Бразилья — страница 41 из 76

– Черт, черт, черт, черт, – ругается женщина. – Все пошло не так. Мне нужно было узнать, он сесмариа или из Ордена.

Она задерживается на одном месте достаточно долго, чтобы Эдсон смог толком ее рассмотреть. Невысокая, изящная, как кошка, у нее светлая кожа и белокурые волосы.

– Они знают, где вы. Убирайтесь отсюда.

Маленькие азиатские свиньи в ужасе толкутся в крошечных загонах и встревоженно фыркают. Сирены, Сестры, обезумевшие посвященные, Фиа вот-вот готова потерять контроль. Просыпается весь район. Сигнальные ракеты взрываются в небе. И полиция, и воротилы наркобизнеса получали благословение из рук Сестер Доброй Смерти и примчатся к ним на помощь.

Эдсон поворачивается позвать женщину помочь Фии, но та исчезла. Улетучилась так же внезапно, как и появилась. Зато теперь тетушка Маризете стоит, обняв Фиу за плечи, и смотрит на татуировку, обвивающую тело девушки.

– Прости, – шепчет Эдсон тете.

Геи-абья безутешны, некоторые плачут, но в основном они выглядят жалко и жаждут мести. Он даже не может представить масштаб осквернений, который учинен в камаринья.

– Эдсон, во что ты вляпался? Эти парни из передачи «Вынеси мусор». мы с ними не ссорились, они с нами тоже. Так почему они пришли сюда по твою душу?

– Это не «Вынеси мусор», – мямлит Эдсон. – Это… – А что это на самом деле, Эдсон Оливейра де Фрейтас? Квантовые лезвия и квантовые компьютеры. Священники и религиозные ордена. Невообразимое множество вселенных друг рядом с другом. Капоэйристы и убийцы. И эта Фиа, беглянка в дешевых шмотках с компьютером, вытатуированным у нее на животе. – Я не знаю, но мне нельзя здесь оставаться.

Только в безопасное место его отвезет не «Ямаха». Мотоцикл лежит разрезанный от фар до выхлопной трубы в луже топлива. Безумная энергия, упрямое нежелание верить в то, что с ним происходит, заставляет Эдсона бежать с такой скоростью, что кажется, будто жизнь извергается из него. Он чувствует себя старым, испуганным и более уставшим, чем может устать человек, но все равно бежит. Тупо смотрит на две половинки прекрасного, прекрасного мотоцикла.

– Пойдем, сынок, – командует тетушка Маризете, взяв его за руку и потащив за собой с божественной силой. – Вон там ладейру.

За истеричными свиньями и травянистыми газонами в стене есть калитка, которая ведет к крутой узкой лестнице между домами в сырую темноту, пахнущую влажной зеленой растительностью. Эдсон, спотыкаясь, следует за тетушкой Маризете, ноги скользят на мокрых бетонных ступеньках. Он оглядывается на Фиу. За ее ошеломленным бледным лицом, за черепицей на крыше церкви улица пульсирует синим и красным от полицейских мигалок. Затем они оказываются среди прохлады и плесени, выше линии строительства, на холме. Старые леса на севере Сан-Паулу всегда были прибежищем и путем к спасению для преследуемых: индейцев, беглых рабов, перевозчиков наркотиков. Теперь вот кванту-мейрос.

Из ночной рубашки тетушка Маризете выуживает пригоршню реалов – таково аше тетушек и генеральных прокуроров сестринской общины – и вкладывает в руку Эдсона. Там что-то еще.

– Береги себя, будь умным и осторожным. Он тебя защитит.

Скорее на ощупь, чем глазами, Эдсон опознает, что за предмет лежит в его ладони: маленькая дешевая бронзовая статуэтка из переработанной проволоки – маландру в костюме и шляпе с загнутыми кверху полями. Это Эшу, Дух перекрестков.

* * *

Последнее место, которое заполняет свет, – это углубление, где вода стекает в небольшой пруд. Холодная-прехолодная, она прогоняет дрему и ночные сны. Эдсон ахает, парализованный стужей. Свет вспыхивает между тощими стволами, он становится ярче с каждой минутой, ослепительный блеск сжигает силуэты деревьев, пока они не растворяются в солнце. Эдсон карабкается к свету. Фиа сидит там, где он ее оставил, прижав колени к груди, чтобы было теплее. Бронзовое небо, медный город. Солнце выплескивается в чашу Сан-Паулу, сначала дотрагиваясь до плоских крыш и спутниковых тарелок фавел, где люди встали уже несколько часов назад и пустились в долгие путешествия на работу по бесконечному городу. Оно течет с вершин холмов по дорогам, словно пролитый мед, отражаясь от зеркал и хрома, превращая автострады, которые извиваются вокруг холмов, в золотые арки. Теперь солнце освещает спирали дыма, рвущиеся из труб заводов и электростанций, рассеянные облака от россыпи байру, затем добирается до верхушек небоскребов, поднимающихся над утренним смогом, а те маршируют к горизонту, все дальше и дальше, это город без конца, он разрастается с каждой минутой, когда быстро поднимающееся светило выдергивает дома поменьше из тени. Эдсон смотрит, как блестит в его лучах самолет, словно звезда, словно какой-то фантастический летающий корабль, пока заходит на посадку. Огромный самолет, из другой страны, может, даже с другого континента. «Он преодолел огромные расстояния, но вот эта женщина рядом со мной преодолела еще больше», – думает Эдсон.

– Мы потеряли солнце, – говорит Фиа, ее лицо залито светом. – Мы отдали его, мы убили его. У нас все серо. Нам пришлось чинить небо, чтобы справиться с потеплением. Постоянные облака, постоянные тучи. Постоянная серость. Это серый мир. Я думаю, надо бы всех заставить побывать у вас, посмотреть на солнце, чтобы не принимать серость как должное. – Она издала сдавленный смешок. – Я сижу здесь, смотрю на свет и думаю: «Загоревшая Фиа, загоревшая». В университете я была членом велоклуба, и каждый год мы устраивали настоящее безумство: голые велогонки. Все участники ехали по маршруту от Либердаде до Соборной площади и обратно голышом, на теле была лишь краска. Мы рисовали друг на дружке самые безумные узоры. Но я никогда не загорала. – Она склоняет голову к коленям. – Я тут подумала: они же все будут спрашивать, что со мной случилось. Я просто исчезла. Пропала. Ушла и не вернулась. Ах, Фиа Кисида, интересно, что с ней произошло? Я даже не попрощалась с ними. Это жестоко. Это одна из самых жестоких вещей, которые только можно сделать, – уйти и не оглянуться. Но я тут могу пойти к ним, постучаться в двери, я ведь знаю, где они живут, только они меня не узнают.

Эдсон замечает:

– Ты так говоришь, как будто никогда больше их не увидишь.

Фиа смотрит на священное солнце:

– Переход работает только в одну сторону. Оттуда сюда.

Он думает: где-то там существует умный выдающийся креативный Эдсон, который ответит на этот вопрос. Но здесь ничего, кроме утра. Все упираются в стену там, где заканчивается их компетенция. Импресарио не в состоянии решить проблемы квантового программирования. Но хороший импресарио, как и любой деловой человек со связями, знает того, кто может их решить.

– Пойдем, – он протягивает руку. – Нам нужно кое с кем увидеться.

Внизу раздаются звуки голосов. Преодолев пять холмов, Эдсон ныряет в кусты и ползком пробирается вперед, стараясь не выходить на открытое пространство. Из-за сваленного бревна он и Фиа наблюдают за бандой из восьми мальчишек из фавелы, которые разбили лагерь вокруг старой запруды. Вокруг сгоревшего до белого пепла костра, обложенного камнями, раскиданы пустые банки из-под «Антарктики»[191]. Трое подростков плескаются с голыми задами в пруду, а остальные сидят, развалившись, на надувных матрасах, раздевшись до трусов, и болтают о футболе и сексе. Они симпатичные, красиво сложенные и улыбчивые: боги секса, застигнутые на отдыхе. Как и положено божествам, это капризные создания.

– Хорошенькие, – шепчет Фиа. – А почему мы прячемся?

– Смотри. – Один из парней перекатывается на бок. Невозможно не заметить ручку пистолета за поясом. – Маландру постоянно приходят сюда, чтобы залечь на дно, скрываясь от полиции. У копов нет шансов поймать этих парней, поскольку все они учатся навыкам выживания в джунглях во время армейской службы.

– Даже ты?

– Бизнесмен не может себе позволить провести два года в армии. Я получил медотвод через два месяца. Эти пацаны нас ограбят и легко могут убить. Мы пойдем дальше, но только двигайся очень медленно и тихо.

Они двигаются бесшумно. Они двигаются медленно. Голоса парней постепенно растворяются в шуме леса. Солнце восходит высоко, проливая тепло и свет через листву. В нескольких минутах ходьбы по обе стороны от холма появиляются шоссе, закусочные, кофе и сплетни. Утренние новости доступны на айшэдах, но Эдсон чувствует себя старым и смелым бандейрантом, покоряющим незнакомые новые миры.

– Если я буду тебе помогать, то должен кое-что знать, – говорит Эдсон. – Про священников, Орден, кто тот парень с квант-ножом и капоэйриста?

– Как бы так сказать, чтобы ты не счел меня конченой психопаткой? Существует организация – скорее, даже тайное общество – она контролирует квантовое сообщение между вселенными.

– Типа полиции, правительства?

– Нет, намного больше. Она охватывает множество вселенных. Правительства ее не трогают. Система работает на двух уровнях. Есть местный – в каждой вселенной свои агенты, которых называют сесмариа, обычно эта должность передается по наследству. Одни и те же люди играют одинаковые роли в разных вселенных.

– Как это можно передавать по наследству?!

– Я же говорю, звучит как чистое помешательство. Иногда это очень старые и респектабельные семьи. Но агенты-сесмариа – лишь малая часть целого. Я говорю об Ордене.

– Я слышал это слово уже дважды за день. От тебя и от той капоэйристы. То есть человек, который напал на нас в игреже, был из Ордена, да?

– Нет, он, наверное, всего лишь рядовой сесмариа. Они не особо хороши. Им разрешено контактировать друг с другом, но не пересекать границы вселенных. Я надеялась, что сесмариа там, откуда я прибыла, не смогут отследить, куда я направилась. Ошиблась. Но Орден может отправляться куда угодно по всей мультивселенной. У него есть свои агенты – адмониторы. Когда они куда-то посылают адмонитора, то им приходится сообщать о своем решении всем: от президента Соединенных Штатов до папы римского.