Как отмечали в прессе, аэродром в По по-прежнему оставался «местом паломничества знаменитостей». В последнюю неделю февраля в город прибыл король Испании Альфонсо XIII, чтобы стать свидетелем «чуда». Не отрываясь, он наблюдал за тем, как Уилбур поднялся в воздух и пролетел несколько кругов на большой высоте. После этого, окруженный свитой, король вместе с Орвиллом, Кэтрин и другими стоял рядом с Уилбуром и слушал его объяснения относительно конструкции «Флайера». У Альфонсо XIII, который говорил по-английски и достаточно знал об авиации, было много вопросов к Уилбуру. В какой-то момент, обернувшись к Кэтрин, он спросил: «И вы действительно тоже летали?» Услышав ее утвердительный ответ, он сказал, что тоже очень хотел бы полететь с Уилбуром, но обещал жене не делать этого. Кэтрин решила, что он – «хороший муж».
Обратившись к Уилбуру, король осведомился, не перейдет ли он границы дозволенного, если попросит провести еще один демонстрационный полет. «Я увидел, что умеете делать вы, – сказал он, – и хочу увидеть, что умеет делать один из ваших пилотов».
Уилбур дал согласие и отправился в 12-минутный полет с графом де Ламбером, в течение которого ни разу не притронулся к рычагам. То, что пилот-курсант научился управлять самолетом с таким мастерством за такое короткое время, поразило короля больше всего.
Орвилл заявил корреспондентам, что не будет летать во Франции самостоятельно и не собирается лететь с Уилбуром. Но всего через несколько дней Уилбур снова взял с собой Кэтрин, на этот раз в полет протяженностью в 21 километр над окрестностями. «Это было великолепно», – написала она отцу. Еще через несколько дней она поднялась в воздух на воздушном шаре вместе с одним французским графом. На этот раз Орвилл полетел с ней. Они пролетели почти 48 километров и приземлились в городке Осен в Пиренеях.
Тут Кэтрин наконец обессилела. Потрясенная «слишком сильными впечатлениями», она провела два дня в гостиничном номере.
17 марта, когда стояла прекрасная погода – как говорили, «королевская», – в По приехал английский король. Он проделал путь больше чем в 110 километров из своей резиденции в Биаррице. Его сопровождала многочисленная свита на сверкающих черных автомобилях.
Эдуарду VII шел 68-й год. Это был крепкий седобородый общительный мужчина. Его жизнелюбие и манера одеваться – мягкие фетровые шляпы, твидовые костюмы и привычка никогда не застегивать нижнюю пуговицу жилета – наряду с пристрастием к быстрым автомобилям и красивым женщинам превратили его в символ первого десятилетия XX века – так называемой эдвардианской эпохи. Старший сын королевы Виктории, он стал олицетворением быстрого отхода от викторианской эпохи. Этому в полной мере соответствовал его живой интерес к авиации и то, что он лично приехал, чтобы своими глазами увидеть чудо Уилбура Райта.
Вокруг летного поля собралась огромная толпа, возбуждение нарастало. Кэтрин была представлена королю. У него в петлице красовался небольшой пучок трилистника в честь Дня святого Патрика.
Сначала королю показали «Флайер» в ангаре. Уилбур извинился за потрепанный вид самолета, но с гордостью показал на новенький, с иголочки «Флайер» рядом со старым и объяснил, что собирается летать на нем в Риме.
Пока Уилбур наблюдал за буксировкой самолета на летное поле и осматривал его перед полетом, Орвилл объяснял его действия королю. Затем Уилбур поднялся в воздух, сделал несколько кругов и после 7 минут полета совершил прекрасную посадку в точке, откуда взлетел. Король наблюдал за всем этим, по его собственным словам, «затаив дыхание».
Как и во время визита короля Альфонсо, Уилбур предложил слетать снова, чтобы показать, как выглядит полет с пассажиром, и Кэтрин опять поднялась с ним в воздух. На тот момент она пролетела уже больше, чем все остальные американки.
Несколько позже в тот же день граф де Ламбер выполнил самостоятельный полет к гордости все троих Райтов и присутствовавших французов.
Шумиха и восхищение достижениями Райтов – всем, что они раз за разом демонстрировали в Ле-Мане и По, – не ограничивались Европой. На родине, в Соединенных Штатах, газеты и журналы без устали продолжали привлекать к ним внимание. Медийный потенциал чудесного изобретения казался неисчерпаемым.
Вот что говорилось в длинной статье Джеймса Эджертона «Монархи неба», опубликованной в «Таймс геральд», газете города Уэйко, штат Техас:
«Большинство из нас помнят, когда диковинкой казался автомобиль. Автору нет и 40, но он помнит время, когда стала использоваться первая „безлошадная повозка“, ведь это было всего-то с десяток лет назад. Машина представляла собой большое неуклюжее чудовище на огромных колесах, с непонятным механизмом управления, и в движение ее приводил очень шумный паровой двигатель. Она оказалась такой неудачной, что прошло несколько лет, прежде чем в поле моего зрения попал другой экземпляр. Сейчас машины стали такой же обыденностью, как миллионеры.
Если автомобиль можно было так усовершенствовать за такое короткое время, то кто может предсказать, что происходит в области воздушной навигации сейчас, если принцип фактически раскрыт и известен всему миру? Неужели есть что-то невозможное в том, что он вызовет коренную ломку в нашей жизни, как это произошло с открытием принципа использования пара?
И во всех этих гигантских переменах, совершающихся на наших глазах, главными волшебниками выступают братья Райт. Они – лидеры и первопроходцы».
Было объявлено, что Американский аэроклуб наградит братьев по возвращении золотой медалью. Конгресс также проголосовал за то, чтобы президент Уильям Тафт наградил братьев медалью, а Дейтон готовился к самым грандиозным празднествам в своей истории.
Но при всем внимании к тому, что делали Райты, росло понимание того, как активно развивается летное дело во Франции. Полгода назад численность производителей аэропланов в Париже и окрестностях не дотягивала до полудюжины. А уже 25 апреля «Нью-Йорк таймс» сообщила, что не менее 15 предприятий отрасли работают на полную мощность. Если Райты были центром и фронтом революционных перемен, то французы все активнее заполняли остальное пространство сцены.
«Десятки изобретателей разрабатывают свои собственные машины [говорилось далее в статье «Таймс»]. Имеется аэродром, где желающих учат летать. За последние шесть месяцев появились три газеты, посвященные авиации. Три общества заняты стимулированием развития авиации в стране. За год на выплату призов в различных соревнованиях будет передано более 300 000 долларов».
Крупнейшее соревнование, международный летный конкурс, было запланировано на предстоящее лето в городе Реймс к северо-востоку от Парижа, в местности, которая славилась своим шампанским.
После завершения демонстрационных полетов в По Уилбур провел несколько дней за разборкой и упаковкой нового «Флайера» для транспортировки в Рим. Машина, на которой он летал в Ле-Мане и По, подлежала передаче в музей в Париже. Кроме того, шел последний этап подготовки учеников, после чего все трое должны были свободно летать в одиночку. Орвилл и Кэтрин уже вернулись в Париж. 23 марта Уилбур также выехал из По во французскую столицу.
Через несколько дней все трое Райтов приехали в Ле-Ман, чтобы принять участие в дружеском прощальном банкете. Спустя три дня Уилбур и Харт Берг уже сидели в поезде, направлявшемся из Париж в Рим, где через неделю к ним должны были присоединиться Орвилл и Кэтрин.
К удовольствию Кэтрин, общественная жизнь в Париже по-прежнему била ключом. Она с гордостью сообщила отцу, что стала единственной в истории женщиной, приглашенной на обед в аэроклуб. «Тебе надо было видеть это, – написала она. – Я сижу там, такая же важная, как ты… говорю по-французски так же свободно, как и все остальные! Это было что-то, я тебе говорю!» Но лучше всего, сообщала она епископу, было то, что за него подняли бокалы. «Они выпили шампанское в твою честь!»
Кэтрин и Орвилл выехали в Рим 9 апреля и прибыли туда во второй половине следующего дня. Они обнаружили, что город заполонили толпы туристов, среди которых было около 30 000 американцев. Кэтрин и Орвилл, очевидно, не были готовы увидеть столько народа. Гостиницы, рестораны, памятники и музеи были забиты людьми. Харт Берг нашел для них номера в отеле напротив дворца Барберини. Уилбур находился в нескольких километрах к югу от города на аэродроме Ченточелле, но в этот раз он жил не в ангаре, а в расположенном неподалеку коттедже на территории поместья, принадлежавшего одной графине.
С точки зрения целей и задач, которые стояли перед Райтами в Риме, они достигли безоговорочного успеха. С 15 по 26 апреля Уилбур совершил более 50 полетов, и все они прошли под бурные аплодисменты публики и без малейших неприятностей. Он обучал итальянских военных управлять своим самолетом, читал лекции школьным учителям и их ученикам и брал с собой в полет пассажиров. Один из них, оператор-хроникер, впервые в истории снял документальные кадры с борта летящего самолета.
Как и во Франции, погода была идеальной, и огромные толпы зрителей с восторгом наблюдали за полетами. И опять среди присутствовавших не было недостатка в знаменитостях. Король Италии Виктор-Эммануил III пробирался через толпу с фотоаппаратом на плече как простой турист. За полетами наблюдали принцы, герцоги, члены кабинета министров, американский финансист Дж. Морган, его сестра и дочь, а также знаменитый американский строитель железных дорог Джеймс Хилл. Американский посол в Италии Ллойд Гриском стал одним из тех, кого Уилбур взял с собой в полет.
Но для Орвилла и Кэтрин время, проведенное в Риме, оказалось не самым удачным, особенно по сравнению с Францией. Того, что апрель считается лучшим месяцем для посещения Рима, а дворцы Цезаря, арка Константина и Колизей оказались даже более впечатляющими, чем ожидалось, было недостаточно. Кэтрин написала отцу: «Когда мы приехали в Рим, я впервые испытала ностальгию». Она и Орвилл «очень хотели вернуться домой». Она считала свою гостиницу ужасно грязной. «Мы больше ценим чистую ванную, тарелки, ножи и вилки, чем внимание, которое нам оказывают». В другом письме она с