Стрет бился плечом к плечу с братом по ордену, чувствуя, как горячая кровь толчками вытекает из раны на шее. Но он не боялся. Не боялся Стрет, и когда его рука с обломком меча перестала подниматься, а сам он провалился в пучину забвения. Последним усилием воли Стрет сжал пальцы на горле ближайшего врага и смял его за миг до того, как грудь бездушного разорвала вспышка боли, а сердце остановилось.
Колд пытался спасти брата по ордену, но наседающие твари все-таки смогли разделить их, темной массой набросившись на Стрета и поглотив его. Бросившись на выручку, Колд вынудил тварей попятиться, но Стрет был уже мертв.
— Ты пал не зря, — прошептал рыцарь — защитник. — Наши уцелевшие братья сделают то, что должны. Не мы, но они! — Колд еще несколько раз успел взмахнуть клинком, прежде чем что-то обрушилось на него сзади, опрокинув на землю.
Уже готовый к смерти, Колд неожиданно почувствовал прилив тепла, наполнивший его тело. Оно исходило от знамени, которое монах, ранее вырвав из грязи, так и не выпустил из рук. Сила плавно струилась по теплому древку и перетекала в тело гиритца.
Демоны, готовые разорвать рыцаря на куски, отпрянули, глядя, как белоснежная ткань стяга распадается серебристой пылью, накрывая тело монаха и впитываясь в его броню. Колд не мог описать свои чувства, столь странными они ему казались. Боль гиритца ушла, хотя он и ощущал, как кровь струится из множества ран, а дух его наполнился таким спокойствием и верой, что он и не надеялся когда-либо испытать.
— И мой Бог смотрит на меня, зверолюд. Теперь я знаю. Колд даже не думал о том, что Скар его не услышит. Но, все равно, произнес эти слова больше для самого себя, чтобы услышать собственный голос, чтобы понять, что все еще жив, а значит — может сражаться.
— За бога Защитника! За Гирита и павших братьев! — пальцы монаха сжались на рукояти меча, готового вот-вот упасть на усеянную телами землю. В глазах гиритца, пустых и отрешенных, как и у всех его братьев по ордену, вдруг вспыхнул огонь веры.
Поднимаясь с колен, Колд смотрел, как к нему приближается смерть. Рыцарь — защитник встретил ее с гордо поднятой головой и широко расправленными плечами. Стиснув зубы, он бесстрашно взглянул в мириады пялящихся на него глаз, не испытывая трепета пред силами Бездны, обладающими пред ним одним, израненным и истекающим кровью, огромным преимуществом. Но Колд не дрогнул. Теперь он знал, для чего Гирит избрал его. Храмовник понял, что сейчас может сделать то, чего не смог бы никто другой и именно поэтому бог-защитник направил его стопы именно в это проклятое место.
Теперь Колд твердо знал, что ему суждено пасть, жертвуя жизнью для общего блага. Но храмовник всем сердцем благодарил Гирита за то, что может исполнить свой долг и уйти достойно.
Гирит избрал его, и он не подведет.
Плотнее сжимая рукоять меча, храмовник сплюнул кровь, прорычав:
— Я щит Его! И вы не пройдете, пока я дышу, вероломные еретики! Трусы! Придите и попробуйте убить меня!
Волна оскверненных нахлынула на рыцаря — защитника, отскочив от него, словно воды от нерушимых скалы.
Колд громко запел молитву Гириту и сам бросился на опешивших противников.
Сияющий клинок гиритца не знал усталости и пощады, и твари отступили перед его неистовым натиском. Но даже благословленный Гиритом, храмовник не мог драться вечно… Возвышаясь на горе мертвых тел, Колд последний раз, взглянув на обитель сидонитов. Он увидел, как отряд почти достиг цели. Казалось, сам Гирит в своей милости направил взор Колда и он увидел Миаджи, что несла в руках Кисару. Они добрались до врат.
Бледных губ храмовника коснулась улыбка.
— Благодарю тебя, Гирит, за то, что позволил мне исполнить свой долг. Я послужил твоим щитом и не смею желать большего. Моя жизнь принадлежит тебе!
Колд отсалютовал мечом ониксовому небу Потерянных земель и, выкрикнув имя бога — защитника, бросился в свой последний бой.
Все, кто мог сражаться в ближнем бою, сейчас полукругом стояли у запертых ворот обители сидонитов, из последних сил сдерживая напирающих противников. Перед смертными выросла настоящая гора из измененных Скверной до безобразия тел.
После того, как из мрака выскочил еще один опустошитель, всем показалось, будто из черного тумана вырвалась сама смерть, в лице вычеркнутого из пантеона светлых богов Велеса Скорбящего.
Однако демона удалось остановить заклинателям.
Опустошитель ревел, когда магия терзала его тело, оставляя на костных наростах глубокие, дымящиеся борозды. Таллаг Буревестник, Хагран Шепчущий и Аркис Зовущий Шторм, непрерывно посылали в массивную тушу цепи молний, давая Гранеру Ласкниру и его ученице время, чтобы подготовить требующие более тщательной подготовки заклинания людей.
Волшебство шаманов имело скорее интуитивный и стихийный характер, требующий сильного духа и первобытной ярости, нежели основанные на долгой подготовке и символах, заклинания подвластные людям и эльфам.
Зверолюды устали, их силы были на исходе, но чрезвычайное упрямство и развитые инстинкты самосохранения не позволяли им сдаться.
Некромант поддерживал зверолюдов своей магией, от которой у тех сводило зубы, но, казалось, колдуна больше занимают ворота, нежели происходящее вокруг.
Наконец, архимаг и его ученица закончили подготовку и на опустошителя, словно упал невидимый кулак, размером в два раза превышающий его самого. Сила магии созидания могла быть очень опасной, если знать, как ей пользоваться. Дар магов молотом обрушился на демона, вмяв его в землю и расплющив, словно маленький мальчик крохотного жучка, мешающего ему играть.
А потом оскверненные и низшие демоны вдруг отступили.
— Вы должны пойти со мной, — темные глаза Алиры впились в лицо гиритца.
— Деточка, ты в своем уме? — тяжело дыша, спросил Фалкон, отбрасывая одну из нерасторопных тварей ударом молота.
Старый монах остановился, ища глазами противников, но таковых поблизости не оказалось: живое море оскверненных всколыхнулось и отпрянуло назад, будто что-то манило их туда с такой неистовой силой, что перебивала безумие и жажду крови.
— Что там такое? — пробормотал гиритец, стряхивая капли крови с седой бороды. Его скула была рассечена, так что каждое слово причиняло мужчине боль.
— Некогда думать, — Алира покачала головой. — Скоро они вернуться и нам надо открыть ворота, прежде чем это произойдет.
— А я здесь причем? — не понял Фалкон, недоверчиво глядя на черный туман, который теперь не дрожал, а спокойно струился у ворот.
— Вы нужны моему господину.
— Некроманту? — не понял Фалкон.
— Да, — холодно ответила девочка. — Вы один из немногих, кто может открыть эти ворота.
— Что ты несешь? Я здесь первый раз, откуда мне знать…
— Кровь сидонитов. — Коротко пояснила Алира.
— Чего? — Фалкон остолбенел. — Откуда ты знаешь?
— Ваш капеллан сам рассказал, — пожала плечами девочка. — Поэтому именно пастырю Алектису и вам, его отряду, выпала честь сопровождать Грегора. А теперь — идемте.
— Но это абсурд! — Несмотря на недоверие, Фалкон все-таки побежал следом за быстро перемещающейся посланницей некроманта. — Пастырь, — монах на ходу обратился к спешащему к нему Алектису. — Что она говорит? Как я могу открыть эти… — неожиданно старый гиритец остановился, и, расширившимися от удивления глазами, воззрился на темное небо в той стороне, откуда отряд пришел к обители.
— Какого… — не успел Фалкон договорить, как яркий столп серебряного света мимолетной вспышкой унесся ввысь, лишь на мгновение осветив беспросветный мрак Потерянных земель.
Не успела вспышка погаснуть, как тьма сотряслась от яростного многоголосого воя, переполненного злостью.
— Невероятно, — потрясенно прошептал Алектис, глядя куда-то вверх. — Это просто невероятно!
— Пастырь, — Гирион опасливо покосился в сторону, куда недавно отступили твари Скверны. — Это, это же было…
— Вознесение! — С трепетом прошептал Алектис, закончив за рыцаря — защитника его фразу. — Удел избранных!
— Но ведь мы больше не можем, — на лице Гириона, впервые за долгое время, проскользнули человеческие эмоции — недоверие и сомнение сменились благоговением.
Однако гиритец снова не договорил, так как клочья мрака разлетелись в разные стороны и из них один за другим начали выскакивать озлобленные твари, только лишь недавно отступившие под покров темноты.
— Быстрее. — Алира схватила Фалкона за руку и потянула за собой. — Нужно открыть врата.
— Но мое место здесь! — Воспротивился монах. — Я буду сражаться вместе с братьями. Пастырь, отступите, ваша молитва нужна незащищенным!
— Фалкон, я все объясню потом, — слова Алектиса потрясли седого гиритца. — Иди с ней и делай то, что велит некромант. Обереги обители защитят тех, кто в этом нуждается, а я нужен здесь.
— Как прикажете, пастырь, — смерив гнев, Фалкон покорно склонил голову.
Следуя за девочкой, бездушный прошел мимо Лертаса, но брат по ордену был полностью поглощен приближающимися тварями.
Рядом с гиритцем стояли темные эльфы, паладин ордена Лигеи Благодетельницы и пятеро зверолюдов, один из которых поглаживал огромного волка, а другой, самый старый из всех, тяжело дышал, постоянно сплевывая кровь. Кроме них, за исключением некроманта, архимага с его ученицей и странной девочки, за которой бежал Фалкон, больше живых не было.
— Выжил! — Как показалось Фалкону, некромант улыбнулся при виде него.
— Ты так рад меня видеть? — скривился гиритец.
— Конечно, — серьезно кивнул Эгистес. — Без тебя попасть внутрь было бы намного сложнее, поэтому я послал Алиру, чтобы она поискала твои останки, нужна лишь рука, но раз уж ты цел и жив — иди сюда! — Он жестом поманил монаха к левой створке окованных почерневшим железом ворот.
— И останки бы сгодились? — Нервно хмыкнул Фалкон, которому не нравились все эти колдовские игры.
— Вполне, — вместо некроманта ответил Гранер Ласкнир. Старик выглядел более дряхлым, нежели раньше. — Удачи вам, господа, а мы пойдем и попробуем выиграть для нас еще времени, — устало опираясь на посох, он направился к зверолюдам и его ученица, рассеяно поклонившись, поспешила было за наставником, однако ее окрикнул некромант: