— Я уже говорил, что вы все узнаете, в свое время. Мы ничего не таим от вас, просто вынужденная мера предосторожности, не более. — По виду монаха было ясно, что он ничего никому не скажет, пока не получит на это разрешения от, скорее всего, Алектиса. — А за приглашение, спасибо, — невозмутимо продолжил Фалкон, поправив висевшие на поясе ножны с широким кинжалом, годившимся обычному человеку в качестве короткого меча.
— Если я порчу тебе аппетит, гиритец, можешь сваливать к своим дружкам, потому что мне нравится здесь, — сказала Миаджи, глядя в огонь.
Фалкон оставил речь демоницы без внимания, так же, как и молчаливый вопрос окружающих о том, почему он пришел сюда, а не остался внизу с братьями. Монах лишь подвинул к Таллагу пустую кружку и зверолюд наполнил ее.
— Вы разве пьете? — недоверчиво поинтересовался он, закончив разливать вино и поставив бочонок под стол.
— Сок виноградной лозы не запрещен, — ухмыльнулся в седые усы ветеран — гиритец, поднеся кружку к носу и глубоко вдохнув насыщенный аромат.
— Тогда почему бы тебе не выпить со своими братьями? — прямо спросил зверолюд, глядя в глаза седому воину.
— Должен же кто-то за вами приглядывать, — Фалкон покосился на фыркнувшую Миаджи. — Вас нанял Алектис и ему диктовать правила. Это не обсуждается.
— Значит, у нас нет иного выбора, кроме как терпеть твое присутствие?
— Именно, — просто ответил гиритец Таллагу.
— Видимо я чем-то прогневал Урсулу, — скорбно произнес зверолюд, залпом осушив свою кружку и звякнув ею о стол. — Досадно.
Трапеза проходила в молчании. Быстро поевшие эльфы перебрались поближе к камину, а Кисаре кусок не лез в горло
Мысли заклинательницы о назначении Фалкона лишь утвердились с его приходом — гиритец наблюдает за ней и за Миаджи, чтобы, в случае чего, защитить или убить, в зависимости от обстоятельств. Подобные размышления не принесли южанке никакой радости, включая аппетит и хорошее настроение. Отодвинув от себя тарелку с почти не тронутой едой, девушка подошла к камину, сев рядом с Миаджи. Девочка сразу же воспользовалась этим и устроилась поудобнее — положив голову Кисаре на колени.
Слушая стук дождевых капель по крыше и окнам, южанка уставилась на извивающееся в танце пламя, впав в меланхолию.
А вот Таллаг и Фалкон на отсутствие расположения духа не жаловались. Мужчины уплетали за обе щеки. Причем Таллаг, уступавший гиритцу в размерах, почти не отставал от монаха, жадно проглатывая куски жареного мяса и хлеба, да еще и запивая это все солидными порциями вина.
После недолгих колебаний Калеос вернулся за стол и бочонок с вином начал еще стремительнее терять в весе, постепенно своим содержимым поднимая настроение мужчин.
Неожиданно Фалкон встал с места и под изумленными взглядами собравшихся, покинул комнату.
— Чего это он? — Изрядно захмелевший темный эльф, повернул голову к Таллагу, пытаясь сфокусировать расплывающийся взгляд красных глаз на лице зверолюда.
— Да кто его знает? — Таллаг, который, так же, поддался пьянящим чарам вина, нахмурился, и уже начал было вставать, чтобы узнать, что заставило гиритца так стремительно покинуть их компанию.
Но, не успел зверолюд сделать и шага, как Фалкон вернулся обратно, неся под мышкой еще один бочонок.
— Братья не нуждаются в вине… Не пропадать же ему, — пробасил гиритец, ставя на стол свою ношу.
— А ты, вроде как не с ними, да? — недоверчиво прищурился Таллаг.
— Я не знаю, вернемся ли мы из-за Стены или нет, — тон храмовника стал серьезным. — Возможно, это последняя спокойная ночь и я не хочу, чтобы она проходила как и те, что были до нее.
Когда Кисара, привлеченная живыми нотками в голосе мужчины, взглянула на него, то ей показалось, что Фалкон изменился. Сейчас монах походил на обычного человека: Фалкон заулыбался, его глаза блестели и казались поразительно живыми, а не застывшими кусками льда, как у его братьев по ордену.
— А ты точно гиритец? — Таллаг внимательно оглядел монаха с головы до ног так, будто видел его впервые.
— Я служу Гириту Защитнику всю свою жизнь, — с достоинством ответил Фалкон. — Хотя… — он немного погрустнел, словно вспомнил что-то, что-то затаенное в глубине его души, сокрытое за многочисленными литаниями светлому богу, верой и решимостью.
— Хотя? — В глазах Таллага зажегся интерес.
— Не важно, — отмахнулся гиритец, выравнивая сдвинутый ранее стул и усаживаясь на прежнее место.
— Ну уж нет! — Таллаг всегда был любопытен и настырен, словно стадо диких кабанов, а вино многократно усиливало эти два его качества. — Так не пойдет, гиритец! Негоже скрывать что-то от тех, с кем бился плечом к плечу и делил хлеб!
— Обычай твоего народа, а? — Фалкон улыбнулся в седые усы. — Поучаешь меня, в то же время, скрывая что-то. Думаешь, я не вижу враждебности в твоих глазах и в голосе? Не нравится наш орден?
— Не нравится, — не стал спорить зверолюд, сразу став серьезным. — И на это есть причина.
— С удовольствием ее выслушаю. — Облокотившись на стол, Фалкон заглянул в глаза зверолюду и тот выдержал взгляд.
— Хочешь знать? — появившаяся на лице Таллага улыбка была такой же печальной, как выражение его глаз.
— Да, я честен с тобой и мне нечего скрывать, — Фалкон кивнул, разлив остатки вина из прежнего бочонка и откупорив новый. — Предлагаю свою историю за твою. Прежде чем ответить, подумай, второго шанса может и не быть. Мы можем не вернуться. Твой ответ?
— Идет! — незамедлительно согласился Таллаг, и все присутствующие удивлено уставились на него.
Зверолюд никогда не рассказывал о своем прошлом. Все знали, что Гвинет привела его в Крылья Удачи, когда он был подростком, озлобленным и хмурым мальчишкой шестнадцати зим. В гильдии Таллаг начал новую жизнь, но не забыл и о старой. О той, что держал лишь в своих воспоминаниях.
— Начинай, — Фалкон подвинул к зверолюду наполненную кружку и тот, сжав ее в ладонях, благодарно кивнул, уставившись на содержимое.
Взгляд Таллага приобрел отстраненное выражение, словно мужчина мысленно оказался где-то далеко и он начал говорить:
— Если мы вдруг не вернемся… Было бы плохо, не рассказать вам всем о моей жизни, — сделав глоток, Таллаг замолчал, словно слова и воспоминания приносили ему боль. — За исключением тебя, храмовник, — тихо добавил он. — Но раз уж ты здесь, то ладно, давно было пора, — одним глотком зверолюд почти опустошил кружку, вытерев губы тыльной стороной ладони.
Исель и Кисара, вместе с Миаджи, подвинулись поближе, чтобы услышать историю из жизни друга, которую тот прежде скрывал.
Демоница, однако, не позабыла о своем злобном характере и с невинным видом попробовала забраться заинтересованному откровением Таллага Фалкону на колени. Кисаре удалось оттащить девочку раньше, чем гиритец взялся за кинжал, и оружие монаха не покинуло ножны.
— Дюжину зим назад, — Таллаг смотрел прямо перед собой, где на бревенчатой стене тенью дергалось в танце пламя свечей. — Я жил в поселении под названием Зимняя Спячка, неподалеку от места, где раздваивается река Вьющаяся лента.
Не успел зверолюд договорить, как Кисара, собиравшаяся извиниться перед Фалконом за поведение Миаджи, увидела, что гиритец изменился: из взгляда седого ветерана что-то пропало, сделав его холодным и отчужденным, а под седой бородой было заметно, как он сжал челюсти, но никто, кроме южанки, этого не заметил.
— Хорошее было место, тихое, — Таллаг улыбнулся своим воспоминаниям. — Мне, брату и сестре там очень нравилось. Наша мать умерла при родах Аишы, а отец погиб в одной из схваток с дикими орками, когда мне исполнилось десять, так что мы втроем росли у ближайших родичей. Да, в прошлой жизни, у меня были кровные родичи, — горько усмехнувшись, Таллаг обвел взглядом собравшихся. — Но все мы когда-нибудь уходим в вечные леса Урсулы. Рано или поздно, но неизменно все — таковы законы нашей богини и природы… Таллаг снова замолчал, медленно взбалтывая остатки вина в своей кружке и наблюдая, как красноватая жидкость облизывает внутренние глиняные стенки.
— Они погибли? Мне очень жаль, — подошедшая Исель легко коснулась плеча зверолюда и тот, слегка вздрогнув, с благодарностью взглянул на девушку.
— Все погибли. Все, кто был в Зимней Спячке, — медленно произнес Фалкон. — Врата распахнулись прямо в центре деревни. Портал, скорее всего, открыли еретики, выдававшие себя за торговцев.
— Неужели орден помнит об этом? Небольшое уничтоженное поселение зверолюдов стоит упоминания в ваших хрониках? — Таллаг оскалил клыки.
— Все врата в Бездну и их истории есть в наших хрониках, — согласно кивнул Фалкон. — Но и я не забываю того, что видел собственными глазами…
Едва старый гиритец замолчал, как Таллаг, в мгновение ока, перескочив через стол, замер напротив монаха. Его руки дернулись к шее Фалкона, но взгляд храмовника заставил зверолюда остановиться. Седой гиритец смотрел на Таллага с горечью, даже не шевельнувшись.
— Мы пытались спасти… Но не успели. — Прошептал он, заглянув зверолюду в глаза. — Ты был тем мальчишкой, что прибежал через врата Пути за помощью?
— Я, — шумно выдохнув, Таллаг опустил руки, и они бессильно повисли вдоль его мускулистого, загорелого тела. — Тогда я отправился к реке, чтобы наловить рыбы на ужин, Аиша замечательно запекала ее… Столько лет прошло, а я помню, — согнувшись, словно под невообразимой ношей, Таллаг вернулся на свое место, устало опустившись на стул.
Никого не дожидаясь зверолюд сам налил себе вина, но не притронулся к нему, поставив кружку на стол.
— Сначала я увидел, как над деревеней закручивается огромная черная воронка и сразу же бросился обратно. Когда я оказался за частоколом, то внутри уже лилась кровь. Много крови. Я бежал к дому родичей, что находился почти в середине поселения, как раз где открылись врата. У меня был Громовержец, и я хотел сражаться, но по пути меня остановил Гурта — местный шаман, его молния спасла меня от тварей Скверны, а затем старик взял меня за шкирку, словно щенка, и практически швырнул во врата Пути. Приведи помощь! — вот что крикнул он мне. Я не знаю, куда хотел отправить меня маг, управлявший порталом, но один из демонов пронзил его грудь когтями, вырвав сердце, и последними его словами были: — Ариард. Обитель.