Эти вопросы в дальнейшем активно обсуждались на особой комиссии РТО и стали темой ходатайства в правительство. Они поднимались и другими участниками заседаний в ходе работы Всероссийского съезда деятелей по машиностроительной промышленности. Но только в 1905 году, спустя почти двадцать лет после смерти Людвига, эти предложения будут реализованы.
В марте 1867 года на одном из заседаний Русского технического общества состоялась дискуссия на тему «О мерах к возвышению машиностроительного дела в России и к развитию наших механических заводов». Основным докладчиком был Людвиг Нобель, который утверждал, что отечественное машиностроение необходимо защищать от иностранных конкурентов, прибегающих к нечестным методам с целью навредить российским заводам. Как средство защиты он предложил ввести протекционистские импортные тарифы на паровые двигатели, станки и паровозы, которые с тем же успехом могли производиться в России. Правительственные комиссии постепенно стали прислушиваться к идеям Нобеля и находить его логичные и конструктивные предложения справедливыми.
Людвиг также находил время для участия во многих комитетах РТО – по детскому труду, по подготовке уставов для железнодорожных школ, по акцизу на керосин, по развитию нефтяной промышленности, исследованию смазочных масел. Не скупясь, он жертвовал много средств, в первую очередь на образовательные цели. В 1869 году он пожертвовал средства на создание школы железнодорожных мастеров и курсов при Сампсониевском уездном училище для рабочих своего завода. За это и другие благотворительные траты его в 1880 году удостоили благодарности августейшего покровителя РТО великого князя Константина Николаевича «За труды и пожертвования по школам Технического общества».
И это при том, что в том же 1869 году, в разгар его профессионального успеха, любимая Мина 18 мая умерла в возрасте 36 лет, а еще через 12 дней скончалась их новорожденная дочь Шарлотта Вильгельмина. Эта двойная потеря стала для Людвига тяжелейшим ударом. Он действительно был счастлив в браке с Миной, что всегда придавало ему сил, как и его отцу с Андриеттой. Это были гармоничные, лишенные ревности отношения двух любящих людей, прекрасно понимающих и ежедневно поддерживающих друг друга. «Сегодня наш пятый день свадьбы, и ни один смертный не может быть счастливее, чем я в моем браке», – писал Людвиг Роберту в сентябре 1863 года – и сколько мы видим жизнерадостного задора всего в одной этой фразе!
Неудивительно, что с уходом Мины Людвиг впал в длительную депрессию. Пожалуй, только его гуманитарная и общественная деятельность помогла ему избежать худшего. О состоянии Людвига в первый месяц после смерти жены свидетельствует учительница шведской приходской школы в Петербурге Хильдегард Нюберг. Роберту и Паулине в Стокгольм она пишет следующее: «Память о скорбящем муже и оставшихся без матери детях, собравшихся у ее смертного одра, никогда не сотрется. Нобель все меняет у себя дома, уходит и приходит, словом, нет покоя. Вчера вечером он был у нас и сказал, что больше не выдержит и что намерен вместе с Сельмой и детьми отправиться через Швецию за границу. Это может быть благотворным развлечением, в котором он так нуждается, ибо он выглядит совсем больным и разбитым».
Мина родила Людвигу шестерых детей, трое из которых умерли в раннем возрасте. В заботах о детях отцу семейства исправно помогала шведка Сельма Шарлин, добропорядочная нянька, которая на время заменила мать для Эммануила, Карла и Анны.
Родной сестрой упомянутой учительницы приходской школы имени Святой Екатерины в Петербурге Хильдегард Нюберг была юная Эдла Коллин. Их третьей сестрой была Лилли, вышедшая замуж за шведского архитектора Теодора Мельгрена, но, как и две другие сестры, проживавшая с семьей в Петербурге. Семьи Нюберг и Мельгрен были знакомы с Нобелем и видели, как сильно он страдает. Вскоре Эдла была представлена Людвигу, возможно, всего лишь с целью вытащить его из состояния траура. Но их отношения стали стремительно развиваться, и 12 октября 1870 года состоялась свадьба.
За несколько месяцев до свадьбы, весной 1870 года, Людвиг смог выкупить завод Ишервуда, который он арендовал долгие восемь лет. В дополнение к этой территории были приобретены два близлежащих участка, в том числе участок Стандертшельда, на котором стояло несколько двухэтажных домов, спроектированных тем же Теодором Мельгреном.
Личная жизнь Людвига постепенно стала налаживаться, он сразу почувствовал в глазах и сердце юной Эдлы если не любовь, то глубокую симпатию. Отношения с братьями улучшались, перебоев с новыми заказами на заводе не возникало. Людвиг пишет в Стокгольм и предлагает Роберту приехать в Петербург и взять на себя временное управление заводом, пока он с целью поправить моральное и физическое состояние отправится с Эдлой в годовое путешествие. Роберт, не колеблясь, соглашается – и правильно делает. У него полный разлад в отношениях с Паулиной, он постоянно ревнует и терзает ее, при этом явно скучает в стокгольмском Винтервикене и потому с радостью собирает чемоданы в дорогу.
Глава третьяКрепкий орешник
Завод я собираюсь заложить в Баку, где теперь, с окончанием нефтяной монополии Мирзоева, закипит жизнь.
Свадебное путешествие Людвига и Эдлы продолжалось девять месяцев. За это время, помимо наслаждения сменой впечатлений, Людвигу удалось отдохнуть и поправить здоровье на курортах Европы – побороть мучившие его глубокий кашель, хронический отит и бронхит, а самое главное, улучшить настроение. В последние осенние дни 1869 года, пребывая на немецком курорте, Людвиг сообщал Роберту: «Здоровье мое несколько стабилизировалось во время зарубежной поездки, но климат Петербурга скоро разрушит его. Но что касается расположения духа, я снова похож на себя – всегда спокойный и иногда веселый».
В Берлине, на перекрестке Европы, он смог увидеться с Альфредом и, крепко обняв брата, о многом расспросить и рассказать, ведь они не виделись, как им казалось, целую вечность. В декабре молодожены направились к южному солнцу Италии в Палермо, откуда в канун Рождества Людвиг писал Роберту, что чувствует себя гораздо лучше «в этом климате, чем в любом другом после того, как мы покинули Петербург. И, если в моем присутствии не будет нужды, я бы предпочел остаться за границей на всю зиму, пока на вашем Севере не начнут дуть более приветливые ветра». В ответном послании Роберт заверит и успокоит брата, что он «может смело остаться за границей» на сколь угодно долгое время, пока в Петербурге не станет теплее.
Катания, Неаполь, Рим, Флоренция… Романтическая поездка на Мальту и в Тунис, где Людвиг испытал от увиденного такой заряд вдохновения, что даже попробовал себя на поприще писателя. «Я набросал несколько листов об Африке…» – хвалился он Роберту, вкладывая в конверт пару ироничных рассказов, и старший брат, прочитав присланные тексты, говорит, что они достойны похвал и даже газетных публикаций.
В июле 1870 года загорелыми и отдохнувшими молодожены вернулись домой, где Людвиг наилучшим образом оценил успехи Роберта, достигнутые за время его отсутствия, и с новыми силами включился в текущие дела завода. «В эти дни я заканчиваю большой заказ, полученный братом на винтовки [модифицированные винтовки], столь же хлопотный и утомительный, как и прибыльный», – с гордостью сообщал он в Стокгольм Смитту.
Поистине счастливый, спокойный, прибыльный на всем протяжении 1870 год увенчался для Людвига, его брата и их большой заводской «компании» новыми крупными военными и гражданскими заказами, получением наград от правительства и различными дополнительными бонусами. Пока Людвиг отсутствовал, Роберт в мае этого года представлял завод на Всероссийской выставке в Санкт-Петербурге, и в каталоге той выставки среди прочего говорилось: «Годовое производство—1 млн руб. На заводе действуют 3 паровые машины, станков ручных до 400 штук, горнов 15 штук. Рабочих до 1000 человек».
Спустя год, осенью 1871-го, Роберту был пожалован орден Святого Станислава III степени. Его лучшие инженеры и мастера получили денежные премии, а сам основатель завода уже год любовался на знак высокого признания собственных заслуг – эмблему компании, украшенную двуглавым орлом российского герба. Спустя еще пять лет, в 1875 году, за «особые труды по устройству в Ижевском оружейном заводе технической части» Людвиг Нобель, как высококлассный специалист по литью, будет награжден орденом Святой Анны II степени.
Но, как уже говорилось, для таких людей, как братья Нобели, лучшей наградой всегда были не премии и титулы, не звания и даже не деньги и прибыль, а обретение возможности для максимальной реализации своей энергии и талантов. И такой шанс не заставил себя ждать. На рубеже 1860—1870-х годов армию Российской империи было решено вооружить усовершенствованными винтовками системы американского полковника Хайрема С. Бердана, который в 1869 году лично посещал Петербург с целью представить военному руководству новую модель винтовки. Затвор новой модели «Бердан № 2» действительно функционировал лучше предыдущей «Бердан № 1», и стреляла новая модель быстрее, в результате чего в скором времени стала выпускаться в четырех вариантах: для казаков, кавалерии, драгунов и пехоты.
Своевременно изготовить 200 тысяч скорострельных однозарядных 4,2-линейных винтовок «Бердан № 2» со скользящим затвором (в итоге изготовят в два раза больше – 450 тысяч) по предложению все того же Бильдерлинга решили в мастерских Ижевского металлургического завода. Здесь на станках Нобеля для российского оборонного ведомства уже полным ходом изготавливались лафеты нового образца, орудия, пушки, пулеметы, снаряды. Некоторые образцы пушечной продукции завода «Людвиг Нобель», когда-то установленные у входа в Главное военно-артиллерийское управление Санкт-Петербурга, стоят там до сих пор. Это ли не лучшее признание заслуг?
Инспектором оружейных мастерских на Ижевском предприятии был близкий друг семейства Нобелей – финский барон и офицер российской армии Карл Август Стандертшёльд. В обозримом будущем и Бильдерлинг, и Стандертшёльд станут ключевыми помощниками Людвига, советниками и опорой в строительстве корпорации «Товарищество нефтяного производства братьев Нобель».