Через неделю она с радостью сообщила, что Милтон выкарабкался, а дейтонские газеты по-прежнему неистовствуют по поводу новостей из Ле-Мана. Они даже предлагают устроить грандиозную «торжественную встречу».
Из-за вынужденного перерыва в демонстрационных полетах до завершения ремонта у Уилбура появилось больше времени, чтобы оценить тех, кто его окружает, и насладиться вниманием, которое ему уделяли. Он написал отцу: «Местный производитель консервированных продуктов поставляет "всевозможные сорта самых лучших сардин, анчоусов, спаржи и т. д. и т. п., какие вы только видели". Люди в Ле-Мане очень дружелюбны и горды славой, которой их город удостоился благодаря этому [испытаниям]. Я получаю бесчисленные букеты, корзины с фруктами и т. д. Рабочие на фабрике Болле собирают пожертвования, чтобы преподнести мне свидетельство своей признательности. Они говорят, что я – тоже рабочий».
Когда командование французской армии предложило Уилбуру более просторное поле для его демонстрационных полетов, он согласился, и потому полностью отремонтированный «Флайер» был перемещен на 11 километров восточнее, в Камп д´Авур. «Новое поле намного больше и безопаснее прежнего, – сообщил Уилбур домашним. – Я могу прошагать четыре мили [6,4 километра] по прямой и не наткнуться ни на что опаснее кустов».
21 августа он возобновил полеты в д´Авур, а толпы зрителей, приезжавших на специальных поездах, становились больше с каждым днем. «Возбуждение иногда переходило границы всякого понимания».
Несмотря на то что Камп д´Авур был, как говорится, «затерян в лесах» и расположен не так удобно по отношению к городу, как ипподром в Унодьере, зрителей стало много, как никогда. «Фигаро» писала: «Их любопытство слишком сильно» и «они стекаются сюда из отдаленных мест» лишь для того, чтобы узнать, что Уилбур по той или иной причине в этот день не летает. «Не имеет значения, – отвечали они, – мы приедем еще раз». Выглядело это так, будто чем меньше он летал, тем сильнее становилось любопытство толпы.
«Публика проявляет неослабевающее и достойное восхищения терпение. Она ждет часами напролет, чтобы в конце концов не увидеть ничего… кроме знаменитой стартовой установки… Когда становится уже слишком поздно и они узнают, что Райт не полетит… эти добрые люди собираются у подножия установки, измеряют ее на глаз, дотрагиваются до нее, потому что знают, что они должны будут сделать завтра: они вернутся».
Мысли Уилбура в данный момент были заняты главным образом делами брата Орвилла, потому что к этому времени тот уехал в Вашингтон, чтобы начать подготовку к демонстрационным полетам в Форт-Майере, штат Вирджиния. Ранее, в середине лета, когда Уилбур вот-вот должен был приступить к демонстрационным полетам для французов, он получил письмо от отца, который призывал его «избегать любого неоправданного риска». Сейчас сам Уилбур отправил похожее предостережение Орвиллу как старший брат и как человек, который сам пережил неоднократные крушения на глазах огромных толп зрителей и всегда нетерпеливой, придирчивой прессы.
«Я просто говорю им, что буду проводить испытание только при самых благоприятных условиях… Я самым серьезным образом призываю тебя сохранять спокойствие, пока ты не будешь полностью уверен в себе. Не проводи полеты ни для каких правительственных чиновников, если не готов проводить их в отсутствие последних. Не позволяй заставлять тебя делать что-то до тех пор, пока не будешь готов. Будь очень осторожен и не торопись, когда пытаешься летать в середине дня, когда часто случаются порывы ветра. Не позволяй людям разговаривать с тобой днями и ночами. Это вымотает тебя прежде, чем ты будешь готов к настоящему делу. У вежливости есть границы. Если необходимо, назначай встречи на определенный час днем и твердо отказывайся принимать посетителей даже на минутку в другое время. Не принимай никого после восьми часов вечера».
Затем, после дискуссии о рулях управления, он снова пишет: «Я могу сказать одно: будь очень осторожен».
Вечером 25 августа в отеле «Дофин» в Ле-Мане состоялся торжественный банкет в честь Уилбура. На этот раз он был рад принять участие в празднестве.
Часть III
Глава 9Крушение
[Он] летел по воздуху так же уверенно, как будто шел по твердой, крытой щебнем дороге. С этим не может сравниться ничто из того, что я видел до сих пор.
Здоровье младшего племянника Милтона пошло на поправку, в школе вскоре должны были возобновиться занятия, и поэтому Кэтрин вновь чувствовала себя в своей тарелке. Орвилл был в Вашингтоне и готовился к демонстрационным полетам в Форт-Майере. Он остановился в шикарном отеле «Космос клаб» и познакомился с «кучей знаменитостей». Кроме того, не проходило и дня без того, чтобы газетах не появилось что-нибудь о шумихе вокруг Уилбура во Франции.
Оба брата писали Кэтрин, когда у них было время, но она желала чего-нибудь, кроме разговоров об авиации. «Только подумай, о чем ты пишешь, когда рассказываешь мне о чем-нибудь! – укоряла она Уилбура в одном из писем. – Ты думаешь, меня волнует расположение деревьев на полигоне? Эй! Штерхенс хочет слышать о прекрасных молодых леди, цветах и шампанском!»
Однако Уилбур сообщил ей лишь о том, что миссис Берг «очень умна» и «такая же приятная женщина, как ты».
Орвилл сказал, что едва успевает закончить работу – так много времени уходит на «ответы на десять тысяч дурацких вопросов о машине, которые задают мне люди». Корреспондент «Вашингтон пост» с удивлением отмечал, что «мистер Райт стоял и разговаривал, и разговаривал, и разговаривал с задающими вопросы людьми». Но это было не все – Орвилл откровенно сообщал Кэтрин: «Я встретил нескольких очень симпатичных юных леди!» Беда лишь в том, что, если бы ему пришлось встретиться с ними снова, он с трудом вспомнил бы, как их зовут.
«Я не помню, когда папа чувствовал себя так хорошо, – с радостью писала Кэтрин Уилбуру. – Теперь, если вы с Орвиллом не сведете меня с ума своими выходками, то, думаю, я выдержу все».
Военная база Форт-Майер располагалась на возвышенности на вирджинском берегу реки Потомак, примыкая с запада к Арлингтонскому национальному кладбищу. Застроенный аккуратными, симпатичными зданиями из красного кирпича, Форт-Майер ничем не отличался от кампуса колледжа. Из него открывался панорамный вид на лежащий в 8 километрах Вашингтон. В самом центре Форт-Майера был плац размерами примерно 305 на 215 метров, на котором Орвиллу предстояло выполнять свои испытательные полеты.
Площадь плаца была меньше той, что располагал Уилбур на ипподроме Унодьер, зато у Орвилла имелись просторный сарай для использования в качестве ангара и десяток готовых помочь солдат. Из города и в город он ездил на трамвае.
После нескольких дней неполадок с мотором, которые Орвиллу удалось устранить с помощью приехавших из Дейтона Чарли Тэйлора и Чарли Фернеса, все пошло по плану. Младшему из братьев предстояло провести первое полномасштабное публичное представление самолета Райтов в Соединенных Штатах, причем машина, на которой он должен был лететь, еще ни разу не поднималась в воздух.
Ее выкатили к точке старта лишь в конце дня 3 сентября. То, что Орвилл крайне взвинчен, было заметно невооруженным глазом. «В первый раз с момента приезда, – написал корреспондент "Нью-Йорк таймс", – мистер Райт проявлял очевидные признаки нервозности. Складки на его лице стали глубже, чем обычно, его беспокойство было заметно каждому. Казалось, что он прилагает огромные усилия, чтобы сохранять самообладание».
Он едва мог стоять спокойно. Вот Орвилл забирается на козлы, чтобы проверить верхнюю плоскость, через мгновение, стоя на четвереньках, помогает отлаживать механизм запуска. «Нервы у парня на пределе», – такие слова произнес другой корреспондент.
Зрители стояли небольшой группкой. Вашингтону еще предстояло осознать происходящее в Форт-Майере. Наконец, в шесть часов Орвилл взобрался на сиденье, двигатель запустили, огромные винты начали «рубить воздух со страшной скоростью», и он скомандовал: «Отпускай!»
Гири катапульты упали, самолет пронесся по рельсам и затем почти 15 метров скользил над самой травой, прежде чем набрать высоту. Зрители закричали.
В дальнем конце плаца Орвилл сделал вираж и полетел обратно, белое полотно обеих плоскостей резко выделялось на фоне темной полосы деревьев, окаймлявшей Арлингтонское кладбище.
Когда самолет развернулся на высоте около 10 метров и снова полетел к дальнему концу плаца, толпа «взревела от восторга». Вдруг самолет отклонился от курса в сторону деревянного ангара, резко пошел на снижение и ударился о землю.
Зрители выбежали на поле и увидели, что Орвилл спокойно отряхивает пыль с костюма. «По-видимому, мне нужно много практиковаться», – сказал он.
По его собственной оценке, он пролетел около полутора километров на скорости около 64 километров в час. В соответствии с договором с Вооруженными силами братья получали 25 000 долларов, если во время испытания на скорость «Флайер» достигнет именно такого показателя.
На следующий день, 4 сентября, Орвилл и «Флайер» находились в воздухе больше 4 минут, сделав над плацем пять с половиной кругов и без проблем покрыв расстояние в 4,8 километра. Председатель комиссии, отвечающей за проведение испытаний, майор Джордж Скуир, нашел полет «великолепным». «Флайер» «прекрасно реагировал на каждое ваше движение, а приземление было настоящим волшебством», – сказал он Орвиллу. Другие офицеры отозвались о полете как о самом выдающемся зрелище, какое они видели.
В последующие дни Орвилл устраивал одно сенсационное представление за другим, устанавливая новые и новые мировые рекорды. Два «мастера по ремонту велосипедов» и их летающие машины одновременно стали источником сенсаций по обе стороны Атлантики. Они превратились в межконтинентальный цирк с участием двух артистов. Только сейчас пришла очередь младшего и менее известного из братьев оказаться в центре внимания.