Забегая вперед, скажем, что, оставаясь холостяком и затворником, Альфред до конца своих дней будет прекрасно исполнять роль доброго, заботливого дяди. Он с удовольствием будет уделять детям и семьям Роберта и Людвига много внимания, времени и сил, не говоря уже о том, что безоговорочно в любую трудную минуту протянет руку помощи любимым племянникам в вопросах финансов. Многие из них после его смерти заработают на продаже изобретенного им динамита. Сам Людвиг Нобель займется импортом динамита в Россию, да и племянники не останутся в стороне – приумножат капиталы и славу их прогремевшей на весь мир, как оглушительный взрыв, фамилии. На рубеже веков они станут развивать нефтяную и промышленную империи их семейного бизнеса на Кавказе.
Но для начала вернемся в Санкт-Петербург 1860-х годов, где Людвиг, ведя спартанский образ жизни, зачинает грандиозное дело – вкладывает все средства и все инженерные силы в развитие механического завода[37] во благо России. Он вкладывает также энергию в дом и семью, в свою любимую, но угасающую Мину, которая с периодичностью в два года, часто и подолгу болея, рожала Людвигу детей, пока после шестых родов в 1869 году преждевременно не скончалась. В их обустроенный дом в Батальонном переулке переедет и внебрачный сын Людвига, двенадцатилетний Яльмар Крусель – первенец, которого Людвигу родила Анна Линдаль спустя почти год после того, как он посватался к Мине. Анна была дочерью близкой подруги матери Людвига. После родов и туманной истории отношений Людвига с Анной, последняя фиктивным браком спешно вышла замуж за обеспеченного гельсингфорсского врача Густава Круселля, дабы Яльмар имел статус законнорожденного.
На первом этапе денег Людвигу не хватало катастрофически. Три первых года с начала работы завода он и все, кто с ним работал, были сильно стеснены в средствах. Разовое изготовление и поставка 13 100 гранат долгов и затрат не покрыла. До осени 1865 года предприятие не получало солидных заказов, и одной из причин было то, что конкуренты предлагали цену на 30 и более процентов ниже оферты Людвига. Проблемы с конкурентоспособностью были связаны с трудностью получения в России кредитов под залог. «Возможно, ты удивляешься, что мне так трудно получать эти залоги, – с раздражением сообщал Людвиг Роберту. – Но ты не представляешь, сколько здесь плутов, <…> которые пользуются залогами только для того, чтобы получать деньги на руки. Они живут только за счет кредитов, тем самым портят кредиты для других».
Тем временем вспыльчивый и тщеславный Роберт, в то самое время отбивший у брата любимую девушку и женившийся на ней, решает обосновываться на родине Паулины в Гельсингфорсе, где в 1863 году у Роберта родится сын, первенец Яльмар Эммануил. Пройдет двадцать лет, и Яльмар, достигнув совершеннолетия, будет помогать отцу в Баку и Царицыне на нефтяном производстве «Товарищество братьев Нобель», а затем, до самой смерти Альфреда Нобеля, станет помощником в делах у своего всемирно знаменитого дяди.
Заметим, что никаких обид и претензий незлопамятный дядя племяннику не выскажет. Не напомнит тому о совете его отца в адрес Альфреда «бросить как можно скорее проклятую профессию изобретателя, которая не приносит ничего, кроме несчастий». Ни разу не уязвит Яльмара и за глупые выходки его отца, когда тот в трудный период адаптации Нобелей в России буквально насмехался над литературными увлечениями своего брата, укоряя за расходы на книги и леность. Добряк Альфред все стерпит, все перемелет в своей душе, и осмелимся предположить, что одной из причин тому было его непрошедшее любовное влечение к Паулине, родной матери Яльмара. В голову Альфреда однозначно приходили мысли о том, что такой замечательный парень вполне мог быть и его сыном, причем от той же женщины, которую он так и не разлюбил до конца…
Чужая душа – потемки. Но что можно сказать со всей основательностью, так это то, что Альфред, не имея тяги к семейным предприятиям[38] и не вороша прошлого, не поминая былые раздоры и конфликты, умел подбадривать и поддерживать близких на разных этапах их профессиональной карьеры и личной жизни. Альфред – и это дает нам лишний повод его уважать, – несмотря на нанесенный ему братом удар в сердце, искренне желал ему успеха на любом его поприще в Петербурге и где угодно. Сохранилось ответное письмо Роберта с благодарностью. «Сообразуясь с твоим мнением о моем светлом будущем, можно подумать, будто я один несу свет в преданные финские массы и уже должен бы от радости купаться в керосине, тогда как на самом деле ты заблуждаешься, дорогой брат, – я недостоин подобной чести, ибо и оглянуться не успел, как у меня появилось на сем достойном поприще двое соперников. <…> Кому бы, черт возьми, могли прийти в голову такие трудности и такие никудышные виды на будущее в былые времена, когда наша звезда в стране Востока еще благоволила к нам?»
От имени «Нитроглицериновой компании» Нобелей Роберт получает право наладить производство нитроглицерина в Финляндии. Он лезет из кожи вон, озаботившись поиском заработка, доказывая себе, отцу и братьям, что он, как деловой человек, как предприниматель, чего-то да стоит. Из этого выходит мало толку и еще меньше прибыли. Финляндский сенат в целях собственной безопасности вскоре запретит изготовление нитроглицерина, и Роберт, чувствуя себя неустойчиво, переберется в Стокгольм, откуда будет писать теперь уже Людвигу жалобные письма – а повод критиковать близких у него всегда находился легко.
Тем временем в России первой половины 1860-х годов кратно увеличился ввоз американского фотогена (керосина). Львиная доля поставок сначала в Европу и позже в Россию осуществлялась через компанию знаменитого Джона Рокфеллера «Стандарт ойл», которая снабжала керосином и магазин Роберта «Аврора».
Людвиг, чуткий ко всем нововведениям в области науки и техники, следя за публикациями в газетах, журналах и отзывами экспертов и промышленников об использовании керосина в производственных целях, 16 февраля 1864 года пишет Роберту в Гельсингфорс: «В глубине России начали использовать русское горное масло, которым торгует Кокорев из кавказского города Баку, однако цена пока слишком высокая. Тем не менее, есть основания полагать, что в скором времени масло это сможет конкурировать с американским. Запасов его никак не менее чем в Америке. У нефти вообще во всех отношениях блестящее будущее».
Как же далеко вперед простирались мысли Людвига Нобеля, производственника и инженера-машиностроителя, выдающегося изобретателя, который, казалось бы, специализируясь на военной продукции, засучив рукава и работая 24 на 7, находил силы исследовать сырьевой рынок и техническую экспансию научного прогресса! Поистине, амбиции и планы Людвига, и время это подтвердит, простирались далеко за пределы стен его собственного завода в Петербурге.
Сам он непосредственно в эти годы (с 1864 по 1867-й) у себя на заводе по заказу Артиллерийского комитета изготовил на все возрастающих мощностях 63.100 гранат («чугунных бомб»). В Европе, в частности в Германии, в области военной техники в тот же период приобрели важное значение бронебойные снаряды из закаленного чугуна, впервые изготовленные заводом Германа Грузона. После первого заказа таких снарядов, сделанного русским правительством за границей, некоторым заводам в России предложили попытаться наладить их изготовление у себя. Завод Людвига уже через шесть месяцев представил пробные снаряды и на испытаниях продемонстрировал поразительно эффективные характеристики, превышающие образцы Грузона.
В переломный для своего предприятия 1866 год Людвиг пишет Роберту, что «начинают приближаться несколько более светлые экономические времена» и, получив долгосрочный[39] заказ на производство стальных бронещитов, сразу берется изготовить партию в 2000 снарядов из закаленного чугуна по цене, значительно ниже, чем предлагал завод Гурзона. Дальше – больше, и за 1870–1871 годы таких «закаленных» снарядов завод Нобеля выпустит 3250 штук, выработав к этому времени способ закрепления медных поясков в теле снаряда.
Кроме этого, завод ежегодно изготавливал сотни мортирных лафетов под скорострельные пушки. Лафеты Нобеля, как все подтверждают, отличались особой легкостью веса и оригинальной конструкцией. Колеса лафетов были снабжены (впервые в российской артиллерии) прочными металлическими ступицами с герметической смазкой. Две пушки, установленные на лафеты завода Нобеля, участвовали в туркестанских походах генерала Константина фон Кауфмана, и пройденные тысячи верст по крутым дорогам доказали – смазка в колесных втулках готова служить очень долго.
Но не надо думать, что у Людвига Нобеля работали какие-то «ангелы», которые день и ночь образцово и безропотно выпускали незаменимую продукцию от сверлильных и токарных станков, инструментов, гидравлических прессов, колесных осей до отопительных котлов, водопроводных труб, молотов, вентилей и батарей. Да, его военная и гражданская продукция пользовалась растущим спросом и имела высокое качество, но Людвигу для достижения высоких показателей приходилось контролировать цеховиков на местах, принимать непопулярные меры по повышению дисциплины, ужесточать наказания за неявку на смену по причине загула и т. п.
К числу наиболее болезненных проблем Людвиг Нобель относил извечную беду пьянства среди русских рабочих. Отмечая, что на заводе «замечательно трезвый народ» (при 62 выходных в год – 52 воскресеньях и 10 официальных праздниках), как руководитель, он счел нужным сделать обобщающее пояснение: «У нас, между тем, вследствие праздников, увеличивается пьянство и разгул, а в то время, когда рабочий гуляет, гуляет и завод, и закрепленный в нем капитал, который у нас еще дороже стоит, чем за границей»[40].
Правила поведения и дисциплина с первого дня запуска производства были строгими, но вместе с тем справедливыми, не чрезмерными. Каждый рабочий обязывался «повиноваться своему мастеру и исполнять его приказания точно, быть вежливым и вообще вести себя прилично. За дерзкое обращение, грубость, явку в нетрезвом виде или подобные проступки виновный штрафуется, по усмотрению мастера или конторы, от 50 коп. до 3 руб. и может быть уволен от работы на заводе»