Родриго вернулся в свою гондолу, Стефано начал будить матросов, и, когда гондола входила в канал Святого Марка, фелукка калабрийца со спущенными парусами осторожно пробралась между судами и вышла в открытое море.
Вскоре гондола причалила к воротам дворца. Джельсомина вошла под своды и по той же Лестнице Гигантов, по которой она недавно покинула дворец, скользнула внутрь. На посту стоял все тот же алебардщик. Он учтиво обратился к девушке, но не задержал ее.
– Скорее, синьоры, поспешите! – воскликнула Джельсомина, вбегая в комнату, где она оставила своих гостий. –
Все может рухнуть по моей вине, и теперь нельзя терять ни минуты. Пойдемте скорее, пока еще есть возможность!
– Ты совсем запыхалась, – сказала донна Флоринда. –
Ты видела герцога святой Агаты?
– Ничего не спрашивайте сейчас, идите за мной!
Джельсомина схватила лампу и, бросив на своих гостий взгляд, убедивший их, что следует повиноваться, первой вышла в коридор. Едва ли стоит говорить, что обе женщины последовали за ней.
Они благополучно покинули тюрьму, пересекли Мост
Вздохов, ибо ключи от дверей все еще были в руках
Джельсомины, и, спустившись по большой дворцовой лестнице, в молчании добрались до открытой галереи. На пути их никто не остановил, и они спокойно вышли во двор с видом женщин, отправляющихся по своим обычным делам. Якопо ждал их в гондоле у ворот. Не прошло и минуты, как лодка уже мчалась по гавани вслед за фелуккой, чьи белые паруса отчетливо виднелись в лунном свете, то наполняясь ветром, то опадая, когда судно сбавляло ход.
Джельсомина с радостным волнением проводила глазами удалявшуюся лодку, а затем, перейдя мост, вошла в здание тюрьмы через главные ворота.
– Ты уверен, что дочь старого Томазо в надежном месте? – спросил Якопо, вновь поднявшись на палубу
«Прекрасной соррентинки».
– Она там, как неукрепленный груз, синьор Родриго, мечется от одной стенки каюты к другой. Но, как видите, засовы нетронуты!
– Хорошо. Я привез тебе другую часть груза. У тебя есть пропуск для сторожевых галер?
– Все в полном порядке, синьор! Разве когда-нибудь
Стефано Милане подводил в спешном деле? Теперь пусть только подует бриз и тогда, если бы даже сенат захотел вернуть нас, вся полиция не сумеет догнать нашу фелукку.
– Молодец, Стефано! В таком случае, подымай паруса, ибо наши хозяева следят за фелуккой и оценят твое усердие. Стефано повиновался, а Якопо тем временем помог обеим женщинам выйти из гондолы и подняться на палубу.
– У тебя на борту благородные синьоры, – сказал Якопо хозяину, когда тот снова подошел к нему, – и, хотя они покидают город на время, ты заслужишь одобрение, если будешь угождать им.
– Не сомневайтесь во мне, синьор Родриго. Но вы забыли сказать, куда я должен их отвезти. Ведь фелукка, которая не знает своего курса, подобна сове в лучах солнца!
– Это станет тебе известно в свое время. Скоро явится чиновник республики и даст тебе необходимые указания. Я
бы не хотел, чтобы эти благородные дамы узнали, пока они еще не отплыли от порта, что рядом с ними Аннина. Они могут пожаловаться на неуважение. Ты понял меня, Стефано?
– Да что я, дурак или сумасшедший? Если так, то зачем сенат поручает мне такое дело? Аннина от них далеко и там останется. Если синьоры согласятся наслаждаться свежим морским воздухом, они ее не увидят.
– За них не беспокойся. Жители суши тяжело переносят душный воздух каюты. Ты зайдешь за Лидо, Стефано, и подождешь там меня. Если я не вернусь к полуночи, уходи в порт Анкону, там ты получишь новые указания.
Стефано уже не раз исполнял поручения мнимого
Родриго, потому он кивнул, и они расстались. Разумеется, беглянкам заранее подробно рассказали, как им следует себя вести.
Ни разу еще гондола Якопо не летела быстрее, чем теперь, когда он направил ее к берегу. Среди постоянно сновавших судов вряд ли кто-нибудь заметил мчавшуюся лодку, и, достигнув набережной Пьяццы, Якопо убедился, что его отплытие и приезд не привлекли ничьего внимания.
Смело сняв маску, он вышел из гондолы. Приближался час свидания, которое он назначил дону Камилло, и Якопо не спеша направился к условленному месту.
Выше мы рассказывали, что Якопо имел обыкновение разгуливать поздно вечером около гранитных колонн близ
Дворца Дожей. Венецианцы полагали, что он бродит там в ожидании кровавых поручений, как люди, занимающиеся более невинным ремеслом, которые имеют свои определенные места на площади. Завидев браво на обычном месте, осторожные горожане, а также те, кто хотел остаться внешне безупречным, обходили его.
Всеми презираемый и тем не менее почему-то терпимый, браво медленно шагал по вымощенному плитами тротуару, не желая прийти на свидание раньше времени, когда неизвестный ему человек, по виду лакей, сунул в руку Якопо записку и умчался со всей быстротой, на какую только были способны его ноги. Читатель уже знает, что
Якопо был неграмотен, ибо в тот век людей его сословия усердно держали в невежестве.
Браво обратился к первому встречному, который, по его мнению, мог прочесть записку. Прохожий оказался почтенным торговцем из дальнего квартала города. Он охотно взял листок и стал добродушно читать вслух:
– «Якопо, я не смогу встретиться с тобой, потому что меня вызвали в другое место».
Сообразив, кому адресована записка, торговец бросил ее и кинулся бежать.
Браво медленно пошел назад к набережной, раздумывая о столь неудачном стечении обстоятельств, как вдруг кто-то тронул его за локоть. Обернувшись, Якопо увидал человека в маске.
– Ты Якопо Фронтони? – спросил незнакомец.
– Он самый.
– Можешь ты честно мне послужить?
– Я держу свое слово.
– Хорошо. В этом кошельке ты найдешь сто цехинов.
– А чью жизнь вы оцениваете такой суммой? – спросил
Якопо вполголоса.
– Жизнь дона Камилло Монфорте.
– Дона Камилло Монфорте?!
– Да. Ты знаешь этого богатого синьора?
– Вы сами достаточно сказали о нем. Такую сумму он дал бы своему цирюльнику, чтоб тот пустил ему кровь!
– Исполни поручение как следует, и сумма будет удвоена.
– Мне нужно знать, с кем я имею дело. Я вас не знаю, синьор.
Незнакомец осторожно огляделся по сторонам и приподнял маску, под которой браво увидел лицо Джакомо
Градениго.
– Ну как, это тебя устраивает?
– Да, синьор. Когда я должен исполнить ваше приказание?
– Сегодня ночью… Нет, пожалуй, сейчас же!
– Я должен убить такого благородного синьора в его же дворце. , во время его развлечений?
– Подойди ближе, Якопо, я скажу тебе еще кое-что. У
тебя есть маска?
Браво кивнул.
– Тогда скрой свое лицо – ты ведь знаешь сам, его тут не всем приятно видеть – и ступай в свою лодку. Я присоединюсь к тебе.
Молодой патриций, чья фигура была скрыта плащом,
оставил Якопо, намереваясь встретиться с ним в таком месте, где никто не смог бы его узнать. Якопо разыскал свою гондолу среди множества лодок, сгрудившихся у набережной, и, выведя ее на открытое место, остановился, зная, что за ним следят и скоро догонят. Его предположения оправдались: через несколько минут какая-то гондола стремительно приблизилась к его лодке и двое в масках молча пересели к нему.
– На Лидо! – сказал один из них, и Якопо по голосу узнал молодого Градениго.
Гондола тронулась, и за ней в некотором отдалении последовала лодка Градениго. Когда они были на значительном расстоянии от судов и уже никто не мог подслушать их разговор, оба пассажира вышли из кабины и жестом приказали Якопо перестать грести.
– Ты берешься исполнить поручение, Якопо Фронтони?
– спросил распутный наследник старого сенатора.
– Я должен убить герцога в его собственном дворце?
– Не обязательно. Мы нашли способ вызвать его оттуда.
Теперь он в твоей власти и может надеяться только на свою храбрость и свое оружие. Ты согласен?
– Охотно, синьор. Я люблю иметь дело с храбрыми людьми.
– Тебя отблагодарят. Неаполитанец перешел мне дорогу – как это называется, Осия? – в любви, что ли.., или у тебя есть лучшее словечко для этого?
– Праведный Даниил! У вас нет никакого почтения, синьор Градениго, к званию и роду! Синьор Якопо, мне кажется, не стоит его убивать. Так только, немножко ранить, чтобы хоть на время выбить из его головы мысли о браке и заменить их раскаянием…
– Нет, меть прямо в сердце! – прервал его Джакомо. – Я
знаю, у тебя твердая рука, потому я и обратился к тебе.
– Это излишняя жестокость, синьор Джакомо, – сказал менее решительный Осия. – Нам будет вполне достаточно продержать неаполитанца месяц в его дворце.
– В могилу его, Якопо! Слушай, я дам тебе сто цехинов за удар, вторые сто – если удар будет верным, и еще сто –
если труп ты бросишь в Орфано, чтобы воды канала скрыли его навеки.
– Если два первых условия будут выполнены, третье явится необходимой предосторожностью, – пробормотал хитрый Осия, который всегда оставлял подобные лазейки, чтобы облегчить бремя своей совести. – Вы не согласны ограничиться раной, синьор Градениго?
– За такой удар – ни одного цехина! Это только разжалобит девицу. Ну как, ты согласен на мои условия, Якопо?
– Да.
– Тогда греби к Лидо. Там, не позднее чем через час, ты встретишь дона Камилло на еврейском кладбище. Его обманули, послав ему записку от имени девушки, чьей руки мы оба добиваемся. Он будет там один в надежде покинуть
Венецию вместе со своей возлюбленной. Я думаю, что с твоей помощью он ее покинет. Ты меня понял?
– Как не понять, синьор!
– Вот и все. Ты меня знаешь. Когда исполнишь дело –
найдешь меня и получишь награду. Осия, едем!
Джакомо Градениго знаком подозвал свою гондолу и, бросив браво кошель с задатком за кровавую услугу, прыгнул в лодку с равнодушным видом человека, который считает подобный способ достижения цели вполне естественным.
Осия же чувствовал себя иначе – он был скорее плут, чем негодяй. Желание вернуть свои деньги и соблазн получить большую сумму, обещанную ему сыном и отцом