В тот момент я не понял смысл этих слов: мне приходилось сдерживаться изо всех сил, чтобы не сплясать джигу.
Как всегда, большая часть пополнения состояла из бывших пехотинцев; кроме того, были один сапер и один связист. Из ста шестидесяти кандидатов, приступивших к первому этапу, отбор прошли только восемь человек — один офицер и семеро сержантов.
Офицеры служат в SAS только по три года, хотя впоследствии они имеют право вернуться на второй срок. Я же как сержант имел впереди весь остаток двадцатидвухлетнего контракта с армией — теоретически еще целых пятнадцать лет.
Нас распределили по ротам. Каждый человек имеет право сказать, куда он хочет: в горную, моторизованную, морскую или парашютную роты, и, если есть возможность, это желание стараются удовлетворить. В противном случае все зависит от того, где именно ощущается нехватка личного состава и какими навыками обладает новичок. Я попал в парашютную роту.
У каждой из четырех рот свой собственный непохожий характер. Кто-то метко сказал, что в ночном клубе рота «А» будет сидеть вдоль стены, не обмениваясь ни словом ни с кем, в том числе и друг с другом, и лишь недобрым взглядом окидывать происходящее вокруг. Рота «Ц» будет оживленно болтать, но только между собой. Рота «Д» будет толпиться у края танцевальной площадки, таращась на женщин; а рота «Б» — моя рота — полностью оккупирует танцплощадку и будет отрываться по полной программе.
Дебби, вернувшись из Германии, присоединилась ко мне в Херефорде. Мы с ней почти не виделись с тех пор, как я в январе приступил к отборочным экзаменам, и она совсем не обрадовалась, что на следующий день после ее приезда меня снова отправили в джунгли на двухмесячную подготовку. Вернулся я в пустую квартиру. Дебби собрала вещи и возвратилась домой в Ливерпуль.
В декабре следующего года я начал встречаться с Фионой, своей соседкой. В 1987 году у нас родилась дочь Кэти, а в октябре того же года мы поженились. В качестве свадебного подарка полк на два года отправил меня служить за границу. Домой я вернулся в 1990 году, но в августе, всего через пару месяцев после моего возвращения, наш брак с Фионой распался.
В октябре 1990 года я познакомился с Джилли. Это была любовь с первого взгляда — по крайней мере так она мне сказала.
ГЛАВА 3
В 7.50 утра мы собрались в кабинете командира роты, и он повел нас ставить боевую задачу. Все были в приподнятом настроении. Каждый захватил с собой по фляжке из нержавеющей стали и по нескольку плиток шоколада. День обещал быть долгим, и экономия времени на обеденные перерывы должна была позволить нам сосредоточиться на более важных вещах.
Я все еще не мог опомниться от радости по поводу того, что меня назначили командиром группы и что мне предстояло работать вместе с Винсом. Винсу, рослому 37-летнему старику, оставалось служить в полку два последних года. Невероятно сильный, он великолепно лазил по горам, плавал с аквалангом и бегал на лыжах; где бы ни ходил Винс — даже в горах, у него был такой вид, словно он держал под мышками два бочонка пива. Все в этом мире было для Винса «долбаным дерьмом», причем произносил он эти слова с сильнейшим суиндонским акцентом, но он беззаветно любил наш полк и был готов защищать его, даже когда кто-нибудь из наших жаловался на жизнь. Сам Винс переживал только по поводу того, что его двадцатидвухлетний контракт подходил к концу. Он попал к нам из артиллерии. Своей внешностью Винс полностью соответствовал образу бойца SAS, каким его представляют в армии: с суровым лицом, жесткими вьющимися волосами, баками и большими усами. Поскольку Винс успел послужить в полку чуть больше меня, я надеялся, что он станет мне полезным советчиком.
Как оказалось, комната для постановки боевой задачи находилась в другом ангаре. Нас провели через дверь с надписью «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН». Наш полк был полностью изолирован от внешнего мира, но этот ангар был, в свою очередь, полностью изолирован от остальной части лагеря. Строжайшая секретность имеет решающее значение. В полку никто никогда ни у кого не спрашивает, кто чем занимается. Это неписаное правило выведено красными чернилами, прописными буквами, да еще и подчеркнуто двумя линиями. На соседних дверях висели таблички «КОМАНДОВАНИЕ ПОЛЕТАМИ», «РОТА „Д“», «ВОЕННАЯ РАЗВЕДКА», «ХРАНИЛИЩЕ КАРТ». В этих табличках не было ничего затейливого; они были написаны на стандартных листах писчей бумаги и приколоты кнопками к дверям.
Атмосфера в этом ангаре заметно отличалась от той, что царила в лагере. Здесь были тишина и четкость медицинской клиники с вездесущим шипением и треском радиопереговоров. Из комнаты в комнату переходили сотрудники военной разведки с тугими рулонами карт в руках, тщательно следившие за тем, чтобы плотно закрывать за собой двери. Мы называли их «шпионами» и «зеленой слизью». Все говорили вполголоса. В этом улье кипела профессиональная активность.
— Привет, «слизь», — окликнул я знакомого. — Как дела?
Ответом мне стали беззвучное шевеление губами и едва заметный жест рукой.
Комната без окон выглядела так, словно уже давно была заброшена. В воздухе стоял сильный запах сырости и плесени. Поверх него накладывались обычные конторские запахи — бумаги, кофе, сигарет. Однако поскольку это место принадлежало ДТК (долбаным тыловым крысам) и дело происходило рано утром, здесь также пахло мылом, кремом для бритья, зубной пастой и лосьоном после бритья.
— Доброе утро, ДТК! — приветствовал Винс собравшихся суиндонским акцентом и широкой улыбкой. — Должен сказать, вы то еще долбаное дерьмо.
— Сам долбаное дерьмо, — ответил один из шпионов. — А ты смог бы работать на нашем месте?
— Не смог бы, — признался Винс. — Но вы все равно ДТК.
Помещение, выделенное роте «Б», представляло собой квадрат пять на пять метров. Потолок был очень высокий, с закрывающейся решеткой, которая обеспечивала вентиляцию. В середине были составлены друг к другу четыре стола. На столах разложены карты и компасы.
— Халява, забираем! — обрадовался Динджер.
— На качество внимания не обращайте, прочувствуйте глубину! — воскликнул Боб, один из ребят Винса.
Боба, коротышку пяти футов двух дюймов роста, потомка итало-щвейцарца, все называли Крошкойбормотуном. Он служил в Королевской морской пехоте, но хотел большего. Поэтому ему пришлось рискнуть и, уволившись, пройти отбор. Несмотря на рост, Боб обладал невероятной силой, как физической, так и силой духа. Он всегда настаивал на том, чтобы нести такую же выкладку, как все остальные, что порой получалось очень забавно — со стороны было видно лишь огромный рюкзак да две маленькие ноги, двигавшиеся внизу словно поршни. В гарнизоне Боб проводил много времени, просматривая свои любимые старые черно-белые комедии, которых у него была собрана солидная коллекция. Выходя в город, он старался знакомиться с девушками на целый фут выше себя и приглашать их на танцы. В тот день, когда нам предстояла отправка в Персидский залив, Боба пришлось рано утром вытаскивать из клуба.
Мы взглянули на карты, изданные еще в начале пятидесятых годов. С одной стороны был Багдад и его окрестности, с другой — Басра.
— Ну, ребята, какие у вас мысли? — на своем нортумберлендском диалекте спросил Крис, еще один из ребят Винса. — Багдад или Басра?
В комнату вошел Берт, один из разведчиков. Он был одним из наших, из Херефорда.
— Есть еще такие? — спросил Марк. — Мне они очень нравятся, твою мать.
Типичный для нашего полка подход: если что-то блестит, мне это нужно. Солдат понятия не имеет, для какой цели предназначено какое-то оборудование или вещь, но если смотрится оно хорошо, он его забирает. Мало ли что может пригодиться.
Стульев в комнате не было, поэтому мы уселись на пол, спиной к стене. Достав свою фляжку, Крис предложил угоститься. Красивый, обходительный, Крис поработал в SAS вольнонаемным гражданским сотрудником, затем решил стать полноправным солдатом полка. Если для Криса дело стоило того, чтобы его делать, делать надо было безукоризненно. Поэтому, естественно, он сначала отправился в парашютно-десантный полк, так как хотел получить основательную подготовку пехотинца. Дослужившись до звания младшего сержанта, Крис прошел отбор и перебрался из Олдершота в Херефорд.
Если у Криса в голове созревал какой-нибудь план, он непременно реализовывал его. Это был один из самых решительных и целеустремленных людей, каких я только знал. Сильный телом и духом, он фанатично следил за своим телом, занимался велосипедом и лыжами. В полевых условиях Крис любил носить старую остроконечную кепку фашистского корпуса «Африка». Вне службы он становился настоящей жертвой новейших технологий в области велосипеда и лыж, а одежда у него была от «Гуччи». Попав в полк, Крис вел себя тихо, но месяца через три начала проявляться сила его характера. Он был олицетворением самой рассудительности. Крис первым бросался разнимать ссорящихся, и его слова всегда звучали убедительно, даже когда он нес полную ахинею.
— Предлагаю перейти к делу, — начал командир. — Сейчас Берт обрисует вам положение дел.
Берт присел на краю стола. Он был очень хорошим разведчиком, потому что всегда выражался кратко, а чем более кратко выражается рассказчик, тем проще понять и запомнить, о чем он говорит.
— Как вам известно, Саддам Хусейн наконец осуществил ракетный удар по Израилю, выпустив модифицированные «СКАДы» по Тель-Авиву и Хайфе. Масштабы нанесенных разрушений в действительности очень невелики, однако тысячи жителей спешно покидают города, перебираясь в более безопасные районы страны. Израиль близок к параличу. Премьер-министр страны в ужасе.
— Однако «тюрбаны», как и следовало ожидать, довольны. Они видят только то, что Саддам нанес удар по Тель-Авиву, признанной столице Израиля, показав тем самым, что сердце еврейского государства больше не может считаться неуязвимым.
Несомненно, Саддам стремится любой ценой вынудить Израиль нанести ответный удар, потому что это практически однозначно приведет к расколу антииракской коалиции и, возможно, даже втянет в войну на стороне Ирака Иран, готовый присоединиться к борьбе с Израилем.