На других предприятиях тоже все было не так уж ладно. Осенью 1874 года грянул сильный взрыв на заводе по производству нитроглицерина в Винтервикене. В результате взрыва был разрушен прессовочный цех, 12 человек погибли, а Аларик Лидбек, пытаясь спасти заводской склад, сильно обжег руку и стал на всю жизнь глухим на одно ухо. Шведские газеты поспешили написать, что, очевидно, на мнимое «послушание» динамита полагаться нельзя и он «еще должен научиться повиноваться воле человека и служить лишь тем целям, которые перед ним ставят».
Затем в начале 1875 года Альфред получил письмо о том, что Джон Дауни, наладивший производство динамита в Шотландии, попал с крайне сильными ожогами в больницу. Как выяснилось, Дауни, находясь в Ирландии, решил ликвидировать партию динамита, на которую поступили жалобы. Для этого он отправился на пустынный берег моря, разжег там костер и стал кидать в него динамитные шашки. В какой-то момент он бросил слишком много сразу и грянул взрыв такой силы, что его швырнуло в море, а затем выяснилось, что у него обожжена бо́льшая часть кожной поверхности тела. Спустя несколько дней Дауни скончался. Безусловно, причиной его смерти была собственная неосторожность, и Альфреду было абсолютно не в чем себя винить, но потеря человека, которого он высоко ценил как агента и считал своим другом, стала для него тяжелым ударом.
Ему было уже 42 года, и он прекрасно сознавал, что даже если Бог, в которого он не верил, дарует ему долголетие, бо́льшая часть жизни уже прожита. Он все еще грезил литературой, старался следить за выходящими новинками, втайне продолжал писать роман «Сестры» и время от времени стихи, но в поэзии он к тому времени разочаровался в рифме и попытался перейти на белый стих. Как-то он решился поделиться этой тайной с некоей англичанкой и послал ей переработанную и дополненную версию «Загадки», сопроводив стихи следующим письмом: «Сдается мне, что я соединил белый стих со всякой ерундой в невероятно скучную мешанину. Если так и есть, будьте так любезны и предайте, пожалуйста, немедленно рукопись огню. Это избавит Вас от лишних хлопот, а меня от необходимости краснеть. Я никоим образом не претендую на то, чтобы называть свои робкие попытки поэзией. Я пишу иногда с единственной целью развеять свою подавленность или улучшить свой английский».
Бо́льшую часть времени он проводил в устроенной в особняке лаборатории или в кабинете, занимаясь деловыми бумагами и ответами на письма, которых с увеличением размаха его деятельности становилось все больше. Были дни, когда он приступал к работе рано утром, а заканчивал поздно вечером, когда огромность его особняка и роскошь обстановки особенно подчеркивали его одиночество. В такие дни он особенно остро чувствовал потребность в создании семьи, в том, чтобы рядом с ним была любящая и все понимающая жена, а в доме звучали детский смех, удары мячом об пол, требовательный плач младенца…
Альфред настойчиво приглашал к себе в гости друзей, устраивал званые ужины, но круг людей, которых он хотел бы видеть у себя дома, был довольно узок, и большинство из них тоже были достаточно заняты, чтобы откликаться на его приглашения. К тому же он чувствовал, что так же, как он остро нуждается в секретаре, который помог бы ему разбираться с деловой перепиской на разных языках, дом нуждается если не в хозяйке, то в домоправительнице, которая бы отвечала за все, что связано с бытом. В идеале все это могло совместиться в одной женщине – секретарь, экономка, компаньонка, а потом, возможно, и супруга.
Эта мысль об идеале и подтолкнула Альфреда Нобеля зимой 1875 года дать объявление в газете, которому в итоге было суждено сыграть немалую роль в дальнейшей истории человечества.
В своих мемуарах уже далеко не молодая Берта фон Зуттнер утверждает, что объявление было опубликовано в 1876 году и звучало следующим образом: «Состоятельный, высокообразованный пожилой господин ищет владеющую языками даму в качестве секретарши и домоправительницы». Объявление привлекло Берту изысканностью стиля и явной добропорядочностью его заказчика – понятно было, что речь идет именно о секретарше и домоправительнице, а не о чем-то большем. Да и речь в нем шла о «пожилом господине», и за этими словами она увидела старика, которому большее (по ее наивному мнению, разумеется) и не нужно.
Однако из тех воспоминаний следует, что на самом деле знакомство Берты с Альфредом состоялось осенью 1875-го, а не 1876 года. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что все попытки той же Ингрид Карлберг отыскать в австрийских газетах приведенное ею или похожее объявление не увенчались успехом. Зато в «Иллюстрированном венском листке» за 11 февраля 1875 года обнаружилось следующее объявление: «Состоятельный пожилой господин, нуждающийся в интеллектуальном общении, ищет знакомства с образованной девушкой или вдовой, которую готов поддержать материально и практически. Возможное бракосочетание не исключено. Ответ посылать под девизом “Удачи”».
Как видим, текст этого объявления разительно отличается от того, которое приводит в своих воспоминаниях 83-летняя Берта. Когда в объявлениях наших дней на сайтах и в газетах мужчина говорит о «материальной поддержке», то всем понятно, что поддержка эта будет обусловлена отнюдь не только интеллектуальным общением, и в то время эти слова означали то же самое. Последующее предложение о возможности брака это лишь подчеркивает. Если это объявление и в самом деле было чем-то необычным, то разве что в слове «образованная». Образованных женщин тогда и вправду было немного, и, как правило, образование связывалось не то чтобы с развращенностью, но со стереотипом о готовности женщины к отношениям вне брака. И слово «вдова» в тексте это еще раз подчеркивало – для вдовы подобные отношения считались вполне простительными, хотя официально, конечно, осуждались.
Как бы то ни было, сам Бог, или, если вы в Него не верите, сама судьба вручила в руки 32-летней Берты газету с этим объявлением.
Историю Берты фон Зуттнер, она же графиня Берта Кински, до знакомства с Альфредом Нобелем и некоторое время после него часто описывают как дешевую мелодраму, призванную вызвать сострадание к судьбе бедной девушки и ненависть к жестокому высшему свету Австро-Венгерской империи. По этой версии, отец Берты, граф Франц Йозеф Кински фон Шиник унд Теттау скончался незадолго до рождения дочери (что чистая правда), а ее беременную мать Софию Вильгельмину, не обладавшую дворянским титулом, семья Кински выбросила из дому.
Мать и дочь жили в бедности, но у Берты был опекун, следивший за тем, чтобы у девочки было все необходимое. Кроме того, к ее услугам оказалась огромная библиотека семьи ее кузины, так что уже к юности Берта успела прочитать всю мировую классику, а также множество справочников и энциклопедий, а потому обладала энциклопедической эрудицией и вдобавок свободно владела тремя языками (русский к ним прибавится позже). Однако все попытки матери выдать ее замуж не увенчались успехом, и в тридцать лет старая дева Берта Кински, представлявшаяся всем без всяких на то оснований, как «графиня Кински», оказалась совершенно без средств к существованию. В поисках выхода она устроилась гувернанткой к четырем дочерям барона фон Зуттнера…
Но вот насчет того, что мать Берты была из простонародной бедной семьи – это, безусловно, неправда. София Вильгельмина была урожденной фон Кернер, и сама частица «фон» возле фамилии свидетельствует о ее дворянском происхождении. Вдобавок, семья Кернер, давшая немецкой культуре целый ряд блистательных имен, была не так уж бедна и вхожа в высший свет, где София Вильгельмина и познакомилась с будущим мужем. Так что у Берты были все права представляться графиней. То, что она, занимаясь, по сути, самообразованием, в итоге приобрела обширные знания в самых различных областях, тоже правда. Видимо, эта образованность, а также отсутствие достойного приданого и отпугивали от нее потенциальных женихов.
Но бедствовать мать и дочь стали – внимание! – только после того, как София Вильгельмина окончательно промотала свое состояние. Вскоре на считающуюся в те времена уже немолодой гувернантку обратил внимание один из трех сыновей барона Карла фон Зуттнера – 25-летний Артур. Возможно, поначалу это было для него просто интрижкой, позволявшей снять сексуальное напряжение, однако со временем, также будучи образованным, творческим и тонко чувствующим человеком, он по-настоящему полюбил Берту, которая, похоже, тоже потеряла голову от страсти. Любовники успешно скрывали свои отношения целых два года, пока их наконец не застала в самый неподходящий момент баронесса фон Зуттнер.
Разумеется, грянул грандиозный скандал. Ни о каком браке речи быть не могло. Уже тот факт, что Берта была на семь лет старше Артура, воспринимался в те годы как нечто немыслимое: муж мог и даже должен был быть старше жены, иногда и намного, но ни в коем случае не наоборот. Даже брак между ровесниками порой воспринимался как аномалия, а тут речь шла о весьма солидной разнице. Ну и вдобавок у Берты не было никакого приданого, а у барона было семеро детей, из которых, как уже было сказано, четыре дочки, каждую из которых надо было обеспечить приданым. Поэтому то, что новое поколение мужчин семьи фон Зуттнер должно жениться исключительно на очень знатных девицах с большим приданым, было для баронессы однозначным. Поэтому, узнав о романе, она тут же рассчитала Берту, выдав ее причитающиеся деньги, а также… найденное в газете объявление «состоятельного пожилого господина». «Может быть, это вам подойдет. Попробуйте написать туда!» – добавила она, однозначно полагая, что унизительная роль содержанки – лучшее, на что нищая гувернантка может рассчитывать. Ирония истории заключается в том, что именно это объявление в итоге обессмертило фамилию фон Зуттнер.
Решив, что терять ей и в самом деле нечего, Берта уже ранней весной 1875 года написала по указанному в объявлении адресу, и Альфред Нобель тут же откликнулся. За первым письмом последовало второе, более пространное, за ним – третье, четвертое и т. д. К сожалению, эти письма до нас не дошли, но из воспоминаний Берты ясно следует, что Альфред почувствовал, что впервые в жизни встретил женщину, равную ему по интеллекту, тонко чувствующую, столь же влюбленную в хорошую литературу – словом, такую, какую он искал всю жизнь. Оставалось лишь выяснить, достаточно ли она хороша, чтобы привлекать его как мужчину, но это надо было сделать у