– Я верю в благодать и милость Господа нашего Иисуса Христа.
Фалькон посмотрел на своего попутчика. Квинн снова надел простую черную рясу и шапочку, а на лице его застыли смиренное участие, духовная сдержанность, горе и неизбежность потери. «Ты лжешь, иезуит, – подумал Фалькон. – Ты соучастник! Она призналась тебе в своем последнем смертном грехе, а ты простил ее. Ты не остановил ее. Или вовсе помог? Помог дойти от гамака до борта, перелезть через перила и упасть в ласковую реку?!»
– Я горько сожалею о своей неспособности спасти сестру, – сказал Квинн, словно бы прочитав сомнения Фалькона. – Я помолюсь о ее душе и упокоении, когда мы доберемся до Сан-Жозе-Тарумаша, а на себя наложу епитимию. А пока что, с вашего позволения, мне нужно вернуться к «Духовным упражнениям», которые я забросил.
Богоматерь, Которая Явилась
30 мая—3 июня 2006 года
Последователи Санту-Дайме приехали на дорогих машинах: скандинавских, немецких и «люксовых» японских. Они припарковались в десять рядов вокруг спортивного клуба на Рекрейу-дус-Бандейрантис. Слуги вымыли окна и пропылесосили все внутри, натертые воском полы вбирали желтые огни с автостоянки. Частные охранники в беретах, с заправленными в берцы брюками патрулировали территорию попарно, не убирая ладоней с легких автоматов. Какая-то женщина с мелированными волосами, собранными под зеленым беретом, трижды перечитала рекомендательное письмо Марселины. На берете была нашита эмблема в виде креста из кулака, сжимающего молнию. «Это уже перебор» – подумала Марселина. Женщина забрала у Марселины наладонник и мобильник.
– Никаких фотографий.
Ее коллега, бритоголовый головорез, терроризировал водителя такси, проверяя, соответствует ли номерной знак тому, что указан в лицензии, и бормотал устрашающие, но бессмысленные звуки в микрофон на воротнике. Марселина ненавидела охранников. Они вышвыривали ее с куда более интересных сборищ, чем это. Но в ароматной прохладе парковки Хоффман слышала, как в тяжелом воздухе покачиваются барабаны, и чувствовала, что ритмы Зеленого Святого начинают действовать на нее.
Рекомендательное письмо еще раз изучил «абья», кандидат в медиумы, еще не прошедший инициацию, голова которого была повязана куском белой ткани наподобие тюрбана. Алва[157], очень молодой и очень чистый. Марселина заподозрила, что он просто рисуется перед иау[158] Баркинья ду Санту-Дайме, а сам понятия не имел, что читает.
– Это письмо поможет проникнуть в террейру, потом уж сама, на этом моя любезность заканчивается.
Сходишь куда-то раз и пойдешь туда снова. Во второй раз за неделю Марселина проехала по арке моста над заливом Гуанабара, чтобы получить чашку травяного чая во влажном и душистом дворике Фейжана. Она поставила нетронутую чашку на низком пластиковом столике. «Ты дал мне наркотики, ты потчевал меня священными секретами?» Но ей казалось, что Фейжан, возможно, и сам какое-то время был вхож в Баркинью, но потом произошел какой-то раскол, и он потребовал вернуть долг. Такая интрига ради впавшего в немилость вратаря.
Эшу, Дух Перекрестков, стоял по обе стороны от двустворчатых дверей, ведущих в зал для футсала: дешевое бетонное чучело божества в образе маландру – ярко раскрашенный, улыбающийся «прету» в белом костюме, панаме и ботинках. Марселина открыла двери. Барабанный бой ударил в лицо.
Марселина обожала безумие доморощенных религий Рио. В Новый год она выходила из своей квартиры и терялась в хаосе из двух миллионов спрессованных душ на Копакабане, бросала цветы в волны, подношение Владычице Моря Йеманже. Через неделю пляж воняет гниющими лепестками, раскиданными по песку, но Марселина ходит по ним голыми ногами, ощущая ступнями память о прошедшем сумасшествии. Настоящие религии – это те, которые глубже остальных воспринимают все иррациональное, экстатическое, и Санто-Дайме не так смехотворна, как многие другие. Атмосфера в зале была напряженной, удушливой, непонятной. Марселина понимала, что верующие били в барабаны, танцевали и кружились уже с раннего вечера. Осталось недолго. Ей нужно попасть только на третий акт.
Она нашла местечко у низкой изогнутой стены зала среди вздымающих руки поборников Санто-Дайме. Танцовщица в центре площадки, кружась, двигалась в направлении собравшихся, а кто-то из толпы, с закрытыми глазами, занял ее место, голыми ногами сминая аккуратно разложенную пластиковую пленку.
Марселина понимала, зачем это сделано.
У всех присутствующих в одежде есть что-то белое, как минимум тюрбан у неофитов и белые рубахи у посвященных, которые Марселине кажутся блестящим уродливым полиэстером, притягивающим статическое электричество. Ей кажется, что она привлекает внимание, но верующие уже кружились в танце два с половиной часа под барабанный бой, так что не заметили бы даже Годзиллу. Однако она должна быть не так заметна, как пожилой черный экс-вратарь. Марселина обвела взглядом помещение. Кругом белые, даже белее, чем она с ее кариока-немецким ДНК. Она могла понять, чем шаманизм, единение и свобода от ограничений так привлекательны для белого среднего класса, обитающего за высокими заборами, утыканными камерами слежения, под присмотром вооруженной охраны. Это дикий мир, дух джунглей в пределах двадцати минут езды каждый второй вторник вечером. Ее брови слегка приподнялись при виде нескольких Медийных Лиц Национального Масштаба: две звезды телесериалов и поп-певица, прославившаяся тем, что подражала Мадонне во всем, но выступала в уникальном бразильском стиле. Неудивительно, что девица в берете отняла у нее камеры. Марселина развлекалась подсчетами, сколько отвалили бы таблоиды за снимки с неизбежного окончания данной церемонии.
На штрафной площадке под навесом от солнца стоял маленький алтарь с урной, закрытой белой тряпкой. За линией ворот расположилась батериа[159], музыканты играли настолько хорошо, насколько вообще можно ожидать от белых. Совершенно одурманенная девушка била по барабану, висящему на бедре. Мужчина с длинными седеющими волосами, завязанными в конский хвост, и седой бородой Санта-Клауса мог быть только Бенса Бенту, специалистом по охране окружающей среды, как выяснила Марселина. Он отправился защищать природу, а вернулся обретя Бога, ну или что там у Санту-Дайме управляет Вселенной. Божественное. Интересно, сколько из припаркованных перед зданием блестящих внедорожников ездят на биотопливе? Бенса Бенту был настолько расслаблен, словно сидел в собственной гостиной, и мило болтал с алабе[160] и экеди[161], которые как на подбор были женщинами постклимактерического возраста, закутанными в белое, они подергивались под звук барабанов. На мгновение Марселина представила среди них свою мать, как та подыгрывает на своем органе музыкантам из батериа. Снова вспышка: ее взгляд моментально приковала фигура на противоположном конце барракана[162]. Голову человека полностью закрывала белая тряпка, виднелись лишь глаза, Марселина не понимала, мужчина это или женщина, но глаза были одновременно знакомыми и пугающими. Она отвернулась: ритм изменился, танцовщицы опустили руки вдоль тела и, мокрые от пота, стали кружиться к краям площадки. Бенса Бенту подошел к навесу и сдернул белое покрывало с урны.
Начиналось таинство единения. Экеди подоспели с длинными упаковками пластиковых стаканчиков из супермаркета размерами с чашку под кафезинью. И снова по боку охрана окружающей среды. «Почему ты смеешься?» – спрашивала себя Марселина, пока женщины проходили мимо урны, наполняя стаканы. Так ли отличается то, что ты сама делаешь в обнесенном стенами садике под звуки песен и беримбау? Музыка стихла. Бенса Бенту поднял руки.
– Во имя Санту-Дайме, Зеленого Святого и Богоматери Растительного Союза, подойдите, получите любовь и объединитесь с порядком Вселенной.
«Он похож на Кристофера Ли в роли Сарумана», – подумала Марселина и хихикнула. Верующие сделали шаг вперед, а потом бросились бежать. Кариока, представители среднего класса, окружили экеди, толкаясь и буквально когтями вырывая чашки с чаем из айяуаски[163]. Марселина заметила, что новички «абья» отошли назад, как и Тюрбан с Глазами Призрака. Ее сосед, долговязый парень тридцати с небольшим лет, который некрасиво терял волосы клоками, вернулся, его глаза расширились, а зрачки стали размером с булавочную головку под действием галлюциногенного чая. Марселина увидела, как он переборол один спазм, но потом сделал шаг назад, изрыгнув фонтаном реактивную рвоту.
Настоящие иау считали, что рвота, побочный эффект от отвара из смеси лесных лиан и кустарников, которые и воплощали Зеленого Святого, очень ценна, поскольку она очищает человека, пока галлюцинации мгновенно раскалывают лобные доли.
Теперь оркестр снова заиграл – Марселина обратила внимание, что ни музыканты, ни бенса не пили Дайме – а верующие плясали и кружились, погрузившись в свои видения.
Некоторые катались, бились в конвульсиях на грязном пластике в трансе, одержимые духами, существующими вне переделов физической реальности. Подростки в белых одеяниях, мальчики и девочки с белыми тюрбанами на головах, встали на колени рядом с теми, кто погрузился в транс, и тоже исполняли роль экеди, защищая своих подопечных, чтобы их не затоптали другие верующие.
Марселина участвовала в похожем ритуале пару лет назад, когда снимала материал для совместного проекта с каналом «Нэшнл Джеогрэфик», передача называлась «Самые странные религии мира». Да, это тебе не католицизм. Она наблюдала, как подражательница Мадонне и две звезды телесериалов самозабвенно блевали на пол. И каббалу тоже за пояс заткнет, если уж на то пошло. Интересно, с кем у них договор на уборку помещения. Во всей Бразилии нет столько денег, чтобы Марселина согласилась убирать галлюциногенную рвоту.