Хоффман почувствовала, что на нее смотрят, бросила взгляд через плечо и заметила, как Страшные Глаза покидает площадку. Она чуть не схватила его, не спросила требовательно: «Эй, в чем проблема?» Но потом вздрогнула. В этом зале для футсала могло случиться все что угодно. Марселина уже испытала всю силу Дайме. Она надеялась, что это было действие Дайме.
Хоффман подождала окончания мессы, верующие с трудом поднялись на ноги, сорвали с себя перепачканные и грязные белые одеяния, которые отправились в мусорные мешки, и всех присутствующих распустили с миром. «Вы позволите им сесть за руль в таком состоянии?» – подумала Марселина. Хотя у местной полиции в любом случае задачи поважнее, чем ловить пришельцев в белых одеяниях, которые все равно откупятся, – нужно обуздывать фавелы. Марселина переступила через пластиковый рулон, в который экеди свернули грязную пленку в центре площадки.
Музыканты запаковывали свои барабаны.
– Мистер Бенту?
Глаза под густыми, как у чародея, бровями зажглись искренним радушием.
– Меня зовут Марселина Хоффман. Я продюсер Четвертого канала. – Она передала карточку, которую бенса передал одному из помощников. – От Фейжана.
Старик снова двинул бровями.
– Да, конечно. Он звонил, предупреждал, что вы заедете. Я просто не думал, что вы будете на мессе.
– Я пытаюсь снять передачу, в которой мы отыщем Моасира Барбозу и простим его за Мараканасо. – Она уже почти сама поверила в эту ложь. – Фейжан сказал мне, что Барбоза был связан с этой террейру. Я пришла, поскольку надеялась встретить его тут.
– Вы не найдете здесь Барбозу.
Надежды Марселины дрогнули, словно она пропустила атакующий удар.
– Простите, мисс Хоффман, что вы зря потратили время.
– Фейжан сказал, что он несколько лет назад был частым гостем этой церкви.
– Фейжан слишком много болтает. Как вы уже, наверное, догадались, у нас с ним есть разногласия по многим вопросам.
В Марселине проснулось исследовательское чутье: какой-то скандал между бывшим врачом футбольной команды и главой успешной, явно богатой церкви Дайме? Это ощущение, когда идеи словно кружили вокруг, подобно урагану из листьев, было ее личным демоном, одноногим Саси Перере[164] в красной шапке и с трубкой, отпрыском несговорчивой и противоречивой Богоматери Дорогостоящих Проектов: каждый раз, когда проект Марселины отвергали, ее разум начинал бешеную гонку, хватаясь за любую задумку в пределах досягаемости лишь для того, чтобы доказать: у нее с креативностью все в порядке, она в норме, нет причин волноваться.
– А вы знаете, где он может быть?
Бенса был словно высечен из камня.
– Можете хотя бы сказать, жив он или умер?
– Мисс Хоффман, разговор окончен.
Команда экеди энергично драила зал, вооружившись швабрами и ведрами.
Марселина фантазировала, как выуживает информацию из Бенту. «Ты лжешь, старикан, говори мне, где Барбоза». Наверное, она справилась бы с Бригадой Уборщиков, но девушки с автоматами и в брюках, заправленными в берцы, – уже совсем другая история. Первое правило телевидения от Эйтора: ни одно телешоу не стоит твоей жизни.
Она не повержена.
Марселина почувствовала, как во внутреннем ухе раздается пронзительная песня подступающих слез, которой не слышала с тех пор, как впервые вышла в роду и ее перед всеми унизил какой-то шестнадцатилетний пацан.
Она найдет другой путь. Найдет Барбозу.
Ее малисия и профессиональная жейту таксиста одновременно сработали на Авенида Сернамбетиба: Марселина бросила взгляд через плечо, таксист пристально посмотрел в зеркало. Голова начинает неприятно кружиться, когда в схеме транспортного потока ты с уверенностью видишь, что за тобой увязался «хвост». Невинность становится глупостью, каждое действие – потенциальным предательством. Огни фар кажутся большими пальцами, упирающимися в основание черепа. И ехать теперь можно куда угодно, вот только цели нет, ведь они за твоей спиной. Ты не оглядываешься – не осмеливаешься, но начинаешь придумывать преследователям характер и мотивацию. Кто вы? Что вы хотите? Куда, по-вашему, я должна вас привести? У вас возникает практически телепатическая связь, охотничья эмпатия: вы знаете, что я знаю? А если так, может, этого будет достаточно, чтобы вы отцепились и уехали?
За Марселиной один раз до этого уже следили, тогда машина ехала вплотную к фургончику со съемочной группой телепрограммы «Любовная проверка: Испытай Жениха». Тогда за ними увязалась ревнивая невеста одного из участников. Ее схватила охрана, но Марселину еще несколько часов била дрожь, казалось, за ней со всех сторон наблюдают чьи-то глаза. И в этом не было ничего даже отдаленно напоминающего сериал «Полиция Майами».
– Видите, кто это? – спросила Марселина.
– Таксист, – ответил водитель.
Она смотрела, как он пристально вглядывается в зеркало заднего вида, по глазам знала всех водителей, которые работали в фирме, обслуживавшей Четвертый канал.
– Дайте мне номер. Я позвоню и скажу, что один из таксистов преследует меня.
– Его уволят.
– А мне плевать.
– Да не вижу я номера, – пробормотал водитель. – У него кто-то сидит на заднем сиденье.
– Мужчина или женщина?
– Я тут тоже вести пытаюсь, на минуточку.
Марселину внезапно охватила дрожь. Как-то на Хэллоуин парни из отдела спецэффектов превратили одно крыло штаб-квартиры Четвертого канала в настоящий дом с привидениями. У Марселины тогда мурашки бежали по всему телу, и ей овладела необъяснимая изнурительная тревога. Она боялась того, что скрывалось в запертой кладовой, расположенной в конце коридора. Тогда, конечно, это был умный трюк – игра инфразвука, потоков воздуха и слегка искаженных перспектив. Теперь же ее колотило от настоящего иррационального страха. В машине сидело нечто, охотившееся за ней, словно все ее грехи, собранные с холмов, пляжей, заливов и кривых улиц города, обрели плоть. В том такси ехала анти-Марселина, и когда они встретятся, то истребят друг друга.
«Хватит. У тебя все еще глюки от травяного чая. А может, они что-то распыляют в террейру».
– Насколько отстает от нас?
– Примерно машин на пять.
– Давайте в Росинью.
Водитель перестроился между полосами на автостраде Лагоа-Барра. Марселина осмелилась оглянуться. Следившее за ними такси вынырнуло из потока и село им на хвост, все еще отставая на пять машин. «Теперь ты в моем шоу. Это “Угон”: предельно реальное телевидение. Но я тебя обхитрю», – думала Марселина. Росинья с неприятной внезапностью протеза примыкает к многоэтажкам Сан-Контраду, где жилье стоит миллион реалов. Огромная фавела разворачивается, словно веер из драгоценных огней на каменистом седле, между лесопарком Тижука и каменными пиками Дойс-Ирманс. Щекой к щеке стоят импровизированные жилые кварталы, некоторые даже высотой в пару этажей, построены буквально в паре метров от туннеля Гавеа. Военная полиция оборудовала постоянный контрольный пункт на транспортной развязке: два бронетранспортера, полдюжины молодчиков в светло-каштановой униформе толпятся вокруг машин и пожирают фастфуд из бара через дорогу. То же выражение скуки и гнева Марселина видела на парковке рядом с террейру. Штаны точно так же заправлены в берцы. Только пушки куда больше.
– Притормозите тут.
Полицейские подняли головы, когда такси прижалось к обочине чуть дальше бронетранспортера. Сейчас время непростое, напряженное. Только-только удалось загнать жителей фавел обратно в трущобы. Строительная техника выстроилась вдоль улицы, стекла на ночь закрыли оцинкованными пластинами и выставили охрану. Получилась еще одна стена фавелы. Высокий полицейский двадцати с чем-то лет от роду, баюкая винтовку, двинулся к машине. Марселина включила телефон на камере. Фотография будет служить доказательством. Вот он едет. Вот он.
Такси промчалось мимо на всех парах и унеслось в туннель Гавеа, который вел в Зона Сул. А на заднем сиденье, на заднем сиденье… Вспышка камеры. В ее лучах Марселина увидела человека с белым тюрбаном на голове. Тот самый тип из террейру. Она чуть не всхлипнула от облегчения. Ты не сошла с ума. Вселенная рациональна. «Ты просто много работала, слишком много стрессов, тревог, вот и все».
Стук в окно. Военный жестом попросил опустить стекло.
– Какие-то проблемы? – Он нагнулся и заглянул в салон.
– Нет, офицер, все в полном порядке.
– Могу я увидеть ваше удостоверение личности?
Это был даже не совсем запах, но он стоял в воздухе; не совсем ощущение, но кожу покалывало, как от электричества; дома ничего не поменялось, и все же что-то немного не так – ничего явного, но Марселина все поняла, как только открыла дверь в квартиру. Когда она только-только закончила магистратуру и пахала на телевидении забесплатно, исключительно из любви к искусству, то делила обшарпанную каморку у кладбища с трансвеститом Форталезой, приехавшим попытать счастья в Рио. Он работал в ночную смену в одном из баров Лапы, пил пиво Марселины, ел ее еду, пользовался ее стиральным порошком, смотрел ее кабельное и разбивал ее японский чайный сервиз чашку за чашкой, никогда не платил ни центаво сверх арендной платы, но зато воображал, что его колоритная личность сама по себе является достаточной компенсацией всех расходов, беспечно игнорируя очевидные доказательства того, что трансвеститы в Лапе стоят не дороже бобов. Марселина приходила, когда его уже не было, и ни разу не поймала его с поличным, но всегда знала, что сосед рылся в ящике с трусами. Как бы тщательно он ни пытался скрыть свои преступления, она всегда чуяла, словно рябь по эфиру, легкую ноту чужого, но до безумия знакомого парфюма. И сейчас уловила то же самое, стоило войти в маленькую выложенную плиткой прихожую собственной квартирки.
Кто-то побывал в ее доме.
Одной из загадок альтернативной семьи Марселины было то, почему ее члены, разбросанные по всему Центру города и Зона Сул, всегда приезжали одновременно и уезжали вместе. Хоффман принимала их в своем садике. Она вообще всегда устраивала посиделки на крыше. Сам Адриану побывал здесь на вечеринке в честь концерта «Роллинг Стоунз»