Не пришел. Не научил. Не рассказал. Никто его большее с тех пор не видел.
Потому что через неделю – 20 января 1983 года он скончался. В муках белой горячки. Его повезли в больницу, врачи пытались что-то сделать. Положили под капельницу. Он срывал в беспамятстве с себя эту дурацкую амуницию, повыдергивал шприцы. И ночью ушел…
Весть о его кончине мгновенно разнеслась по всей стране. Газеты взорвались вдохновенными некрологами. Журнал «Вежа» вышел с обложкой, где впервые в истории бразильской журналистики были крупно напечатаны не физиономии политиков или звезд шоу-бизнеса, а две кривые толстые ноги. Самые знаменитые ноги Бразилии в серых бутсах и желтых гетрах.
Страну всколыхнуло горе. Словно стремясь замолить грехи, пытаясь искупить вину равнодушия и безразличия, к гробу Манэ, установленному, естественно, на «Маракане», выстроились десятки тысяч людей. Пришли и знакомые, и незнакомые. Бывшие соперники и друзья. Звезды футбола, идолы шоу-бизнеса и тысячи незнатных торседорес, заполнявших в свое время архибанкады стадионов и ликовавших, наслаждавшихся финтами Манэ.
Среди известных лиц были замечены Барбоза, Адемир, Белини, Загало, естественно, самый близкий друг Нильтон Сантос.
Правда, мало было молодых, восходящих на футбольный небосклон звезд. И не было Пеле, который сказал прессе, что очень скорбит, что потрясен. И что поставит свечку и помолится за своего друга у себя в Сантосе.
Некоторые газеты на следующий день ехидно злословили: побоялся, мол, «Король» появиться у тела забытого им, как и всеми прочими героями вчерашних, да и сегодняшних, дней, друга… Угрызений совести побоялся. А может быть, упреков толпы. Кто знает…
Траурный кортеж растянулся на несколько километров по авениде Бразил: бережно, словно нехотя раздвигая рыдающее людское море, затопившее северные кварталы Рио, кортеж пополз по направлению к Пау-Гранде, откуда Гарринча вышел ровно тридцать лет назад – в 1953 году. И куда он возвращался теперь. Навсегда.
На местном кладбище у наспех вырытой могилы его ждали уже не хранившие на него обиды все восемь дочерей: Эденир, Терезинья, Маринети, Синтия, Тереза, Сара, Дениза и Сесилия. Наир не ждала, она уже лежала тут же, в соседней могиле.
И не знала, как не знали и ее дочери, что через неделю им придет извещение от фабрики «Америка фабрил» с требованием освободить квартиру, в которой когда-то возникла эта семья и родились все восемь девочек.
А на одной из цементных оград неподалеку от Пау-Гранде еще очень долго чернела сделанная неизвестно кем надпись:
«Спасибо, Гарринча, за то, что ты жил…»
История «золотой сборной» – это история всего бразильского футбола. Подобно Жилмару и Пеле, Вава или Орландо, тысячи бразильских футболистов кочуют по своей стране и по белу свету в поисках выгодных контрактов и денег, которые смогут обеспечить более или менее спокойную старость. Кто-то мечтает о своей мастерской, аптеке, лавке или ином деле. А кто-то нищенствует, потеряв надежду, забытый торсидой и тренерами.
Единицы пробиваются на олимп, на котором нет места даже некоторым «би-кампеонам». А тысячи с тревогой ожидают завтрашнего дня, когда на смену им придут новые кумиры. Слава и деньги – капризная штука! Не всем ведь суждено стать Пеле: на троне никогда не бывает места для двух королей!
Глава 5. Массажист
Семь чемпионатов Марио Америко
– Сеньор видел когда-нибудь Пеле в белом парике? – спросил он меня.
Я с удивлением пожал плечами: зачем Пеле парик?
– А я видел нашего Короля в белом парике, с непрозрачными, как у слепцов, очками. Да еще опирающимся на трость, в плаще, застегнутом на все пуговицы, и шляпе, надвинутой на глаза. Он устраивал этот маскарад, чтобы сбежать от толпы, которая готова была разорвать его на части, чтобы получить на память бесценный сувенир: либо автограф, или, если повезет, клочок футболки, или кусок шнурка от его ботинка.
…Марио сказал мне это, показав взглядом на толпу болельщиков вокруг ограды, опоясывавшей стадион. Они нетерпеливо переминались с ноги на ногу в ожидании окончания тренировки сборной, чтобы, как только игроки пойдут из раздевалки к автобусу, накинуться на них в погоне за автографами.
Мы беседовали с Марио Америко, массажистом команды, сидя на траве за воротами, в которых стоял, между прочим, Пеле. На тренировках он иногда менял амплуа и играл вратарем, учась отражать удары своих товарищей. Зачем ему это было нужно, мне не совсем понятно, но в «Сантосе» он действительно считался резервным вратарем и четырежды в официальных матчах становился в ворота.
Отдыхавший неподалеку от нас основной вратарь Феликс одобрительно крякнул, завидев, как Король лихо вытащил из нижнего угла пушечный мяч, пробитый Ривелино впритирку к штанге.
Дело было в конце шестьдесят девятого года на тренировочной базе бразильской сборной, готовившейся к чемпионату мира 1970 года. Я давно собирался познакомиться и побеседовать с Марио Америко – и все как-то не получалось. Он работал в Сан-Паулу, я жил в Рио, где Марио бывал только наездами. Со сборной страны. А пробиться за кулисы сборной всегда было очень трудно. Лишь когда старшим тренером главной команды Бразилии в феврале 1969 года был назначен Жоан Салданья, с которым у меня задолго до этого сложилась весьма крепкая дружба, задача эта упростилась: Жоан разрешил мне (вопреки обычным ограничениям) посещать базу, где проживали на сборах футболисты, заглядывать в раздевалки до и после матчей, сидеть на тренировках в непосредственной близости от игроков, за воротами или у боковой линии. Куда обычно фотографы и репортеры не допускались.
И когда, наблюдая и фотографируя очередную тренировочную игру первого и второго составов, я опустился на траву, чтобы передохнуть, увидел рядом Марио.
Разговорились, пошутили, поспорили на результат.
Потом было еще несколько встреч во время тренировок команды.
У этого симпатичного, добродушного и общительного негра вызвал, как мне показалось, некоторое удивление тот факт, что среди местных футбольных репортеров затесался этот неплохо разбирающийся в футболе, и к тому же друг сеу Жоана парень из далекой, таинственной, вечно, как он был уверен, покрытой снегами и льдами России. И относясь ко мне, как к экзотическому экспонату окружающего нас житейского цирка, он всегда очень дружелюбно общался со мной и с готовностью отвечал на все мои вопросы.
Из бесед, из записей, сделанных в те дни, из сохранившихся в досье пожелтевших вырезок интервью Марио, данных другим журналистам, из разговоров с футболистами и тренерами – его друзьями и коллегами сложился портрет интереснейшего человека, дополнившего коллективный портрет бразильского футбола, который я пытаюсь создать на страницах этой книги.
Участие в чемпионате мира – это великое событие в жизни каждого спортсмена. Победа на чемпионате мира – высшее достижение в биографии футболиста, тренера, да и любого человека, работавшего с командой-победительницей: доктора, повара, завхоза, охранника, пресс-атташе, администратора или сапожника, готовящего бутсы. Марио Америко после победы в Мексике в 1970 году не без гордости говорил: в мире существуют только три трехкратных чемпиона мира: Пеле, Загало и я. Сегодня можно смело утверждать: в истории мирового футбола существует только один человек – Марио Америко, принявший участие в семи чемпионатах мира! И вложивший свой весьма весомый вклад в три победы на этих чемпионатах.
В истории бразильской сборной, как это бывает и во всех остальных футбольных державах мира, после каждого очередного провала на ответственных турнирах, не говоря уже о чемпионатах мира, проходит обычно полная смена руководства команды: отправляются или уходят добровольно в отставку тренеры, руководители, врачи, технические специалисты. За те четверть века, что Марио работал массажистом главной команды Бразилии (с 1950 по 1975 год), эти перетасовки ни разу не коснулись его! Уходили в отставку все, а Марио оставался и продолжал работу с новыми тренерами и игроками. А всего в футболе он проработал массажистом 38 лет!
В биографии каждого футболиста или любого человека, так или иначе связанного с футболом, всегда найдется своя особая радость и гордость, звездный миг, оставивший яркий след на всю жизнь, описанный в статьях и книгах, вспоминаемый на старости лет со слезами умиления. Для Яшина таким был пенальти, взятый от Маццолы в Риме в 1963 году, для Пеле – его гол, забитый в ворота сборной Уэльса в чемпионате 1958 года. А для героя этих строк звездный час настал после финального свистка французского судьи Гига, зафиксировавшего победу бразильцев над шведами со счетом 5:2 в финальном поединке чемпионата мира 1958 года.
– Негриньо (это было ласковое прозвище Марио, нечто вроде «негритенок»), я хочу получить этот мяч, – сказал ему глава бразильской делегации Пауло Машадо де Карвальо перед началом финального матча.
– Честно говоря, – вспоминал Марио, – я уже не мог смотреть на игру, потому что страшно волновался, не зная, как выполнить команду шефа. Ведь по неписаной традиции мяч, которым играли финалисты чемпионата мира, всегда доставался, как сувенир, судье. А тут такой приказ!
…Опустим психологические подробности, напомним фактологическую канву происшедшего. Когда прозвучал финальный свисток и унылые шведы пошли поздравлять ликующих бразильцев, когда юный Пеле зарыдал на плече Жилмара, а усталый и, казалось, равнодушный к случившемуся Диди опустился на траву, когда король Швеции Густав уже двигался к центру поля, чтобы поздравить победителей, а судья Морис Гиг с мячом под мышкой направился к раздевалке, к нему сзади стремительно подскочил этот невысокий, круглый Негриньо, выбил мяч ударом кулака, подхватил его и бросился наутек.
Преследование, предпринятое растерявшимся месье Гигом, которому помогали несколько полицейских, затянулось; а когда Марио все же настигли в раздевалке, он уже успел спрятать похищенный мяч в мешок с запасной униформой, всучил Гигу другой, а тот, заветный, был потом передан главе делегации.