Ажиотаж вокруг соревнований в Реймсе не ограничивался Францией и остальной Европой, и об этом свидетельствовала американская пресса. «Грандиозное соревнование в Реймсе имеет потрясающий, сумасшедший успех («Нью-Йорк сан»), «Насмешники больше не насмехаются» («Вашингтон геральд»), «Авиационный турнир – всего лишь намек на то, свидетелями чего мы станем в будущем, когда небо превратится в обычную дорогу» («Цинциннати таймс-стар»), «Эта неделя в Реймсе знаменует начало новой эры и одной из самых амбициозных фаз в развитии человечества» («Атланта конститъюшн»).
Наутро Кертисс проснулся новым героем Америки. Однако всего через неделю толпа численностью 200 000 человек, собравшаяся на аэродроме Темпельхоф в Берлине, наблюдала за полетами Орвилла. В течение следующих нескольких дней Орвилл, который летал вместе с пилотом-учеником, пробыл в воздухе 1 час и 35 минут, установив новый мировой рекорд для полетов с пассажиром. В это же время Уилбур подписал контракт на свой первый публичный полет в Нью-Йорке. Он должен был принять участие в празднестве в честь 300-летней годовщины плавания Генри Хадсона (Гудзона) вверх по реке Гудзон и столетия первого появления на Гудзоне парохода Роберта Фултона. По контракту Уилбур должен был получить 15 000 долларов. Гленн Кертисс тоже планировал принять участие в торжествах.
В письме Орвиллу, написанном 18 сентября в поезде по пути в Нью-Йорк, Уилбур рассказал о предполагаемых мерах предосторожности на случай, если ему придется сажать самолет на воду у берегов Манхэттена. Идея использования резиновых трубок была отвергнута. «Поэтому я возвращаюсь к моему старому плану установки каноэ под центром машины, ближе к передней части», – писал он и добавлял: «Конечно, я надеюсь, что приводнения не будет, но в случае чего я буду в относительной безопасности». Каноэ планировалось купить в Нью-Йорке. Самолет был уже доставлен на армейскую базу на Губернаторском острове в Нью-Йоркской бухте. Там же к Уилбуру должен был присоединиться Чарли Тэйлор.
Торжество в Нью-Йоркской бухте и на реке Гудзон представляло собой грандиозное, невиданное зрелище. На якорях стояли 20 американских линкоров, эскадра британского королевского военно-морского флота, боевые корабли из Франции, Германии, Нидерландов, Мексики и Аргентины, а также паромы, баркасы, углевозы, всевозможные речные пароходы и гигантский трансатлантический лайнер «Лузитания» – в общей сложности не меньше 1595 судов.
Кроме того, было обещано, что жители Нью-Йорка впервые станут свидетелями полетов аэропланов над своими водами.
На Губернаторском острове, расположенном в северной части Нью-Йоркской бухты, в 800 метрах юго-восточнее Манхэттена, два ангара, стоящих очень близко один к другому, были предоставлены Уилбуру и Кертиссу. Когда Кертисс прибыл на базу, чтобы осмотреться, они с Уилбуром вполне тепло поздоровались и минут пять поговорили, главным образом о состязаниях в Реймсе. Уилбур не стал пожимать Кертиссу руку, сказав, что его руки перепачканы маслом. Правда, тут на базе появился изобретатель беспроводного телеграфа Гульельмо Маркони и так разволновался от встречи с Уилбуром, что настоял на рукопожатии с ним независимо от того, в масле у того руки или нет. Маркони договорился о том, что, когда Уилбур или Кертисс будут готовы подняться в воздух, он пошлет радиотелеграфное сообщение с Губернаторского острова военным кораблям в бухте, те поднимут флаги, и это послужит сигналом другим судам и всем находящимся на берегу.
Вскоре Кертисс отбыл в Хэммондспорт, город на севере штата Нью-Йорк, чтобы принять участие в торжествах по случаю его возвращения на родину.
В один из дней репортеры, которые постоянно бродили на дозволенном им почтительном расстоянии, ожидая возможности поговорить с Уилбуром, увидели, как несколько ребятишек из гарнизона приближаются к охране, и приготовились посмотреть, как их будут прогонять, так же как прогоняют их самих. Вместо этого они увидели, как Уилбур с «доброй улыбкой» поздоровался с детьми. А затем репортеры через открытые ворота ангара наблюдали, как он «рассказывал детям о каждой детали машины».
«Я здесь уже около недели и почти подготовил машину к полету», – написал Уилбур Кэтрин 26 сентября. Он остановился в фешенебельном отеле «Парк Авеню», но предпочитал обедать в Офицерском клубе на Губернаторском острове.
«Вчера был большой военно-морской парад. Вечером на кораблях, а также на большинстве высотных зданий зажглась иллюминация. Река на протяжении почти 15 километров превратилась в непрерывную ленту из пароходов, но из-за того, что все они светились мириадами электрических лампочек, плыть по ней было невозможно».
Репортерам, которым удалось побеседовать с ним, Уилбур сказал, что не собирается удивлять мир, а хочет дать каждому возможность увидеть, как выглядит самолет в небе. Когда его спросили, не думает ли он, что летать над бухтой, заполненной таким количеством кораблей, опасно, он сказал, что самолет должен уметь летать где угодно.
Гленн Кертисс вернулся с севера штата во второй половине дня 28 сентября и остановился на ночь в ангаре на Губернаторском острове, где хранился его самолет. Он хотел провести испытательный полет рано утром. Кертисс поднялся в воздух в начале седьмого. Единственными свидетелями полета были его друг и один из офицеров с базы. Кертисс пролетел 274 метра, после чего опять уехал домой.
Уилбур, который провел ночь в отеле в городе, не стал отказываться от предварительного осмотра, который продолжался до восьми утра, затем около девяти часов поднялся в воздух и провел семиминутный полет, сделав круг над Губернаторским островом. Его серебристо-белый «Флайер» выглядел как обычно, если не считать обтянутого парусиной четырехметрового красного каноэ, подвешенного под фюзеляжем. Таким образом, над американскими водами состоялся дебют новейшего способа транспортировки старейшего из средств передвижения, находящегося в полной готовности на случай необходимости.
Вскоре после посадки Уилбур объявил, что летит снова. Было отправлено соответствующее радиотелеграфное сообщение, на мачтах взметнулись сигнальные флаги, и он поднял самолет в воздух. Вместо того чтобы сразу лететь к устью Гудзона, как ожидалось, он повернул направо против ветра и, пролетев над двумя паромами, направился к статуе Свободы на острове Бедлоу-Айленд, облетел ее и прошел низко над «Лузитанией», которая направлялась к выходу из бухты, чтобы взять курс на Ливерпуль. За полетом наблюдали тысячи человек. Бэттери-парк на южной оконечности Манхэттена был буквально забит зрителями, а пассажиры на верхней палубе «Лузитании» изо всех сил размахивали шляпами, шарфами и носовыми платками, когда Уилбур пролетал над их головами.
Он умело управлял своим самолетом, заставляя его делать виражи и серии подъемов и спусков. Но самое сильное впечатление вызвал его облет вокруг статуи Свободы, о котором говорили, писали и который запомнился больше, чем все остальное, что и попытался выразить корреспондент «Нью-Йорк ивнинг сан» в репортаже на первой полосе:
«В какой-то момент его огромный аэроплан оказался так близко к горизонту, что его можно было принять за одну из океанских чаек, среди которых он летел… он был лишь немного выше ступней статуи Свободы. Через мгновение он был уже на уровне ее груди и миновал ее, летя вполне устойчиво.
Казалось, что Райт на мгновение замер в воздухе, чтобы отдать дань уважения американского авиатора даме, которая олицетворяет судьбу его страны. Затем, неожиданно повернув на восток по направлению ветра, он пронесся над волнами, а гудки портовых судов приветственно ревели, и мужчины и женщины на берегу стали свидетелями того, как нашу Леди Свободы посетил один из ее сыновей на аппарате, которому для движения нужен лишь ветер».
«Харперс уикли», «журнал цивилизации», поместил на обложку своего следующего номера фотографию Уилбура и его самолета, облетающего статую Свободы, сопроводив ее подписью: «Новый вид чаек в Нью-Йоркской бухте».
Говорят, что, вылезая из самолета после плавной посадки на Губернаторском острове, Уилбур сказал Чарли Тэйлору: «Летит неплохо, Чарли». «Смотрится приемлемо, Уилл», – ответил Чарли.
На следующий день из германского Потсдама пришло известие о том, что Орвилл поднялся на высоту 299,9 метра – так высоко на аэроплане еще никто не летал.
Сильный северный ветер вынудил Уилбура и Гленна Кертисса отменить полеты на Губернаторском острове на два дня – субботу и воскресенье. Кертисс объявил, что должен уехать в Сент-Луис, чтобы подписать там контракт. Таким образом, Уилбур должен был лететь вверх вдоль течения Гудзона в одиночку. Так было обещано, и все этого ждали.
Утром 4 октября, несмотря на то что северный ветер заметно ослаб, он все еще дул со скоростью 25,7 километра в час – сильнее, чем хотелось бы Уилбуру. Но, чувствуя, что ветер может только усилиться, он решил лететь. Самолет выкатили из ангара, и он осмотрел его. Обнаружив, что топливный бак заполнен не до конца, Уилбур взял старую канистру и лично залил горючее.
В 9.53 он взлетел с Губернаторского острова. Спасательное каноэ по-прежнему висело под фюзеляжем. Появилось только одно небольшое отличие – к рулю поворота был прикреплен маленький американский флаг. Его прислала Кэтрин. Она просила, чтобы Уилбур пролетел с ним над Нью-Йорком.
Снова было отправлено радиотелеграфное сообщение. Снова взвились сигнальные флаги, снова гудели пароходные гудки и сирены. Большая часть горожан прекратила работу, и служащие побежали к окнам и на крыши офисов, чтобы увидеть в небе «удивительного Уилбура Райта, авиатора из Дейтона», как назвала его одна из нью-йоркских газет.
С новых небоскребов, таких как «Метрополитен лайф тауэр», открывался панорамный вид на бухту и Гудзон. Но самый лучший вид был с верхних этажей 47-этажного небоскреба «Зингер билдинг» на Бродвее, который после завершения строительства стал самым высоким зданием в мире.
Когда Уилбур пересек бухту и повернул на север против ветра, направляясь к Гудзону, возбуждение людей усилилось еще больше. К этому моменту он поднялся на высоту 46 метров и летел со скоростью около 58 километров в час. Позднее Уилбур вспоминал, что, достигнув реки, попал в такие мощные воздушные потоки, с какими никогда прежде не сталкивался. Они шли со стороны небоскребов и были столь сильными и опасными, что он был вынужден «значительно» сбросить высоту и уйти к западному берегу реки, принадлежавшему штату Нью-Джерси.