборот!
Погоня продолжалась вдоль реки. На ее высоком берегу по тропе в Шиповничью долину. Мы мчались знакомой дорогой. Здесь проезжали мы с Юнатаном позавчера вечером — тысячу лет назад! Мы ехали медленно-медленно в сумерках, спокойно смотрели на реку и выбирали место для нашего первого походного костра. Вот как бы ехать по берегу реки, а не как сейчас, когда лошади чуть не разбивались о камни!
Резвее всех скакал Орвар. Ведь он стремился в родную долину. Юнатан не мог угнаться за ним. Пэрк тоже скакал быстрее нас, он понемногу выигрывал расстояние, и я не понимал почему. Пока не догадался, что Пэрк выигрывает из-за меня. Лучше наездника, чем Юнатан, не сыскать во всем свете, никто не мог соперничать с ним на коне, будь он в седле один. А сейчас ему приходилось думать обо мне, и это мешало.
Гонка решала судьбу Шиповничьей долины, так говорил Юнатан. И исход гонки решал я! Решал плохо. Это становилось яснее и яснее. Каждый раз, оборачиваясь, я видел черные шлемы все ближе. Иногда они скрывались за пригорками или деревьями, но потом снова неумолимо надвигались на нас ближе и ближе.
Юнатан, наверное, тоже понимал, что нам не уйти. Обоим! А ему нужно было уйти! Я не мог допустить, чтобы его схватили из-за меня. И поэтому сказал:
— Юнатан, сделай как скажу! Сбрось меня, когда скроешься от них за поворотом! И догоняй Орвара!
Он был ошеломлен, я заметил это. Но ошеломлен, может, меньше, чем я сам.
— И ты не боишься? — спросил он.
— Боюсь, но попробую.
— Храбрый маленький Сухарик! Я вернусь за тобой, как только провожу Орвара к Маттиасу. Я вернусь!
— Обещаешь?
— А то как же.
Мы уже доскакали до места с ветлой, где купались.
— Я спрячусь в нашем дереве. Найдешь меня там!
Ничего больше я сказать не успел, мы как раз скрылись от них за пригорком. Юнатан придержал коня, чтобы мне не удариться о камни. А потом понесся дальше. Я побыстрее откатился в сторону и упал в большую яму. Надо мной пронеслись преследователи. На миг мелькнуло глупое лицо Пэрка. Он оскалил зубы, словно хотел кусаться, — и такому Юнатан спас жизнь!
А Юнатан тем временем догнал Орвара, они скрылись из виду, и я обрадовался. Скачи теперь, Пэрк, дорогуша, скачи что есть силы! Орвара и Юнатана тебе не видать!
Я лежал в яме, пока Пэрк и его люди не скрылись. А потом побрел к реке и моему дереву. И не без приятного чувства влез на него и засел в зеленых ветвях. Я же устал.
К берегу рядом с деревом прибило лодку. Скорее всего она отвязалась где-то выше по течению. Видно, ее плохо зачалили. Но кто бы ни был ее хозяином, он теперь небось жалеет, что плохо завязал узел, лениво подумал я. Я сидел в развилке ветвей, размышлял обо всем понемногу и поглядывал по сторонам. Скала Пэрка по-прежнему торчала среди бурлящей воды. Там бы ему и сидеть, собаке. Чуть повыше с другой стороны на меня смотрела гора Катлы, и я спросил себя: откуда берутся люди, запирающие узников в страшные пещеры?
Еще я от всего сердца пожелал Орвару и Юнатану благополучно добраться до нашего подземного хода прежде, чем их настигнет Пэрк и его конники. И мне бы очень хотелось узнать, что скажет Маттиас, когда он найдет в потайной комнатке Орвара, и как он обрадуется. Вот обо всем этом я и думал.