наменитый хирург граф Мартель в день вступления немцев в Париж. А то положите в колбу цианистого калия, подлейте кислоты и вставьте в рот отводную трубку. Так сделал знаменитый химик Виктор Мейер.
— У вас большие сведения по этому вопросу… Сами подумывали, а? Но вы говорите, они придут на заре. Здесь у меня ничего нет, а лаборатория ночью закрыта.
— Тогда откройте газ. У вас есть кухня?
— Общая с жильцами, в конце коридора.
— Как неудобна советская жизнь. Развестись нельзя: нет комнаты для супруги. Отравиться газом тоже нельзя: нет своей кухни. На Западе и это настолько проще. Но теперь ночью кухня пуста.
— Еще взорвется весь дом. Для благодетеля человеческого рода неподходящая смерть. Тоже не стиль.
— Что ж, я оставлю вам пистолет. Сыграйте себе на прощанье тарантеллу.
— Это идея. Но моя жизнь не тарантелла, как вы довольно пошло выразились… Да и нельзя ночью играть, соседи придут драться. Можно и без тарантеллы.
— Можно и без тарантеллы… В последний раз: не хотите улететь со мной?
— Не хочу улететь с вами. Берите папку и проваливайте.
— Зачем сердиться?.. И огорчаться особенно нечего.
— Я особенно и не огорчаюсь. Пора узнать occulta occultissima[377].
— Ваш далёкий родич ушёл от злосмрадия мира сего.
— Не за границу и не на тот свет: в пустыню… Так вы клянетесь, что расскажете обо мне миру?
— Клянусь всем, что у меня есть святого!
— Лучше бы чем-либо другим. У вас и святого ничего нет.
— Клянусь Наташей! Это она мне и сказала, что вы из семьи Нила Сорского.
— Не помню никакой Наташи. Проваливайте. До встречи в лучшем мире.
На улице было тихо. Он постоял несколько минут, прислушиваясь. Выстрела не было.
И тотчас подлетел аэроплан. «Как странно! Он без лётчика… Впрочем, теперь есть и такие…»
Тарантелла играла все быстрее. «Кто же играет?.. Не я, не Майков, кто же? Тот оркестр остался на Капри… Я скоро там буду, увижу Наташу… Да, что было бы со мной без нее? У него всегда первая мысль о провокации… Я не поддамся, меня они не собьют… Это атомная бомба, они подсунули атомную бомбу… Истребители ждут около границы… Подождите, голубчики, я поворачиваю назад… Если б он не отдал документов, я отобрал бы силой. Задушил бы? Нет, постарался бы заткнуть ему рот… Хотя всё равно он погиб… У меня аллергия к принципам… Кому же я везу документы, если я повернул на Москву?.. Как же я звал Майкова? И мне тоже всё равно погибать, уж лучше сбросить бомбу на них… Стреляют? Кто это стреляет? Да, летят аэропланы на Запад. Истребители или бомбовозы? И те, и другие, так… Значит, началась война? Они сбросят бомбы на Нью-Йорк? Посмотреть, как повалится Эмпайр стейт билдинг?.. А истребители палят в меня… И в меня… Их целая туча!.. Да, война. Ну, посмотрим, кто кого!.. Вот опять Москва… Кремль… Там все зло мира… Не все, но главное… Откуда же эта тарантелла?.. Нью-Йорк будет разрушен под звуки тарантеллы… Странно… Они разбудят Наташу! Но ведь она на Капри, а не в Нью-Йорке… Вот, вот, мавзолей!.. Не поспеете, голубчики! Нельзя терять ни одной минуты. Верно уже подорвался Эмпайр стейт… Сейчас рухнет! Так, так… Сию секунду… Опоздали, товарищи! Вот, готово! Прощай, Наташа!.. Попал!» Из мавзолея вылетело тело Тиберия с усами. Эмпайр стейт билдинг дрогнул и повалился. Грохот все рос и стал непереносимым. «А-а-а!» — закричал Шелль.
Вдоль гостиницы проезжал грузовик, но его шум никак на грохот взрыва не походил, домик был довольно далёк от каприйской дороги. Никакой музыки слышно не было. «Странно, очень странно», — думал Шелль, все ещё дрожа под одеялом кровати. Он и проснулся, и не совсем проснулся. «Наташа… Жива, она здесь!..» В комнате было темно, но за окнами как будто уже светлело. «Какое счастье, что я не поехал в эту страшную страну! Никогда не поеду!.. После «Сеньориты» всегда тяжёлая голова… Не случился бы опять nervous breakdown, как тогда… Я и права не имею жениться с моим прошлым, с болезнями!..» Сердце у. него стучало так же сильно, как в конце кошмара. Почему-то ему было страшно зажечь лампу на столике. «Совершенно нелепый бред! Хоть был бы какой-нибудь смысл!.. Никакого, ни аллегорического, ни символического. Просто вздор! Ни за что к ним, не поеду! Какое счастье, что я на Западе, на свободе!..»
Он с усилием приподнялся, сел на кровати, разыскал ногами туфли и прислушался. Ему показалось, что издали еле слышно в самом деле доносилась тарантелла. «Да, они там живут… Неужто так рано играют? Но тогда хоть понятнее… На ощупь — так и не зажёг лампы — пробрался к окну. Там за что-то ухватился рукой: сильно кружилась голова. Он постоял с минуту и отворил окно. Над Капри всходило солнце. комнату хлынул морской воздух. Он вдыхал его с жадностью Стало легче. «Господи, как хорошо!.. Всё пройдёт, быть может всё будет уничтожено, но это, это останется!..»