Я сочувственно кивнул и, прикончив последний кутаб, вытащил из пенала салфетку.
- Хочешь мацони? - предложила официантка. - А чай? Хороший чай, английский, спецзаказ. Не хочешь? Сама за тебя заплачу, только пей, да. Что тебе, жалко? - и, заметив мое удивление, она проговорила, чуть понизив голос: - Понимаешь, если ты сидишь, чай пьешь, я за тебя кэш получу. Знаешь, что такое кэш? Доллары в руку, чистыми. Восемь долларов в час, а ночью - десять. Кямал сказал: когда нет клиента, иди домой. Теперь как я уйду домой, если сидит клиент? И повар знает, он там бастурму на завтра готовит. - Официантка повела острым подбородком куда-то в стену. - Хитрая армянка, да? - Когда она улыбалась, худое, испещренное заботами, ее лицо светилось детским лукавством.
- Ладно, давай чай, - вздохнул я. - Выпью и сразу уйду. - Я со значением посмотрел на часы.
Чай был поднесен с ритуальной точностью. По-восточному… Вначале на столе появился видавший виды пузатый, треснутый фаянсовый чайник. Под носиком чайника на проволоке висело мятое ситечко. Следом на клеенке оказался хрустально чистый маленький стакан-армуди в черненом подстаканнике и блюдечко с колотым сахаром. Поняла, хитрая, чем меня удержать, - я с детства обожал пить чай из стакана, формой похожего на грушу, или, по-азербайджански, «армуд». Зараз мог выдуть не менее пяти стаканов.
- Ты тоже пей, - предложил я, раздобрев от ностальгических воспоминаний. - Принеси себе «армуди».
- Я на работе, - строго ответила официантка.
С уютным плеском янтарная струя падала из ситечка в стакан, источая терпкий и густой аромат… Неужели они все это везли из своей Армении - чайники, стаканы, подстаканники, ситечко…
- Еще как везли, - проговорила официантка. - Таможня это пропускала. Говорили: пусть капиталисты узнают, как мы чай пьем… Моя сестра знаешь что привезла? Пианино! В моем контейнере везла, зараза. Мои платья, пальто-мальто вокруг положила, чтобы пианино не разбилось, - такая хитрая. Сказала: не надо тебе на таможню ходить, я сама все сделаю с Рантиком - это ее муж, тоже дурак большой. Когда контейнер пришел, я чуть не умерла - все мои вещи порвались, а ее пианино как из магазина, такая зараза…
- Что ты так родную сестру… - не удержался я.
- Зараза и гадина… Сколько я ей сделала добра, клянусь, я своему сыну столько не сделала. - Официантка похлопала ладонями по своим впалым щекам в знак правдивости сказанных слов. - Она училась в консерватории, я полы мыла, чтобы заработать копейку, ей послать. Когда она замуж за своего дурака вышла, я им такую постель подарила - на перину ляжешь, как в доме отдыха на Севане… Я тебе так скажу: эта Америка людей портит, клянусь. Как немного разбогатеют - все! Думают, что они уже с Богом в нарды играют, честное слово. На своих родственников даже не смотрят, а американцам жопу целуют. По-русски с акцентом разговаривают, слышал, да? Как клоуны, клянусь. Такая и моя сестра-хабалка со своим мужем, дураком.
- Почему дураком? - не удержался я.
- Потому что дурак. Она говорит: белое, он повторяет. Она на то же самое говорит: черное, он повторяет. Она его ругает, стулом бьет, он все терпит. Солидный, красивый мужчина, хорошо зарабатывает - он зубной техник. Сестра уже вся высохла - такая злая, зараза. Весь день лежит на пляже с подругами, загорает… «Я так устала на этих Гавайских островах… А я на Карибских любовь крутила… А я в Испании аборт делала…» Что ты так устала, зараза? Что ты сделала в этой жизни? Ты что, Эйнштейн, да? Или знаменитая артистка? Ты - говно. И на Гавайских островах ты - говно. И в Испании ты - говно, клянусь мами. И все друг о друге знают, что они говно… Ругают Армению, ругают Америку… Ара, что ты сделала для Америки?! Ара, кто тебя мучил в Армении? Ты жила там, как царица Тамара, потом приехала в Америку. «Ах, какая я несчастная, как я ненавижу коммунистов!» А сама партийный билет на кладбище закопала, у могилы отца, на всякий случай…
- Слушай, женщина… - Ладони мои обнимали остывающее тело стакана. - Я чай пью, ты мне аппетит портишь, - произнес я, невольно подражая манере разговора официантки. - Лучше расскажи, чем тебе так сестра насолила?
Официантка хлопнула обеими руками по коленям и принялась с силой поглаживать бедра, словно раскатывала тесто, - движение выражало крайнюю степень горя…
- Как можно такое рассказать, честное слово! У тебя дети есть?
- Да. Дочь есть.
- Красивая? На тебя похожа? Или на жену?
- Слушай, женщина. Два часа ночи. Или рассказывай, или я уйду, и ты не получишь свои ночные десять долларов…
- Хорошо, хорошо. - Официантка перестала «раскатывать на коленях тесто» и вскинула руки на манер персонажей из итальянских фильмов. - Все, все… Рассказываю. Клянусь мами, самое плохое, когда человек жадный, он становится слепой, ничего не видит, только себя. Мой Стасик - так я сына назвала, в честь Анастаса Микояна - после института работал инженером. Потом он подал документы на выезд в Израиль - сам знаешь, да, как все происходило, ведь в нашей семье никогда не было евреев. Мы деньги заплатили и получили письмо, что наша дорогая тетя Песя целый день плачет в Израиле, хочет видеть своего родственника Стасика с семьей. Стасика выгнали с работы. Сказали: если ты армянин и вдобавок еврей, то сам найдешь себе работу, а позорить завод не дадим никому. И Стасик устроился работать страховым агентом… Еще чай хочешь, нет? Что, пузырь слабый? Ладно, ладно. Слушай дальше… Приехали в Лос-Анджелес, думали, что здесь много армян, большая община, нам помогут. Но никто нам не помог. Что у нас было? Один контейнер с рваным бельем… Только сестра хорошо устроилась. Один армянин, зубной доктор, взял на работу ее дурака мужа. Сестра нашла учеников - сольфеджио учить. «До-ре-ми-фа-соль», сам знаешь. Окна открыты, весь день несчастные дети гаммы кричат, как певчие в Эчмиадзине… А я, Стасик и его жена бегаем, ищем работу. Наконец Стасик устроился страховым агентом. Он пришел к сестре и говорит: «Тетя Эмма, поддержи коммерцию, застрахуйся с мужем». Сестру Эммой зовут, наш отец-шофер назвал ее в честь автомобиля «эм-один», такая машина была давно, «эмка»… Сестра говорит Стасику: «Хорошо, мы согласны. Только отдашь нам половину денег, которые получишь за нашу страховку». Стасик согласился. Прошло три года. Стасик нашел работу компьютерщика, купил дом, внук родился. Вдруг его вызывают в страховую компанию. Там был начальник-армянин из Степанакерта. Говорит: «Слушай, Стасик, кто такая Эмма? Твоя тетя?! Ах, сволочь, смотри, что нам написала! Требует вернуть ей деньги, а то подаст в суд. Возьми письмо, почитай». Стасик прочитал письмо и как стоял, так упал… Потом мне письмо принес. Я сразу узнала почерк сестры. Она написала, что, мол, ваш страховой агент Анастас Арзуманян три года назад плакал-умолял, чтобы застраховать меня с мужем на сто тысяч долларов. Пользуясь тем, что мы плохо знали английский, подсунул нам договор совсем не такой, о каком говорил. Мы подписали. Теперь мы выучили английский и поняли, что есть страховые компании лучше вашей. Требуем вернуть нам деньги, которые мы вам заплатили, - семь тысяч долларов и еще моральные издержки. Иначе мы напишем туда, куда надо, где специально следят за жуликами из страховых агентств. И вас с этим негодяем Анастасом Арзуманяном будут судить… Представляешь, родная тетя! - Официантка вновь принялась горестно «раскатывать на коленях тесто». - Я, как была в чувяках и халате, побежала на Сансет-бульвар, где жила эта гадина. Упала в ноги, рву волосы. Как ты могла такое написать?! А сестра говорит: «Слушай, что ты волнуешься? Так все делают, это ведь Америка. Компания вернет нам деньги, мы тебе отдадим то, что сняли со Стасика, как комиссионные за нашу страховку. И еще дадим, когда получим за моральные издержки. И вам хорошо, и нам хорошо». А ее дурак муж говорит: «Если будет суд, Стасик скажет, что тоже плохо знал английский. Пусть компания за все отвечает». Такие звери!
Официантка умолкла, повернула голову и посмотрела на дверь, что вела в подсобку. Заскрежетали петли, и в дверной проем высунулось широкое, волосатое лицо, похожее на физиономию уменьшенного Кинг-Конга.
- Аня, ахчи! Таз помой! - хрипло произнес «Кинг-Конг». - Два часа таз грязный стоит. И ведро. Барашка куда складывать? Ты головой думаешь? - Дверь захлопнулась.
Теперь мне стало понятно, почему со всего Лос-Анджелеса съезжаются люди в этот духан, чтобы поглазеть на лучшего повара из бакинской гостиницы «Интурист».
- Ладно, ладно! - Официантка махнула руками в сторону подсобки. - «Ахчи»! Тоже мне, девчонку нашел. На одну минуту присела, уже «таз помой»…
- Чем же кончилась эта история? - спросил я, расплачиваясь за кутабы и чай.
- Пока все тихо. Но если Стасика отдадут под суд, клянусь, я им горе сделаю…
Лос-Анджелес… еще немного
Двое славных людей - муж и жена, Генриетта и Марк, - несколько часов кряду возили меня по Лос-Анджелесу и рассказывали все, что они знали о Городе Ангелов.
- Если бы на свете не было Санкт-Петербурга, - говорила Генриетта, - первым городом мира я бы признала Лос-Анджелес.
Марк согласно кивнул, он внимательно следил за дорогой…
- Чем я благодарна Советам, так это вколоченным в пионерскую голову пренебрежением к обогащению. Здесь я смотрю на очень богатых людей, как на экспонаты, без восхищения и без зависти, - продолжала Генриетта. - А мир, что нас окружает, меня будоражит до спазм в горле. Часами я могу смотреть на океан…
- Просто перед океаном, как перед Господом, все равны, - буркнул флегматичный Марк. - Я не откажусь от миллиончика или двух, пусть лежат себе.
- Пусть себе лежат, - согласилась жена. - Мы на авеню Вильшер. А вот дом с самыми дорогими квартирами в мире.
Дом безликим каменным фасадом смотрел на авеню, названной по имени владельца этого здания. Каждая «квартира» занимала весь этаж и стоила несколько миллионов. Можно было прожить всю жизнь, не выходя из этих стен. В доме было все - от магазинов до парка, разбитого на крыше, и вертолетной площадки…