22 мая 1906 года на летающую машину Райтов был, наконец, выдан патент № 821393, заявка на который была подана еще в 1903 году. Остаток весны и все лето шла напряженная работа над новым двигателем к «Флайеру III», а испытательные полеты в Хаффман-Прейри были перенесены на осень.
Во Франции Альберто Сантос-Дюмон на глазах широкой публики совершил полет на оснащенном двигателем странном аппарате, который выглядел как конструкция из коробчатых воздушных змеев. Он пролетел 220 метров. Французские любители авиации испытали мощнейший прилив энтузиазма. В стране говорили, что Сантос-Дюмон «удостоился величайшей славы, о которой может только мечтать человек» и что он совершил «решающий шаг в истории авиации» и сделал это «не втайне».
«Я полагаю, что он сейчас находится там, где вы были в 1904 году», – писал Уилбуру Октав Шанют.
«Мы не боимся, что другие построят машину, пригодную для практического применения, в течение ближайших нескольких лет, – спокойно отвечал Уилбур. – Мы их опережаем и понимаем, как много им еще нужно сделать».
Затем поступило предложение от нью-йоркской фирмы «Флинт энд компани», имевшей большой опыт продажи военной техники и снаряжения в Европу. В декабре начались серьезные переговоры. «Флинт энд компани» готова была приобрести у Райтов права на продажу их самолета за пределами Соединенных Штатов за 500 000 долларов. Права на американский рынок оставались за братьями.
Будучи от природы более предприимчивым, Орвилл выказал больший интерес к этому предложению. Именно он отправился в Нью-Йорк, встретился с главой фирмы Чарльзом Флинтом и заключил «сделку». Однако оставались вопросы, которые требовали обсуждения. Поэтому в начале нового, 1907 года Орвилл и Уилбур сели в поезд и поехали в Нью-Йорк.
Перед ними открывались все новые финансовые возможности. В феврале Германия предложила 500 000 долларов за 50 «Флайеров», и братья согласились на то, чтобы «Флинт энд компани» стала их торговым представителем – но не более того – за 20 процентов комиссионных везде, за исключением территории Соединенных Штатов.
После этого в мае пришло срочное сообщение от Чарльза Флинта о том, что представитель фирмы в Европе, Харт Берг, скептически настроен по отношению к Райтам и их машине и хочет, чтобы один из них или оба приехали в Европу как можно скорее и сами привели свои доводы. Все расходы, естественно, брала на себя «Флинт энд компани».
Уилбур считал, что ехать должен Орвилл, а сам хотел «довести до ума» новый двигатель и подготовить «Флайер III» к транспортировке. «Я более внимателен по сравнению с ним», – объяснял он отцу. Кроме того, тому, кто поедет в Европу, предстояло действовать почти исключительно на свое усмотрение, не имея возможности часто консультироваться посредством писем или телеграмм. Уилбур же чувствовал, что ему проще будет принять последствия любой ошибки со стороны Орвилла, чем допустить, чтобы Орвилл винил его, если поедет он сам.
Орвилл упрямо не соглашался, настаивая на том, что Уилбур произведет во Франции лучшее впечатление. Он был прав, и это понимали все, включая самого Уилбура. В конце концов тот «захватил немного вещей» и уехал в Нью-Йорк. В субботу, 18 мая, он уже находился на борту парохода «Кампания», который миновал статую Свободы, направляясь в открытый океан.
Начиналось новое приключение, подобного которому ни он, ни другие члены семьи еще не переживали. В апреле того года Уилбуру исполнилось 40 лет. Он оставался один на долгое время, далеко от дома, должен был надеяться только на себя и шел по неизведанному пути.
«Я отплыл сегодня около девяти утра, и мы уже примерно в 200 милях [370 километров] от берега», – писал Уилбур в письме, адресованном Кэтрин, но предназначавшемся всей семье. – «Сент-Луис» и еще один корабль отплыли одновременно с нами, но мы оторвались от них». «Кампания» принадлежала судоходной компании «Кунард Лайн» и считалась одной из лучших в своем классе, а также одной из самых быстрых. Это был настоящий «летучий океанский дворец», что очень нравилось Уилбуру. Длина корабля составляла 190 метров, он имел две высокие дымовые трубы, его двигатели потребляли почти 500 тонн угля в сутки. Интерьеры корабля были отделаны в основном в стиле ар-нуво, стены кают и салонов покрыты панелями из атласного и красного дерева, на полу лежали толстые ковры.
Стояла прекрасная погода, море было спокойным. Уилбур размещался в одноместной каюте. На корабле была лишь половина от обычного количества пассажиров, поэтому Уилбур смог получить каюту, стоимость которой составляла 250 долларов, всего за 100 долларов и был вполне доволен этим даже при том, что за все платил Флинт.
«За первый день мы прошли 466 миль [863 километра], – написал он следующим вечером, – и другие корабли исчезли из виду». На третий день Уилбур сходил в машинное отделение и был поражен размерами всего увиденного – двигатели были высотой в половину офисного здания, а их мощность достигала 28 000 лошадиных сил, в отличие от нового двигателя для «Флайера III» мощностью всего 25 лошадиных сил. Котлов в машинном отделении было 12, а топок более сотни. Диаметр винтов корабля составлял не менее 7 метров.
Уилбур отмечал, сколько миль пароход проходил за сутки, и совершал многокилометровые прогулки по палубе. Он ничего не писал о питании и о других пассажирах, но, похоже, что время он проводил прекрасно.
Все шло идеально до шестого дня плавания, когда начался шторм и Уилбуру пришлось испытать сильную качку на воде, а не в воздухе. «Волны достигали трехметровой высоты, и корабль сильно качало с одного борта на другой. К счастью, килевой качки почти не было». Брызги летели с такой силой, что находиться на прогулочных палубах было невозможно. Корабль стал похож на больницу, хотя сам Уилбур ощущал «слабую морскую болезнь» только после завтрака.
В последний день в океане, недалеко от побережья Ирландии, он регулярно видел чаек и наблюдал, как «они парят в полуметре над волнами, и даже при сильном ветре им не нужно часто взмахивать крыльями».
Сойдя на берег в Ливерпуле на рассвете субботы 25 мая, Уилбур отправился на поезде в Лондон, где на вокзале Юстон его встретил торговый представитель «Флинт энд компани», американец Харт Берг, сразу узнавший Уилбура, едва тот вышел из вагона.
«Я никогда не видел его фото, и мне никто его не описывал, – писал Берг Чарльзу Флинту, – но или я Шерлок Холмс, или по глазам Уилбура было видно, что он гений, однако я сразу узнал его».
Берг обратил внимание на то, что багаж Уилбура состоял из единственного кожаного саквояжа размером с докторский чемоданчик и его гардероб также оставлял желать лучшего. Но по пути в отель именно Уилбур сказал, что было бы «разумно» купить новый костюм. В магазине мужской одежды на Стрэнде Берг помог ему приобрести сразу и фрачную пару, и смокинг. Когда счет за эти покупки пришел домой, написала потом Уилбуру Кэтрин, «Орвилл в то же утро отправился в магазин Перри Мередита и заказал себе то же самое».
Не собираясь тратить время попусту, Берг сразу сообщил Уилбуру, что вероятность заключить сделку в Англии невелика и потому чем раньше они отправятся во Францию, тем лучше. Основные усилия будут направлены на Париж. Кроме того, оказалось, что они расходятся во мнении по поводу того, с кем лучше иметь дело в первую очередь – с правительством или с частными лицами. Берг склонялся в пользу частных лиц. При всем том оба были согласны, что будет полезнее не привлекать особого внимания к пребыванию Уилбура в Европе, по крайней мере пока.
В заключение своего длинного отчета Чарльзу Флинту Берг отмечал, как он доволен поведением и складом ума Уилбура. «Он внушает большое доверие, – писал Берг, – и я уверен, что он станет исключительно веским доводом».
Что думал в тот момент о Берге Уилбур, неизвестно. Несмотря на то что они были соотечественниками-американцами примерно одного возраста, их биографии и жизненный опыт разительно отличались. Родившийся в еврейской семье в Филадельфии и выросший в Нью-Йорке, Берг обучался в частных школах, после чего его отправили продолжать образование в Европу. Он выучился на инженера в Льеже в Бельгии. С тех пор он стал первопроходцем в производстве пистолетов, пулеметов, автомобилей и подводных лодок. Он работал на оружейном заводе компании «Кольт» в Хартфорде, штат Коннектикут, держал собственное бюро по продажам в Париже и провел три года в России, получив от царского правительства заказ на строительство десяти субмарин.
Если Уилбур был сухощав и одет в помятый костюм, то Берг был коренаст и выглядел безукоризненно. Он бегло говорил на нескольких языках и имел хорошие связи в высших сферах по всей Европе. Несмотря на то, что торговцев оружием – «торговцев смертью» – многие предавали анафеме, его, похоже, любили и уважали почти все. Берг и его жена Эдит, тоже американка, жили в Париже много лет, и французы были о нем высокого мнения. В 1901 году он стал кавалером ордена Почетного легиона.
По пути из Лондона в Дувр, а затем через Ла-Манш к Уилбуру и Бергу присоединился еще один представитель Флинта, Фрэнк Кордли. Они прибыли в Париж вечером 27 мая, когда еще было светло, и поселились в фешенебельном отеле «Лё Мёрис» на улице Риволи.
«Дворец Тюильри и Лувр находятся всего в паре кварталов налево от нас, – сообщил Уилбур Кэтрин и всей семье тем же вечером. – Вандомская колонна расположена позади нас, а площадь Согласия и Триумфальная арка – дальше в сторону Елисейских Полей. Мы находимся в самой красивой и интересной части города».
Кроме того, его отель был одним из самых фешенебельных в Париже, если не во всей Европе. «Новый отель "Лё Мёрис"», как его называли, только что открылся после большого ремонта. Старый «отель королей» стал еще роскошнее, чем прежде. Убранство и кухня его ресторана считались теперь лучшими в городе, а сам ресторан – местом «демонстрации мод». На новом лифте можно было подняться в сад на крыше и наслаждаться панорамными видами Парижа, с которыми мало что могло сравниться. Прекрасные виды открывались также из номеров, выходящих на улицу Риволи. Один из них, номер 329, Харт Берг зарезервировал для Уилбура.