– И они правы.
– Но ведь именно этого и добивается Горбачев! Морозов считает, что он – это катастрофа для России. Горбачев уже потерял Восточную Европу, Анголу, Никарагуа, Эфиопию и Ирак. Он согласился на объединение Германии. Он виноват в том, что происходит в Прибалтике, в Грузии и Армении. Советский Союз перестал быть великой державой, страна стоит на пороге анархии и выпрашивает гуманитарную помощь у немцев и американцев. Во всем этом виноват Горбачев, и именно поэтому Морозов считает, что его надо остановить.
– При помощи убийства? – с сомнением осведомился Алекс. Уж больно неправдоподобно звучало все то, о чем рассказывал Серебров.
– Да, – мрачно сказал перебежчик.
– Кто еще знает об этом?
– Очень узкий круг посвященных. В него не входят даже ближайшие помощники Морозова.
Алекс попытался рассуждать объективно и здраво. Несомненно, в горбачевской России КГБ терял больше всех. Если потепление отношений между Вашингтоном и Москвой выльется в свободу, демократию и тесное сотрудничество, никому не будут нужны шпионы, профессиональные убийцы и дознаватели. Верхушка КГБ обвинила Горбачева во всех своих бедах. С их точки зрения заговор с целью физического устранения прогрессивного советского лидера безусловно имел смысл.
– Каковы их планы? – спросил Алекс.
– Насколько я понял, Морозов планирует убийство на территории иностранного государства, чтобы никто не попытался связать это с деятельностью Комитета. Убийство должно выглядеть как несчастный случай.
– Значит, на территории иностранного государства? – Алекс подошел к окну и выглянул наружу через щели в жалюзях. Серые дождевые облака цеплялись за снежные вершины Альп. – Какого государства?
– Конечно, вашего, какого же еще? – удивился Серебров.
Алекс резко обернулся к нему.
– Постой, что ты имеешь в виду?
– Горбачев собирается посетить Соединенные Штаты весной девяносто первого года. Убийство должно произойти во время этой поездки.
– Это невероятно, – с сомнением проговорил Алекс, поглядывая на Сереброва поверх своей кружки. – Начиная с того момента, когда Горбачев ступит на нашу землю, он будет находиться под нашей защитой. КГБ не может столь свободно делать свои дела в Штатах.
– Видишь ли... – удивление Алекса по всей видимости доставляло Сереброву немалое удовольствие. – Морозов, как мне кажется, прячет в рукаве козырную карту. В США у него есть тайный союзник: некий богатый и очень влиятельный американец.
– Кто он такой? – нахмурился Алекс.
– Этого я не знаю. Никакого имени при мне не упоминали, я лишь понял, что у Морозова есть свой собственный секретный канал связи с этим человеком. Судя по слухам, это промышленный магнат, вложивший немалые средства в программу “Звездных войн”. Если в отношениях между Вашингтоном и Москвой победит разрядка, он потеряет миллиарды долларов. Разоружившимся американцам будут до лампочки все его технические новинки.
Серебров прикончил печенье и огорченно щелкнул языком, поглядывая на пустую тарелку.
– Как видите, наши правые и ваши правые имеют между собой много общего, – усмехнулся он. – И тем и другим мешает Горбачев. Кстати, нельзя ли принести еще печенья?
Разоблачения Сереброва все еще звучали в ушах Алекса, когда он садился в самолет “Эйр Франс”, следующий из Парижа в Вашингтон. Самого Сереброва отправили в США на самолете ЦРУ, который должен был доставить его на аэродром в Форт-Лири, в Виргинии. Там в течение еще двух месяцев ему предстояло пройти более глубокое и тщательное собеседование с лучшими специалистами ЦРУ.
Алекс, однако, сомневался, что перебежчик знает еще что-нибудь о заговоре против Горбачева. Ему никто ничего не сообщал, никто ни во что его не посвящал, и он питался лишь слухами и собственными догадками. Но если все, что он рассказал, окажется правдой, то история Советского Союза, да и всего мира тоже, может самым решительным образом измениться. Если Горбачев будет убит, власть в Кремле возьмут сторонники жесткой, прокоммунистической линии. СССР окажется в руках безжалостной хунты под руководством его собственного брата. Все достижения мирного процесса утонут в крови, заново начнется “холодная война”, и Россия опять превратится в “империю зла”.
Времени терять было нельзя, и мозг Алекса сразу включился в работу, намечая примерный план действий и необходимых шагов. Он должен прекратить все текущие операции и создать собственный оперативный штаб где-нибудь в Нью-Йорке или Вашингтоне, лишь бы подальше от Лэнгли. Свое руководство он пока ни о чем информировать не будет. Придется поработать как бы вне структуры ЦРУ. Таинственный союзник Дмитрия вовлечен в программу СОИ, стало быть, он – одна из ведущих фигур в аэрокосмической промышленности. Придется разослать сотрудников по всей стране, чтобы они одного за другим прощупывали президентов и владельцев аэрокосмических компаний и фирм. Затем, когда список сократится до нескольких имен, он поставит на прослушивание их телефоны и пустит за ними наружное наблюдение. Этим он безусловно нарушит закон, но теперь, когда у него на руках срочное дело чрезвычайной важности, Алексу это было безразлично.
Надо будет также связаться в Москве с Гримальди и поручить ему побольше разузнать о намерениях “Памяти”. У Калинина должны быть собственные связи внутри КГБ. С другой стороны, Гримальди нельзя информировать о заговоре против Горбачева. Алекс никогда не доверял ему до конца. В ту ночь в мотеле “Скайвэй” он перехватил несколько взглядов, которыми обменивались Калинин и Гримальди, и его тело пронизала дрожь странного предчувствия. Между этими двумя существовали какие-то тайные взаимоотношения, сути которых Алекс до сих пор не мог постичь.
Стюард принес ему бокал охлажденной водки со льдом, тем самым нарушив ход мыслей Алекса. Он огляделся по сторонам и увидел, что через проход от него сидит миловидная блондинка в белом платьице-мини с длинными льняными волосами и хрупкими плечами. Девушка нежно прижималась к сидевшему рядом с ней парню. У того тоже были длинные светлые волосы, узкое, нервное лицо мечтателя и страстный рот. Девушке было примерно столько же лет, сколько и Татьяне в день ее гибели. И она, и ее парень, казалось, были без памяти влюблены друг в друга.
Эта парочка странным образом взволновала Алекса; он пристально уставился на обоих, не в силах отвести в сторону глаза. Почувствовав его взгляд, девушка обернулась к нему, напряглась, затем неуверенно улыбнулась и опустила глаза. Алекс же почувствовал приступ черной зависти. Они были так счастливы, черт побери, и так любили друг друга! Ему они казались пришельцами из другого мира, живущими совсем иной, непохожей жизнью. “Что же со мной случилось? – неожиданно подумал Алекс. – Ведь и я был таким, как этот белокурый парень. Совсем недавно и я был страстным, романтичным, я умел любить до отчаяния сильно, не был безразличен к поэзии и музыке, я доверял людям, и жизнь приносила мне удовольствие. Теперь у меня ничего этого не осталось.
Что за жизнью я живу? Эта жизнь принадлежит не мне, она принадлежит моему брату. Он один полностью заполняет мои мысли и пробуждает мои чувства. Его портрет висит у меня в кабинете, а подробное описание всех его склонностей и привычек заполняет толстые папки досье, собранные в моем сейфе. Я знаю его лучше, чем себя самого; я знаю, что он любит есть и пить, какие сигареты предпочитает. Его случайные любовницы возбуждают меня больше, чем собственная жена. С ним одним я провожу мои дни и ночи, я иду по его следам, стараюсь проникнуть в его разум и угадать его мысли. Мы были вместе, когда он совещался с Октябрем, вместе безжалостно вторгались в мягкие лона женщин, вместе ломали шеи эмигрантским лидерам, вместе убивали афганского президента и вместе приканчивали украинских националистов...”
Алекс закрыл глаза и прижал к щеке холодный бокал. Татьяна стала причиной их кровной вражды, однако она ушла из жизни очень давно. Только месть, порожденная воспоминанием об утерянной любви, задержалась в его душе, превратившись в единственную цель жизни.
Когда Алекс был еще маленьким мальчиком, Нина рассказывала ему историю индийского храма Тадж-Махал. У могущественного индийского царя умерла любимая жена, и он решил увековечить ее память, воздвигнув вокруг ее гроба величественный мавзолей. Архитекторы и каменщики, которых он созвал со всех концов страны, трудились несколько лет, и построили вокруг черного каменного гроба почившей царицы воздушный и светлый дворец из белого мрамора, поражавший воображение всякого, кто бы его ни увидел. Но как только царь вступил под своды этого седьмого чуда света, он сразу понял, что маленький и черный саркофаг его возлюбленной стал лишним среди великолепия белого мрамора стен и потолков. И тогда царь повернулся к своим рабам и молвил, указывая на гроб:
– Унесите его отсюда, ему здесь не место.
“Так и я, – печально заключил Алекс. – Я построил свой мрачный мавзолей на могиле своей возлюбленной и превратил себя в машину мести. Всю свою жизнь я посвятил одной цели: отомстить за ее смерть. Теперь же не память о Татьяне, а кровная вражда живет в моем сердце. Татьяна больше не имеет для меня никакого значения, я вынес ее тело из своего Тадж-Махала давным-давно. Бесконечная вражда с братом стала самоцелью, смыслом моего существования, и в ее огне уже сгорели моя молодость и любовь Клаудии”.
Когда Алекс подъехал к своему дому, уже наступила ночь, и окна были темны. Дети, судя по всему, были у Сандры, подруги Клаудии, которая жила в паре кварталов отсюда. Отправляясь в командировку, Клаудия частенько оставляла у нее Тоню и Виктора, так как у Сандры были две девочки примерно того же возраста. И все же что-то было не так. Алекс помнил, что Клаудия не должна была никуда уезжать до конца недели.
Его телохранитель включил свет и отправился в обход первого этажа, как ему и полагалось, внимательно обследуя комнаты. Алекс тем временем прошел в гостиную, чтобы налить себе выпить. Письмо, лежащее на серебряном подносе рядом с графином коньяка, он заметил сразу. Еще до того, как он разорвал конверт и развернул вложенный внутрь листок бумаги, Алекс догадался, что за скверные новости его ожидают. Он давно предвидел такой конец, но решение Клаудии не было от этого менее жестоким.