Солтеро взмахнул руками.
– Они хотели дискредитировать его.
– Несомненно, – кивнул Алекс. – А это может означать только одно: русским есть что скрывать. Он помолчал.
– Давление нарастало, и в конце концов КГБ пригласил в Москву родственников Валленберга, передал им его паспорт и заявил, что шведский дипломат скончался в 1947 году от сердечного приступа в Лубянской тюрьме.
– Самое подходящее место для сердечного приступа.
– А теперь к нам поступает это сообщение от Гримальди, – негромко заключил Алекс. – Сообщение о казни Валленберга. Один из двух оставшихся в живых свидетелей...
Он замолчал, закрыв глаза, и глубоко вздохнул.
– Один из свидетелей – мой отец. Солтеро уставился на него с выражением крайнего изумления на лице.
Подтверждение сообщения Гримальди поступило сразу после обеда в пятницу, незадолго до того, как Алекс вылетел домой на уик-энд. В соответствии с запросом Алекса политический советник американского посольства связался с пресс-центром КГБ – еще одним порождением горбачевской “гласности”, где его заверили, что после тщательного расследования советское правительство наконец узнало подлинные обстоятельства смерти Валленберга. “Да, конечно, – вежливо сказал один из руководителей пресс-центра, – в понедельник будет официально объявлено, что Валленберг был казнен КГБ”. Ни о каких свидетелях расстрела в пресс-центре и не слышали. Представитель КГБ заверил политического советника посольства, что это скорее всего просто чей-то досужий вымысел.
Алекс заново перечитал шифровку уже в машине, которая везла его по оживленным улицам Манхэттена в аэропорт Ла Гардия. Приближалось Рождество, и витрины магазинов сверкали сотнями электрических лампочек. Повсюду были выставлены в кадках хвойные деревья, украшенные блестящими игрушками и присыпанные искусственным снегом, а на углах звонили в свои колокольчики многочисленные Санта-Клаусы с ватными бородами и усами. Всеобщее веселье, однако, омрачалось невеселыми газетными заголовками, которые гласили: война в Заливе неизбежна.
Этим же вечером, отправив Тоню спать, Алекс растопил в гостиной камин, наполнил коньяком два хрустальных фужера и перенес их к дивану, где, глядя на пламя, клубочком свернулась Клаудия. С трагических событий на Балтиморском шоссе они проводили вместе столько времени, сколько могли. Из-за Тони Клаудия оставалась в Вашингтоне, раз в неделю прилетая в Нью-Йорк, чтобы провести с ним ночь, а Алекс, в свою очередь, возвращался домой каждую пятницу, чтобы провести с женой все выходные.
После смерти Виктора оба почувствовали непреодолимое желание снова быть вместе. Они помногу разговаривали, совершали длительные прогулки и даже любовью занимались с прежней, давно забытой нежностью и страстью. Все вместе напоминало возрождение их давних отношений; и Алексу оставалось только надеяться, что все это не было искусственным всплеском чувств, которые вскоре погаснут. Он был преисполнен решимости вернуть себе любовь Клаудии.
– Мне нужно тебе кое-что сказать, – сообщил Алекс, присаживаясь рядом с ней.
Клаудия тут же прижалась к нему, согревая бокал с коньяком в ладонях, и он рассказал ей о рапорте Гримальди.
Услышав имя Виктора Вульфа, Клаудия мгновенно оцепенела; затем она посмотрела на него, и Алекс увидел в ее глазах боль и муку. Лицо Клаудии было белым как мел.
– Твой отец... – прошептала она. – Твой отец жив.
– Ты понимаешь, что это означает, Клаудия? – спросил Алекс. – Это ловушка, я знаю. Моему брату в руки попало страшное оружие: он разыскал моего отца и хочет использовать его против меня.
– Я не верю, – ответила Клаудия. – Твой отец жив. Только представь себе, как вы двое встретитесь, обнимете друг друга... – Она внезапно замолчала. Значение происшедшего вдруг дошло до ее сознания, и она в испуге уставилась на него.
Алекс кивнул.
– Именно это Дмитрий и имел в виду. Он уверен, что, как только я узнаю об этом, ничто не помешает мне отправиться в Россию, чтобы найти отца.
Клаудия встала с дивана и подошла к окну, посмотрев сквозь занавески на темную пустынную улицу.
– Как ты думаешь, он все время знал, что твой отец жив?
Алекс не ответил, пытаясь разгадать стратегию Дмитрия.
– Нет, – сказал он наконец. – Если бы он знал, что Виктор Вульф жив, он использовал бы его против меня давным-давно. И не нужно было бы похищать детей.
– Почему нет?
– Он решился на похищение от отчаяния. Это ведь довольно сложная операция, к тому же на чужой территории значительно увеличивается риск. Он не стал бы предпринимать ничего в этом роде, если бы у него с самого начала был Виктор Вульф. Наверное, он узнал о нем только недавно.
– Как он узнал?
– Возможно, он наткнулся на имя отца, просматривая досье Валленберга. Это дело – серьезная головная боль для КГБ, им постоянно приходится что-то придумывать, чтобы отвести от себя всяческие обвинения со стороны мирового сообщества. Узнав, что Виктор Вульф жив, Дмитрий убедил своих начальников открыть правду о Валленберге и выпустить оставшихся в живых свидетелей. Готов поспорить, что он сам выбрал город Печору, чтобы поселить там моего отца.
– Где это?
– Где-то на севере европейской части СССР, рядом с Полярным кругом. Это закрытая зона, гражданские лица из других районов России туда не допускаются.
– Почему?
– Там полно лагерей и ракетных баз. Дмитрий выбрал эти края затем, чтобы быть уверенным – если я попытаюсь спасти отца, то окажусь полностью в его власти. Скорее всего он установил свой капкан, перевел отца в Печору, а затем продиктовал сообщение Гримальди. Наверное, он уже там, поджидает меня.
Клаудия вернулась на диван и села рядом с ним.
– Он так уверен, что ты приедешь?
Алекс кивнул.
– Это донесение – мой смертный приговор.
– Да, если будешь и дальше играть в эти игры. Он, безусловно, хочет, чтобы ты приехал в Россию и попытался спасти отца, – Клаудия нахмурила лоб. – Только безумец может попасться на такую удочку...
Она поставила свой бокал на ковер, взяла его лицо в свои ладони и внимательно посмотрела ему в глаза.
– Но ты поедешь, ведь правильно?
Алекс не ответил.
– Я поеду с тобой.
Он посмотрел на ее прекрасное лицо, на упрямо сжатые губы.
– Ты сошла с ума, Клаудия.
– Я поеду с тобой, – повторила она.
Алекс затряс головой.
– Ни в коем случае. Это слишком опасное дело, которое может закончиться довольно печально.
В глазах Клаудии сверкнул дерзкий огонек, и Алекс понял, что отговорить ее будет непросто. Он не смог бы урезонить ее даже при помощи логики, так как его собственные намерения полностью выходили за рамки здравого смысла. И все же он не мог поступить никак иначе, не мог оставить отца гнить в затерянном приполярном поселке. Никакой альтернативы не было, он должен попытаться. Вот только если он снова оттолкнет Клаудию сейчас, то может никогда больше не найти ее, когда вернется. Если вернется.
– Когда умер Виктор, – негромко сказал он, – я поклялся себе, что никогда больше тебя не оставлю и не дам тебе повода оставить меня. Ты мне веришь?
Они еще долго разговаривали, и только далеко за полночь, когда дрова в камине давно превратились в золу, Алексу удалось достичь шаткого компромисса: Клаудия поедет с ним до границы Советского Союза и будет дожидаться там его возвращения.
На следующее утро Алекс позвонил Солтеро.
– Хай, сеньор Рэмбо, – раздался в трубке озорной голос его помощника. Анхель Солтеро оставался верен себе.
– Мне нужно, чтобы ты разведал, как лучше всего добраться до Печоры, – сказал Алекс.
Глава 20
Паром был полон шумными, веселыми финнами, направляющимися в Ленинград, чтобы провести уик-энд в вестибюлях гостиниц, недавно переоборудованных в казино, и насладиться дешевой выпивкой. На палубу парома они загружались автомобилями и целыми автобусами, закутавшись в теплые парки и натянув на самые глаза вязаные шапочки с кисточками. Пить и горланить они начали еще до того, как паром отошел от берега.
Алекс был одет в куртку голубого цвета, отороченную мехом, и в вязаную лыжную шапочку с красными, синими и белыми полосками. В кармане его лежал шведский паспорт на имя Арне Блома. К этой поездке он подготовился заранее, распространив немало ложных слухов, спланировав несколько обходных маневров и применив еще несколько уловок из своего обширного арсенала.
Его австрийский резидент организовал утечку информации в КГБ, что Алекс Гордон с паспортом югославского гражданина прилетит в Москву из Бухареста рейсом авиакомпании “Таром”. Другие сообщения помещали его то в поезд из Праги, то в туристский автобус, вышедший из Берлина накануне вечером, то в автомобиль, стоящий в очереди на таможню на польской границе. Даже среди врачей, направляющихся на международную конференцию в Одессу, был свой Алекс Гордон. Несколько ветеранов ЦРУ с сомнительными документами одновременно прибыли в СССР через разные въездные порты. Каждый из них мог быть Гордоном, и каждого из них пограничные власти подвергали тщательной проверке. Все они, однако, были посланы в Россию единственно для того, чтобы отвлечь внимание Морозова и дать Алексу возможность без помех перейти границу.
Пока его агенты были заняты игрой в прятки с людьми КГБ, Алекс планировал проникнуть в Россию морским путем, на пароме Хельсинки – Ленинград. Морское побережье на русском Севере охранялось довольно слабо, а паспортный контроль на четырнадцатом причале Ленинградского морского порта был простой формальностью.
Клаудия осталась в Хельсинки. Стоя на заснеженном пирсе, она махала ему рукой, и Алекс долго смотрел, как исчезает вдали ее высокая фигура, открытая холодному морскому ветру, дувшему со стороны Финского залива. Он не мог не думать о том, что видит ее, быть может, в последний раз в своей жизни. На мгновение перед его глазами возникло розовощекое, улыбающееся лицо маленького Виктора, и Алекс непроизвольно стиснул руки в карманах, как делал уже не раз. “Ох, Дмитрий, – подумал он. – Если я только смогу добраться до тебя, я заставлю тебя дорого заплатить за все го