Breakfast зимой в пять утра — страница 54 из 57

- Представляешь, - с гордостью сказала мне добрая Тамара, - Андрюша нацелил себя к занятиям синхронным переводом с семи лет. - И, заметив мое недоумение, пояснила: - Он с детства говорил по-английски. У него появился какой-то азарт перевода. Я начинала какую-нибудь фразу, и он старался, не дожидаясь окончания, перевести ее на английский. Такую себе придумал игру… Но я не думала, что синхронный перевод станет его профессией. Он и эмигрировал, чтобы заняться синхронным переводом. Не где-нибудь, а в Монтерее, где лучшая в мире школа переводчиков-синхронистов. А сейчас он сам в ней преподает. Как-то его спросили: где он так овладел… русским языком? Представляешь? Жаль, ты не слышал его в работе. Слышал? Где?

И я напомнил Тамаре, как в прошлом году я с женой гостил у ребят, в Монтерее…

Оставив автомобиль, мы всем семейством, подчиняясь указателям, двинулись в глубь сельвы, к одному из самых загадочных мест на земле. Не одно поколение высоколобых специалистов пыталось разгадать загадку удивительного явления, замеченного на площади в несколько десятков квадратных метров в глухой чащобе калифорнийской сельвы, но тщетно.

Узкая тропинка заставляла идти гуськом мимо высоченных секвой, мимо голых, в ржавых подтеках, стволов эвкалиптов, мимо покрытых морщинистой шкурой, необъятных в своей толщине мамонтовых деревьев. В абсолютной тишине. Такой полной, что, кажется, она обретала вес и некую телесность. Когда мы разом умолкали, тишина, казалось, накрывала нас мощной снежной лавиной: ни птичьих голосов, ни комариного писка - ти-ши-на…

Казалось странным, что еще недавно мы катили вдоль океана, по местам совершенно диким и пустынным, но озвученным могучим прибоем, который бешеным зверем кидался на гигантские прибрежные скалы и с шипением уползал обратно, в океан, увлекая за собой галечник. Или гул белоснежного, клубящегося весельем города Сан-Франциско, с его панорамой, похожей на театральные декорации, скрежетом колес трамваев, напоминавших вагончики фуникулеров, так круты были улицы. С его знаменитым океанским мостом, гудящим армадой автомобилей, что неслись над бухтой Золотой Рог. И рокот океана за высоким деревянным забором-бастионом Форта-Росса - земли первых русских поселенцев в Северной Америке, куда мы заехали в нашем автомобильном путешествии. И вот, после этого «пиршества звуков», - тишина сельвы, окружающей «таинственное пятно»…

Ветхая деревянная лестница привела нас на площадку, где уже собрались человек двадцать таких же любознательных туристов в ожидании начала экскурсии.

Индейцы издавна знали о таинствах этих мест и совершали здесь свои обряды и жертвоприношения. В определенных точках человек тут мог передвигаться «внаклонку» по скошенному полу домика, словно находился в привычном вертикальном положении. На другом участке разместилась доска-качалка. Занявший одну сторону доски на глазах изумленных зрителей становился меньше ростом, а занявший противоположную сторону, наоборот, становился выше. Поменявшись местами, они соответственно подрастали или укорачивались, что подтверждала и нивелирная рейка, услужливо подставленная экскурсоводом. В следующей точке человек наливался тяжестью и с трудом передвигал ноги, а стоило отойти немного в сторону - и тело наполнялось легкостью необыкновенной: казалось, ты вот-вот воспаришь… Или, скажем, раскрученная по часовой стрелке веревка с грузом, которая останавливалась и начинала вращение против часовой стрелки. Или шарик - обыкновенный, металлический, с крупную горошину, который, будучи запущенным толчком по наклонной доске, скатывался вниз и в следующее мгновение самостоятельно возвращался на место, преодолевая силу тяжести…

Феномен этого места специалисты - физики и геофизики - объясняют особой «розой гравиметрических и магнитных сил». Возможно, в районе этого «пятна» проходит и место короткого, но весьма глубокого тектонического разлома, влияние которого, в свою очередь, накладывается на общую гравиметрическую картину. Не случайно, что могучие деревья на границе «пятна» отличаются внешне: с одной стороны стволы деревьев ровные, стройные, как положено им от природы, а с другой - перекрученные, изогнутые, словно борются с каким-то недугом…

Я зачарованно созерцал эти чудеса, от волнения растеряв все свои познания в английском и не вникая в то, что рассказывал экскурсовод. И тут Андрей подоспел на помощь. Он переводил ровно, бесстрастно и в то же время передавал все интонации нашего экскурсовода. Я ловил себя на том, что не столько вникал в суть переводимого, сколько внимал технике и качеству перевода. Впечатление такое, словно я читал художественное произведение, вдохновенно переведенное талантливым переводчиком в тиши кабинета, а не экспромт, сиюминутную фразу, схваченную на лету, с голоса экскурсовода, и переведенную без малейшей паузы, а даже, как мне показалось, со значительным опережением…

Труднейшее дело - синхронный перевод высокого качества. И ответственность переводчика, когда главы государств решают мировые проблемы, - огромна. Поэтому специалисты высокого класса, входящие в парижскую Ассоциацию конференц-переводчиков, ценятся на вес золота. Одним из трех людей, которые «держат» весь мировой рынок русско-английского перевода, и является Андрей Фалалеев, президент фирмы «Рашен-хауз» со штаб-квартирой в Монтерее. Сотрудники его фирмы - а их порядка пятидесяти человек - работают во всех частях света.

В своих работах по синхронному переводу Андрей проводит параллель между ним и техникой боевых искусств. Человек повторяет упражнения с нарастающей скоростью и, после многих лет занятий, превращается в автомат, но автомат предсказуемый. Настоящее мастерство начинается, когда твои действия становятся непредсказуемыми для противника, но при этом остаются под твоим собственным контролем. Достичь этого помогает дзен-буддизм и лежащая в его основе ежедневная, многочасовая медитация - такова методика тренировки контроля мысли, контроля самосознания…

Помнится, на мой вопрос: «Где Андрей?» - Ирина часто отвечала: «У себя в кабинете (или в лесу, или у моря), медитирует». Это значило: не шуми, папа, веди себя потише. И я сконфуженно умолкал. Признаться, я ни черта не понимал в медитации, как не понимал, какое отношение имеет синхронный перевод к дзен-буддизму. Но я своими глазами видел, какую сенсацию среди специалистов произвел приезд Андрея в Ленинградский университет. Как во время его лекций и кинодемонстраций практической работы люди стояли в коридоре, завидуя тем, кому удалось занять место в огромной аудитории. На мой же непросвещенный взгляд, при наличии таланта дело движет страсть и самодисциплина. Та самая страсть, которую Андрей вкладывает в воспитание своих мальчиков - Максимки и Данечки. На протяжении многих лет, с постоянством восхода солнца, три дня в неделю - пятницу, субботу и воскресенье - мальчики не слышат в доме ни единого слова на их родном английском языке. Английского им хватает в оставшиеся четыре дня недели - в доме матери-американки, в школе, в пиццериях, в бассейне, в самом воздухе американской глубинки. А три дня их окружает мир их предков, русский мир: книги, фильмы, игры, еда и русская речь Ирины и Андрея. В итоге каждый из мальчиков воплощает в себе двух людей, не только живущих в разных странах, но и, по существу, наделенных разным национальным менталитетом.

Малышка Лизи продолжала лопотать о дедушке, что жил в штате Орегон, затем перешла к дяде Филу, у которого есть большой желтый автомобиль - он развозит на нем еду для гусей и уток…

Я слушал вполуха. Поезд шел медленно, вероятно, старая колея не позволяла развивать хорошую скорость. Так же медленно вползали на поле окна контуры какого-то промышленного предприятия. Калифорния - страна весны и лета - считается не только основной фруктово-овощной плантацией Америки, но вполне может похвастаться своей промышленностью. Калифорния занимает шестое место в мире по каким-то промышленным показателям, уступая остальной Америке, Японии, Англии и еще кому-то. В Калифорнии производят военную технику, электронику, здесь разместился аэрокосмический комплекс, да и знаменитая Силиконовая долина - родина новейших компьютерных технологий - тоже находится в Калифорнии. Где, кстати, работает много специалистов, недавних граждан России, - на самых разных должностях.

Трудно угадать, какую область калифорнийской индустрии представлял завод, корпуса которого тянулись за окном вагона, но одно было ясно наверняка - владельцы не хотят связываться с Природоохранным департаментом: ни одного чумазого строения, кажется, даже дым из двух башенок-труб отфильтрован, таким он вьется светлым облачным шлейфом…

За стеклом окна пробарабанила рябь конструкций моста, под которым дремала зеленеющая низина. И вновь - изумрудная скатерть необъятной степи с горным пейзажем по кромке. Потом показались какие-то темные пятна, что увеличивались в размере с приближением поезда, и вскоре пятна обрели точные контуры - стадо быков. Черные, башкастые быки некоторое время взирали на поезд и вдруг побежали, словно стая собак. Их скульптурные тонкие ноги с легкостью несли тяжелые тела…

Я обернулся, желая и малышке Лизи показать бегущее стадо черных быков. Но соседнее кресло пустовало - Лизи обидело мое невнимание. Вскоре стадо поотстало, и вновь взор охватил ровную гладь степи с идущими точно на ходулях линиями электропередач. От этого ландшафта веяло знакомым раздольем пространств, раскинувшихся за много тысяч километров от этих мест… И вновь я задался вопросом: почему так происходит, почему люди стремятся переехать сюда и вообще «на Запад»? Почему люди не эмигрируют отсюда «на Восток»? Ведь множество людей живут «на Западе» в нелегких условиях: что в Америке, что в Западной Европе, что в Израиле. И тем не менее люди рвутся туда, люди самых разных национальностей, рас и вероисповеданий. А ведь работа «на Западе» - если она есть - нередко бывает тяжелой, на разрыв.

От моего дома в Джерси-Сити лучами расходятся улицы, заселенные арабами, индусами, корейцами, филиппинцами… Так получилось. Вселилась семья, рядом другая, единокровная… Когда их становилось много, «единоверцы», разбросанные по округе, переселялись ближе к своим, так и создавался компактный социум людей, близких по исконным корням. В то же время - никакой вражды, никакой неприязни улицы к улице не замечалось. Каждый занимался своим делом: трудным, но, видимо, благодарным. В дни праздников нарядные взрослые, нарядные дети идут в церковь, в молельные дома. В