— Да.
— Ну вот. А я хоть и ездил по всей стране, в этом городе никогда не бывал.
— Керк. Ты однажды сказал, что работал… По строительству? — это правда. Они разговаривали иногда по дороге и перед ночёвками. В основном о той, прошлой, и сейчас казавшейся нереальным и туманным сном, «земной», жизни, — А что конкретно ты строил?
— Я не сказал, что строил. Скорее, наоборот.
— Что — наоборот? Разрушал, что ли?
— Именно. Разрушал. Я — взрывотехник.
— «Промышленный снос»?
— Вот именно. Начинал давно — пятьдесят лет назад. Простым рабочим, если эту работу так можно назвать. Устраивал ограждение — чтоб не разлетались осколки. Бурил шпуры в несущих опорах, закладывал заряды. Раскатывал детонирующие шнуры.
Потом научился сам рассчитывать, где закладывать взрывчатку. И — сколько. Какое расстояние — безопасно. Потом… Потом решил открыть своё Бюро.
Переманил хороших специалистов, (Ну, обычным способом: пообещал им большие зарплаты!) завёл полезные знакомства. Давал взятки, конечно, отвечающим за муниципальные «нужды» чиновникам…
Ну вот и пробился в специалисты «номер один» в стране.
— Ух ты… Так ты, получается, — она отвесила ему шутливого тумака, — рисковый парень?!
— Вот уж нет! — он хмыкнул, — При правильной организации процесса никакого риска в промышленном сносе нет. Работа, скорее, похожа на работу клерка. Обычного офиса. Или того же бухгалтера — нужно просто всё точно рассчитать. А уж затем — просверлить, заложить, и протянуть проводку. (Ну, с этим, конечно, возни, и чисто физических усилий побольше.)
— А что — это и правда приличный заработок?
— Да. Приличный — это ещё мягко говоря. Фирма процветает. (Надеюсь только, что они там в моё отсутствие чего не упорют!) Дело тут в том, что если сносить какое-либо ненужное здание, или мост, или завод привычным способом, то есть — шаром на стреле крана, да бульдозерами с экскаваторами, да автогеном — это и долго, и дорого. Иногда даже дороже, чем это самое здание построить.
— А почему?
— Почему? — он тоже откинулся поглубже, стараясь расслабиться, и глядя теперь в потолок, потому что воспоминания о непростых, наивных, но сейчас казавшихся буквально золотыми, годах невольно нахлынули. — Потому что во-первых, бетон от времени становится лишь крепче: набирает силу, так сказать. А стоимость работы такой сложной и технологичной, простите за тавтологию, техники, как ножницы Лабаунти, бульдозеры Катерпиллар, погрузчики да экскаваторы, грузовики для вывоза обломков, ручная отработка отбойными молотками и автогеном тех мест, где техника не пройдёт — будь здоров! Да и кого попало в такую бригаду не наберёшь. И зарплата у таких специалистов чудовищная!
А снос взрывом — гораздо быстрей. Не больше пары месяцев. И из техники — лишь ручные буры, взрывчатка, да то, что нужно для вывоза обломков. Поэтому для подрядчика мы обходимся почти вдвое дешевле. Да и хлопот только — обеспечить оцепление от любопытствующих дураков, и детей. Но сейчас и это — на нас. И, разумеется, на полиции.
— И… Много у вашей фирмы было работы?
— Хватало. Всегда. Особенно, кстати, в последнее время. Земля только дорожает — особенно городская. А зданий и конструкций, «не соответствующих Духу Времени» со временем становится всё больше. Вот и сносят их, кормильцев наших. Чтоб построить новую, «соответствующую», навороченную и «продвинутую», железно-стеклянную коробку. Или платный мост. Или парк аттракционов — словом то, что по мнению застройщика, принесёт ему больше денег.
— Понятно. Что ж. Как начальник, большой босс, ты, разумеется… — она подмигнула, — прикупал недвижимость?
— Нет. В первые десять лет я всё, что заработал, вкладывал — только в «расширение производства»! Новые типы взрывчатки. Детонирующих шнуров. Детонаторы, синхронизаторы, замедлители, электроника, и всё такое прочее — только самое передовое. Щиты для предотвращения разлёта осколков. Защитные покрытия. И то, что у меня за все эти годы не произошло ни одной накладки, или не погиб ни один человек — заслуга только моя. Скромничать тут нечего. Но чего мне стоило добиться от помощников реально — неусыпного контроля и точного расчёта…
О-о!.. — он взъерошил начинавшую снова чернеть шевелюру.
— Представляю. — Рахель дёрнула нехудым, но очень приятным на ощупь, как имел возможность убедиться Керк, плечиком, — Ну что? Позовём Полину да поспим?
— Да. Да.
Проснувшись, Керк долго не мог понять, где он находится, и как сюда попал.
Потом до него дошло: он — в лабиринте! И вокруг темно! Нигде ни единой искорки света!
И только ощущение тёплых ягодиц, прижатых к животу и паху, да мягкой податливости грудей Рахель, упёртых уже в его лопатки, говорило, что «его» женщины всё ещё с ним, и с ними всё в порядке: раз спят.
Он предпочёл не сеять «панику», и не будить: лежал удобно, так, как привык с женой. То, что спину грела ещё одна женщина, сейчас даже создавало ощущение дополнительного уюта: нет сомнения, что его дамы и сами так расположились инстинктивно.
Сопение Полины стало прерывистым: похоже, ей что-то приснилось… Нехорошее. Керк осторожно потряс женщину за плечо, приобняв другой рукой плотнее: «Чш-чш-ш!..»
Полина опять засопела ровно — и её тело расслабилось, и словно растеклось снова по постели.
Сзади донёсся шёпот:
— Керк! Я знаю — ты не спишь. Почему нет света?
Он чуть развернул голову, одними губами вышептал:
— Не знаю. Но думаю, это сделано специально. На «аварию», или случайность здесь рассчитывать не приходится.
— Это-то я понимаю… Но… Зачем?
— Думаю, затем, чтоб наши глаза отдохнули. Ведь постоянное освещение сильно снижает остроту и способности зрения. Да и мозг при свете не отдыхает полностью. Так что дальше нам, скорее всего, предстоят сложные задачи, где от зрения и соображения будет зависеть… Если не всё, то — основное!
— Хм-м… Когда ты так говоришь… С одной стороны — успокаивает. Ну, то, что темнота — временная. А с другой — напрягает. Тем, что задания окажутся посложней!
— Логично. Сам беспокоюсь. Но… Смысла суетиться заранее не вижу. Всё равно мы не сможем угадать, что там для нас приготовили. — он старался говорить убедительно, хотя сам этой уверенности отнюдь не ощущал, — Поэтому предлагаю просто спать дальше: чтоб выспаться и отдохнуть. И быть готовыми.
Возражений не последовало, но животик Рахель оказался плотнее вдвинут в его позвоночник. А приятный он у неё, как Керк уже имел возможность убедиться.
Проваливаясь в дрёму, он на краешке сознания успел подумать, что женщины у него действительно — элитные. И дети от таких получатся замечательные.
Здоровые, умные, и рассудительно-прагматичные.
То есть — похоже, именно такие, какие должны выжить и приспособиться в любых условиях.
И наиболее вероятно, что их, то есть, будущих родителей, как раз и проверяют на это. Приспособляемость к самым диким условиям. И — дружную, слаженную работу.
И поэтому — злобным истеричкам вроде Агнетты здесь не место.
Он только надеялся, что её «отправят в исходную колонию», а не…
«Утром» свет оказался на месте.
Керк, сладко потянувшись, обнаружил сидящую рядом на постели, свесив ноги, Полину.
— Доброе утро. А где Рахель?
— Там. — неопределённый жест рукой, — Моется.
— Ага. — он тоже перебрался на край постели, и присел рядом, — Как спалось?
— Плохо. Мне… Снился кошмар. Как я оказалась одна в лесу. Дикий такой лес — ёлки да сосны. Папоротники до пояса. Темно, как у… Хрен с ним, назовём, как положено: у негра в заднице. И я бегу по какой-то кривой тропке, а за спиной кто-то топает и рычит: стая волков, что ли… Слышу их всё ближе и ближе. — женщину передёрнуло, — А потом кто-то что-то закричал, позвал меня, и меня перевернуло в воздухе, и я… Вдруг оказалась в саду. Цветочки там всякие, травка мягонькая вокруг, да бабочки… Чушь, да?
— Ну, может, не такая уж чушь. Лес и волки — это, несомненно, как сказал бы любой психоаналитик — отражение твоего беспокойства, вернее, беспокойства твоего подсознания. А возникло оно от непонимания и невозможности выбраться из чуждых разуму и привычному миру, обстоятельств. То есть — этого вот лабиринта. А то, как ты спаслась…
Об этом спроси Рахель. Она проснулась, когда я стал трясти тебя за плечо и звать.
— А-а… Так это ты кричал. Ну, спасибо. Спас, можно сказать, от кошмара.
— Ну, положим, не кричал, а шептал — боялся как раз Рахель разбудить. И — всегда пожалуйста. Видишь: нам как бы тонко намекают, что и спать нам лучше… Семьёй.
— Ага. Точно! Иногда я всё же думаю, что в сентенциях недоброй памяти Агнетты что-то было, — румяная и раскрасневшаяся от явно очередной ванны Рахель возникла на пороге проёма, — Это ты сделал всё это. И только для того, чтоб проверить свою какую-то теорию о полигамии! И потешить либидо!
— Блинн… Раскусили вы коварного меня. Сознаюсь: мне всегда было одной жены — мало, и я по ночам ездил ещё и к проституткам… Ну а если серьёзно — думаю, мы не одиноки тут, в лабиринте.
Наверняка существуют и другие команды, с другим, так сказать, составом игроков.
— В смысле — другим?
— Ну, это просто. Например: два мужчины и женщина. Три мужчины и женщина. Один мужчина и одна женщина. Два мужчины и две женщины. А у нас, если вспомните, изначально было — три женщины и один мужчина.
— А почему ты думаешь, что число участников обязательно должно ограничиваться цифрой «четыре»?
— Я так не думаю. Просто лень перечислять: «три мужчины и две женщины. Пять женщин и четыре мужчины…». Вы же все эти варианты можете и сами додумать!
— Можем. Но почему-то не верится. В такое.
— Почему, Рахель?
— Не знаю. Но чувствую, что число «участников» и правда — должно быть ограничено. Хотя бы для того, чтоб по коридорам и камерам не таскалась, тычась туда и сюда, и отгоняя от сосков с водой и лотков с пищей более слабых коллег по несчастью, плохо организованная и вечно спорящая и ругающаяся толпа. Как-то это…