17 октября в Царском Селе были проведены испытания 20 ружей системы Нобеля, из которых 10 были переделаны из кремневых принятого в русской армии образца 1828 года и 10 имели новую конструкцию. Полковник Огарев составил подробный отчет об испытаниях, воздав должное простоте устройства системы и удобству ее эксплуатации. Двадцать солдат, принимавших участие в опытах и никогда ранее не имевших дело с ударными ружьями, уже через четверть часа свободно обращались с ними. Успех испытаний был тем более значительным, что они проходили в прохладную погоду, с сильным порывистым ветром и небольшими заморозками: «Руки солдат замерзали, но холод не препятствовал исправному обращению с ударной пластинкою, и солдаты, большей частью недовольные с первого взгляда всякою переменою в отношении ружья, с которым привыкли обращаться, тут все единогласно объявили, что ружья, которыми стреляли, удобны для них во всех отношениях».
Следующее обсуждение ружей конструкции Нобеля в Комитете по улучшению штуцеров и ружей состоялось 5 ноября 1841 года. На этот раз члены Комитета тщательно обследовали оружие, с полной разборкой всех его элементов, и пришли к единому заключению: изобретение Нобеля заслуживает «особенного внимания», поскольку простота механизма, прочность составных его частей и удобство надевания и выдвижения заключенной в курке пластинки делают конструкцию замка наиболее удачной. По внешнему осмотру они нашли конструкцию ружей безупречной и лучшей относительно всех до сих пор рассматриваемых систем. Впрочем, в журнале Комитета подчеркивалось, что речь идет о сравнении пластинчатых систем, а отнюдь не капсюльных.
На том же сайте «Memorandum.net» говорится: «Прежде чем окончательно решить судьбу изобретения Нобеля, члены комитета решили подвергнуть ружья широким, разносторонним испытаниям. Соответствующие опыты должны были подтвердить или опровергнуть сомнения Комитета в устройстве затравочных отверстий замка и ствола в переделанных ружьях. По мнению Комитета, затравочные отверстия очень тонкие и высверлены должны быть “с математической точностью”, чтобы одно соответствовало другому, иначе огонь от пластины не сможет воспламенить заряд. Соблюдение такой точности в работе под силу только высококвалифицированным мастерам, считали в Комитете, и при изготовлении нескольких ружей, а при переделке нескольких сот тысяч ружей это практически невозможно. Более того, смещение затравочных отверстий может произойти от небрежного обращения солдата, например, от неплотно закрепленного в ложе замка.
Чтобы выяснить возможность изготовления ружей Нобеля на оружейных заводах и определить их стоимость, Комитет предложил сделать на Сестрорецком заводе по два экземпляра нового и переделанного ружей под наблюдением капитана Россета (правителя дел Комитета) без участия изобретателя. Для этого следовало отправить на завод одно новое и одно переделанное ружье и на каждом из них прикрепить ярлыки с буквами “А” и “В”.
Проверка надежности ружей была поручена одному из членов Комитета генерал-майору Моллеру 2-му, командиру лейб-гвардии Павловского полка. Моллеру в вверенном ему полку предстояло испытать 750-ю боевыми выстрелами 18 ружей Нобеля – 9 новых и 9 переделанных, два из 20-ти, как известно, были отправлены на Сестрорецкий оружейный завод. Необходимое количество боевых патронов и пластинок должно было быть изготовлено в Санкт-Петербургской лаборатории по указанию изобретателя. Ему разрешалось присутствовать на испытаниях…
17 января 18 рядовых лейб-гвардии Павловского полка под наблюдением изобретателя обучались разборке и сборке ружей и правильному обращению с пластинкой. Освоение ружья не вызвало никаких затруднений. Как отмечалось в журнале испытаний, даже молодым и неопытным солдатам требовалось не более получаса, чтобы разобрать и собрать ружье, а также «вкладывать, задвигать и надевать пластинку». При обучении солдат заряжанию и стрельбе холостыми патронами при морозе в 7 градусов все манипуляции с пластинкой проделывались свободно без всяких затруднений.
В процессе испытаний из каждого ружья, кроме № 14, было сделано 750 боевых выстрелов зарядом в 1 ¾ золотника пороха. Дальность полета пуль и действительность выстрела были вполне удовлетворительными. Из 100 выстрелов на расстоянии 150 шагов попадало в мишень 40 пуль, пробивая 5 мишеней (специально сделанные щиты толщиной в 1 дюйм, стоящие на определенном расстоянии друг от друга). Дальность полета пуль с рикошетами доходила до 700–750 шагов, что соответствовало уровню стрельбы из ручного огнестрельного оружия в 40-е гг. XIX в. Отдача ружья в начале стрельбы была незначительной, по мере накопления нагара в стволе увеличивалась, но не превышала отдачи состоявшего на вооружении кремневого ружья…
…У новых ружей обнаружился, по мнению генерала Моллера, следующий существенный недостаток – слишком наклонное положение затравочного канала от оси канала ствола. Это приводило к тому, что газы, образующиеся при воспламенении пластинки, проникали во внутреннюю часть замка и покрывали курок и боевую пружину значительным слоем нагара. Курок лишался свободного движения и с трудом взводился, удары его делались слабее.
Средняя скорострельность ружей равнялась 3 выстрелам в минуту. Правда, в начале стрельбы она доходила до 4-х выстрелов в минуту, но при продолжительной стрельбе снижалась до 2-х. Напомним, скорострельность кремневых ружей была 1 выстрел в 1–1,5 минуты.
Заряжание ружья, стрельба на походе и лежа производились легко и удобно, также и вкладывание пластинок после бега. Вообще в процессе испытаний, как отмечал генерал Моллер, никаких затруднений не было, кроме двух обстоятельств: в новых ружьях осмотр внутреннего устройства курка в случае какой-либо неисправности, например, отказа колесика подавать пластинку, можно было произвести только при разборке ружья. Иначе нельзя было снять верхнюю доску курка, насаженную на стержень, прикрепленный к хвостовику. В отличие от новых ружей, у переделанных осмотр внутренних частей курка не вызывал никаких затруднений.
Второе замечание, отмеченное в журнале, касалось действия с пластиной. Генерал Моллер вынужден был признать, что вкладывание пластины в курок на походе, требующее особой ловкости, не может быть выполнено каждым солдатом. Эта проблема может быть решена при условии, что первоначально вложенной пластинки будет вполне достаточно для израсходования всех патронов, находящихся в солдатской сумке. При последующем пополнении патронов у солдата будет время для помещения в курок новой пластины.
Во время испытаний были поломки замков у трех переделанных ружей, но они были быстро устранены. В конце испытаний Нобель, убедившись в некоторых недостатках своей системы, в частности конфигурации головки курка и расположения затравочного канала, представил два ружья, одно новое, другое переделочное, улучшенной конструкции. В течение пяти дней из каждого ружья было выпущено до 1500 боевых патронов без одной осечки»[25].
Работу над усовершенствованием стрелкового оружия Эммануил Нобель продолжит в будущем параллельно с работой над минами и другими изобретениями. Как уже было сказано, по итогам испытаний мины ему пожаловали 25 тысяч рублей и право основать в Санкт-Петербурге литейную мануфактуру для производства разного вооружения, включая огнестрельное. Это был мощный карт-бланш, позволявший Нобелю войти в число важнейших производителей вооружений в России. А полученные деньги были по тем временам подлинно астрономической суммой, позволявшей очень прилично устроиться в Санкт-Петербурге и наконец вызвать к себе семью.
Уточним, что с декабря 1841 года Нобель арендовал в Санкт-Петербурге квартиру в новом доме, стоящем недалеко от царских оружейных заводов и арсеналов, на Литейном проспекте, 31 (сегодня это Литейный проспект, 34). Квартиру пока еще холостяцкую, но относительно просторную, двухкомнатную, где он рассчитывал при переезде разместить свою семью и прислугу. Четырехэтажный кирпичный доходный дом в стиле эклектики на Литейном 31, построил молодой архитектор Александр Христофорович Пель всего два года назад (1840). И одним из первых, кто решил в нем поселиться, был предприимчивый швед Нобель.
Глава шестаяСнова вместе
Семья начинается с детей.
К осени 1842 года, когда Нобель и Огарев плотно обсуждали планы будущей «механической мастерской», верная Андриетта, «жена фабриканта», сопровождаемая сыновьями Людвигом и Альфредом, а также их добропорядочной и верной служанкой Софией Вальстрем, наконец-то отправилась в долгий путь на встречу с супругом. Сначала на пароходе «Солид» от берегов портового города Евле через Фюрусунд и Аландские острова до Або, а затем, не дожидаясь установки санного пути, по ухабистым, вечно разбитым русским дорогам на дилижансе до холодного Санкт-Петербурга.
Накануне отправки в дальний путь Альфреду исполнилось всего девять лет, и это был первый в его жизни дальний переезд. Перед ним открывался новый мир, иной горизонт, за которым маячил проблеск надежды на лучшую жизнь, а прежняя жизнь, серая, нищая, голодная, с каждой милей отдалялась и отходила в туманное прошлое…
26 февраля 1843 года любимую супругу и не по годам возмужавших сыновей встречает и обнимает в «Северной Венеции» уже не должник с испуганным взглядом неудачника. Теперь это энергичный, пышущий здоровьем деловой человек, востребованный инженер, которому не терпится продемонстрировать свой вес в обществе, компетентность и солидность, а также внимание российских чиновников к его незаменимой персоне.
Спустя четыре месяца, в июне того же года, после завершения плавания по Северному морю в Российскую империю прибыл и четырнадцатилетний Роберт Нобель, чтобы учиться уже не урывками в каюте во время редкого штиля, а дома, на равных с братьями.
Финансовое положение семьи к началу сороковых годов стабилизировалось, следствием чего стало ее пополнение. В конце октября 1843 года Андриетта рожает мальчика, получившего имя Эмиль, а затем – еще одного мальчика Рольфа и девочку Бетти. Но в России, как и в Швеции, в тот период была очень высокая детская смертность – из троих детей, появившихся на свет в Санкт-Петербурге, выжил только Эмиль.