— Неужто зубры показались под горой Чахлэу? — удивился конюший Маноле.
— Вот так же удивился и старшина Кэлиман, — улыбнулся князь.
Онофрей поднял голову.
— Один там водится. Да на памяти людской еще никому не удавалось настигнуть его.
— А мы его настигнем, — решил князь.
Онофрей опустил голову. Он держался иного мнения. Но раз князь так сказал, кто ж посмеет перечить ему?
— Но это еще не все, — продолжал князь, глядя с улыбкой на братьев Ждер. — Выслушай меня, конюший Симион, и рассей мое недоумение.
— Слушаю, государь, — встрепенулся Симион.
— Вчера я отправил новую грамоту нашему боярину Миху, укрывающемуся во Львове. Дважды я просил короля выдать его. Дважды посылал грамоты о прощении. Но король не выдал его, и Миху не повинился. Теперь вот прощаем его в третий раз и опять зовем. Много горестей выпало нам на долю из-за козней князей и бояр-беглецов. Пора положить конец раздору. Пусть беглецы воротятся в свою отчину. Не сегодня-завтра господь подаст знак христианам начать войну. Что ты на это скажешь, конюший Симион?
— Скажу, надежа-государь, что все на свете должно покориться твоему велению.
— Так ты думаешь, что боярин Миху воротится?
Симион промолчал.
— А ты как полагаешь, отец Амфилохие?
— Полагаю, коли дозволено мне будет сказать правду, что логофэт Миху и на этот раз не даст доброго ответа.
— А ты как мнишь, конюший Маноле?
— Я знаю логофэта Миху, государь. Упрямый и спесивый боярин. Не думаю, чтобы он воротился.
Маленький Ждер в волнении зашевелился, и по напряженному его взгляду видно было, что он тоже хочет вы разить свое мнение. Симион Ждер положил ему руку на плечо, затем повернулся к князю…
— Дозволь, государь, сказать, что мы оба думаем — я и брат мой Ионуц.
— Говори, конюший Симион.
— Мы думаем, преславный господин, что логофэт Миху придет и припадет к твоим стопам.
Князь поднял брови, глядя куда-то в сторону. Вряд ли он в эту минуту думал о старом боярине Миху.
— И придет он туда, куда ты соизволишь указать ему, государь, — подтвердил Симион Ждер.
— Когда же это может случиться, честной конюший? После нашей свадьбы?
Симион потупился. Скрывая улыбку, Ионуц устремил взгляд в угол комнаты.
ГЛАВА IXКняжья охота и могучий зубр у Белого источника
Князь неожиданно покинул Сучаву со своими охотниками и служителями, оставив портаром в Сучаве нового боярина Хэрмана. В дружине лучников, сопровождавшей князя, было двести человек под началом нового второго постельничего Симиона Ждера. Часть охотников старшины поспешила вперед. Рэзеши трех краев сели на коней, чтобы встретить господаря в Пинириге. Проводив его до долины Ларгу, откуда видна уходящая в облака гора Петру-водэ, отряды рэзешей разделились на две части: одни поднялись вверх по течению Бистрицы и остановились в Борке, другие спустились по той же долине вниз и разбили стан в Кэлугэрень, около Пьятра-Дьяволулуй.
Отроки разостлали скатерть на поляне у подножия горы Петру. На опушке елового бора близ русла ступенчатых горных потоков лежали осыпи камней: самые большие глыбы давно занесло землей. Вокруг них тут и там на каменистой почве рос зимовник. Это было последнее, осеннее убранство земли. В чашечки цветов бледно-голубого, небесного цвета уже не забиралась ни одна букашка. Кругом было тихо, только высоко над головой свистел ветер. Кроны берез и черешен в долине казались слитками старого золота и меди.
Горные пастухи получили позволение предстать перед князем и поднести ему подарки: кадки брынзы и откормленных барашков. Штефан принял чабанов среди осыпей и редких кустиков зимовника.
За каждым из восьми гуртовщиков следовал молодой овчар, ведя в поводу осла, нагруженного подношениями. На краю поляны в сорока шагах от господаря они пали на колени и обнажили головы, положив рядом с собой барашковые шапки. Овчары тоже преклонили колонн. Ослы стояли беспокойно и то и дело принимались громко реветь, напуганные шумным сборищем княжьих служителей и охотников. Так много людей еще не бывало никогда в этих местах.
Князь велел передать чабанам, чтобы они приблизились. Оставив шапки на траве, они подошли к князю и снова преклонили колени.
— Спасибо за подарки, добрые люди, — сказал им князь.
Старший ответил, подняв голову:
— Здравствуй на многие годы, государь. Отведай наших гостинцев, брынза у нас отменная, ее зовут княжеской. Только мы не знаем, доходит ли она до стольной крепости. Сдается нам, государь, что в пути с гор и до стольной крепости немало воронов поклевывает ее.
Князь улыбнулся смелым речам гуртовщика и велел открыть тут же на плоском камне одну из кадок. Отроки сломя голову кинулись к осликам, нюхавшим барашковые шапки, брошенные на траву. Ослики испугались, рванули поводья и поскакали по каменистому склону, стуча копытами. Гуртовщики, стоя на коленях, закричали чабанам, чтоб те поймали беглецов.
Наконец кадку принесли и открыли. Князь отщипнул кусочек и отведал.
— Возьми побольше, государь, — упрашивал один из горцев.
Штефан отведал во второй раз.
— Хороша брынза! — согласился он. — И впрямь лучше всякой другой.
— Кушай на здоровье, светлый князь, — обрадовались гуртовщики.
Штефан велел стольнику отпустить горцам бочонок вина. Пусть выпьют с товарищами и славят князя.
Горцы опять обрадовались.
— Не нужно ли вам чего-нибудь, добрые люди и братья? — осведомился князь.
— Нет, государь. Нам достаточно твоего благоволения. Места тут просторные, вольные. Одарил нас ими дядя твой Петру-водэ, по имени которого мы и назвали гору.
Отроки накрыли на стол. Охотники подкладывали в костер, пылавший рядом, целые стволы деревьев.
— Мы так поняли, государь, — осмелился заговорить один из гуртовщиков, — что ты изволишь ехать на охоту. Тут у нас много всякого зверья. Нынешним летом житья не было от медведей. Воевали мы с ними, покуда они не сбросили в овраг нашего Доминте. А Доминте, надо тебе сказать, светлый князь, самый старый мой чабан. Сбросили они его, а он, выбравшись из оврага, полез опять драться. Дали мы им схватить по овце, а потом погнали кольями и псов на них натравили.
— А зубры тут есть? — осведомился князь.
— Есть. Только водятся они в глухих местах, где никто им не досаждает. Но тебе, владыке всякого живота, они должны заплатить дань.
Вскоре поезд тронулся в путь. Выйдя на широкое раздолье, князь увидел впереди гору Чахлэу, затянутую туманом. На закате сделали второй привал. К этому времени мгла тумана сползла к подножию горы. Снежная вершина, освещенная солнцем, казалось, высилась в ином мире, одинокая, точно небесная звонница. Здесь господаря встретил старшина Кэлиман и повел его нехожеными тропами. Они очутились среди уединенных полян, под кручен, на котором еще играли отсветы багряного заката.
Лучники, расставив дозорных, заняли все входы в теснину. Князь же в сопровождении восьмерых старых охотников, Кэлимана и его сыновей, а также братьев Ждер, последовали дальше, углубляясь в горную глушь. На привале нагнал их преподобный Амфилохие.
Смеркалось.
Архимандрит поставил складень на чистый камень возле источника, бившего из скалы. Ударив в малое било, стал служить вечерню. Когда князь преклонил колени перед святыми образами, где-то далеко в горах, словно отзываясь медному звону, застучало деревянное клепало. Штефан внимательно прислушался к одинокому голосу пустыни, затем поднялся и подошел к костру. Охотники стали спешно готовить место для ночного отдыха господаря.
По обычаю лесовиков, они поначалу занялись костром. Срубили на краю поляны несколько грабов и буков. Только для этого и рубили их в горах. Костер из грабовых и буковых поленьев пылает жарко, как солнце в разгаре лета. В основу костра люди старшины положили старый ствол. Затем искусно соорудили нечто вроде сруба им молодых лесин. Ударив огнивом по кремню, высекли искры на трут и, раздув огонек в куче сухих еловых веток и мха, подложили под свое сооружение; ветер сразу рванул полыхнувшее пламя.
Старый Кэлиман выбрал место для ночного шалаша господаря под пихтой, близ костра. Сперва он вырубил крест на коре, чтобы отогнать бессонницу, затем приладил верхний брус. Охотники положили боковые жерди, накрыли их лапником. Настелив внутри толстый слой лапника, разостлали поверх него мягкие покрывала. Князь расположился в свете жаркого костра у входа в шалаш. По ту сторону костра уселись охотники и, скинув с себя тулупы, подставляли огню то один, то другой бок. Бояре и отец архимандрит расположились сбоку от шалаша. Костер обдавал их дымом, пламя порой обжигало, но князь, уйдя в свои думы, ничего не замечал.
Много позже Штефан подозвал старшину Некифора. Охотники сразу захлопотали, подбрасывая в огонь новые поленья.
— Какие вести от твоих людей, честной старшина? — спросил князь.
— Государь, — ответил старик, опустившись на корточки рядом со своим господином, — мы с двумя моими старыми охотниками, знающими повадки зубров, обошли утром эти места до самой вершины. В горном болотце напали на след матерого зубра, гнавшего двух коров. Иных следов на этой стороне горы не найдено. Другие охотники нашли ближе к Бистрице, ровно в полдень, стадо из шести молодых быков. Резвились на поляне. Возможно, есть и другие, только не смеют они ходить в эту пустыню. Тут хозяином — старый зубр. Как я понимаю, наше дело — именно его выследить. Мы с ним давние знакомые.
Князь слушал молча, опустив голову.
— С каких же это пор, старшина Кэлиман?
— Помню его, князь-батюшка, еще с тех пор, когда я был не старше этих сынов моих. Заробел я тогда, увидев его в первый раз. Чур тебя, нечистая сила!
— Сколько лет тому?
— Случилось это, государь, в княжение Александра-водэ Старого. Батя послал меня в горы проведать стада, как посылал и я потом Онофрея и Самойлэ. Как-то раз настиг меня ливень, я укрылся под скалой. После дождя туман окутал гору. Вижу — не найти мне дорогу. Дело было к вечеру, и пришлось мне все-таки выйти из укрытия и искать дорогу в овчарню, чтобы не заночевать в пути. Долго блуждал я, покуда туман не рассеялся. И увидел я, что нахожусь в совсем незнакомом мне месте. Никогда я прежде не бывал там. Подо мной была круча. Обошел я можжевеловые заросли, ища обратного пути, да так и не нашел. Было еще светло. Вдруг слышу — сопение и рев. Притаился в кустах. Гляжу, остановился бык, роет копытом землю. Потом, наставив рога, бросился в гущу зарослей рядом со мной, прыгнул и ринулся под гору — только земля загудела…