— Лишь в одном я виноват…
— Ну?
— Подвел коллегу…
— Это кого же?
— Всегда он аккуратный, исполнительный…
— Бо?
— Вот именно. Я и не подозревал, что он такой впечатлительный, верит разной чепухе… А ведь он по натуре своей поэт! Господин Карл, нижайше прошу о помиловании. Бо должен быть на свободе. Он еще принесет пользу, и немалую.
— Пожалуй, — согласился Карл. — Только он сам не захочет. Ты его испортил… Пойдет ли он снова ко мне?… Ну, о чем еще просишь?
— Так, пустяки… В рудниках я много думал… У меня вконец расшатались нервы… Я буквально содрогался при мысли, что кого-то могу сделать несчастным. Бедный Бо! Но, кроме Бо, есть еще одно существо, за которое я хочу замолвить словечко. Вспомните: из-за меня уволили ни в чем не повинную женщину… Но разве я знал, что в служебном баре нельзя спрашивать о замках? Разве я знал, что к барменше запрещено подходить на пушечный выстрел? И вот результат. Я на свободе, а мать семейства, отзывчивый человек, до сих пор в кандалах нужды, не может найти работу…
— Откуда сведения?
— Предполагаю. Уверен — не ошибаюсь.
— Ну, — понравилось Карлу. — Проси еще.
— Этот человек называет себя Вором, — осторожно начал я. — Но какой он вор?
— Кто же он?
— Просто голодный. А голодный способен на все.
— А, ты об этом пьянице, который сломал два наисложнейших замка и разгуливал по моим коридорам!
— Ну да! — Я смело продолжал фантазировать. — Он искал деньги!
— Откуда ты знаешь?
— Что же еще? Человек вполне безобидный и опасности для вас не представляет.
— Я спрашиваю: откуда ты знаешь? — насупился Карл.
— Мы хорошо знакомы. Иногда выпиваем. По рюмочке!.. Да вы знаете.
— Что?!.
— Так уж случилось… Нечаянное знакомство… Да и вор он, как видите, никудышный.
— Вот что, господин плут! — Карл рассвирепел. — Мне бы не просьбы твои выслушивать, а загнать на вечную каторгу!
— Вот он я, весь перед вами. Стоит только распорядиться.
— Может быть, так и сделаю, когда придет время. А сейчас послушай меня. Чиновников я люблю, они служат мне верой и правдой. Стало быть, Бо и Па вернутся. А воров я ненавижу! Говорят же — по вору тюрьма плачет! Пусть посидит.
— Может быть…
— Исключено. Воровать у себя не позволю.
Я опустил голову. Карл несколько секунд помолчал и продолжал с пафосом:
— Иногда мне кажется, Чек, ты — мой антипод. Только всячески маскируешься, прикидываешься простаком. Напрасно, Чек. Когда противоположности, да еще великие противоположности, взаимодействуют, получается небывалое открытие, ошеломляющий творческий результат…
— Вы обо мне? — расширил я глаза.
— Да, Чек. Тебя высоко оценили мои компьютеры. Они предсказали, что мы с тобой могли бы прекрасно взаимодействовать. У тебя есть великолепное качество — подметить, подправить, угадать. Ты, черт подери, великолепный помощник. И на этом поприще мог бы всемирно прославиться. Рядом с моим именем засверкало бы и твое. Вот почему я терплю твои, так сказать, шалости. Вот почему до сих пор нянчусь с тобой. Я все-таки надеюсь на твое благоразумие.
— Спасибо, господин Карл.
— А теперь, Чек, — вскинул голову Карл, — мы поработаем. Я не люблю зря терять время, да и тебе повторение не повредит. Подай-ка диктофон.
Я удивленно развел руками, и Карл бурно высказался:
— Не заметил моего подарка? На письменном столе!
— Спасибо, господин Карл, — несмело отозвался я и отправился в кабинет за диктофоном.
Я придвинул к креслу журнальный столик, установил диктофон. Замер, ожидая дальнейших распоряжений.
— Будем записывать твои впечатления. Не зря же ты копал руду. Я называю тему — ты диктуешь. Отпечатанные на бумаге слова я читаю и вношу исправления. Итак, о рудниках. — Карл коснулся регуляторов — диктофон замигал лампочками и слегка завибрировал.
— «Все женщины, — начал я размеренно, — любят украшения. Но не все они знают, что самые красивые, самые изысканные из них добываются во владениях господина Карла, глубоко под землей…» — Я подробно рассказал об алмазах — как извлекают их из руды, как эта руда отваливается в холодных темных шахтах, с каким трудом поднимается она на поверхность. Далее я пространно разъяснил, что такое кайло и что такое тачка. Этими орудиями труда, грустно сказал я, вооружены рудокопы. Карл недоуменно взглянул на меня, и я принялся описывать врубовую машину, красочно обрисовал ее внешний вид. Затем рассказал, как врубовая машина работает, как легка и удобна в управлении.
Карл отключил диктофон, просмотрел выданный текст, удовлетворенно заметил:
— Превосходно. Только слово «вооружены» заменим словом «снабжены». А то восстанием запахло!
Карл опять стал изучать машинописный текст, время от времени поглядывая на меня. Наконец, он дал новое задание:
— Ну-ка, о воспитательном воздействии моей личности.
О, это было самым легким заданием. Я принялся описывать, как по утрам, после завтрака, растроганные узники произносили слова благодарности Карлу Великому. Некоторые не могли сдержать слез. Как-то пришлось услышать разговор двух несчастных — они возносили господина Карла до небес. Не говоря о стражниках, которые произносят его имя, как молитву. И даже глубоко под землей кто-то вырубил буквами — Великий Карл!
— Правда? — растрогался Карл и решил работу на сегодня закончить. — К чему я клоню, Чек, чего добиваюсь, — сказал он, вставая, — чтобы и ты понял то, что давно знают другие. Сильным, Чек, нужно помогать. С сильным, Чек, и сам будешь сильным… Да, Чек, последний вопрос. Что за отношения у тебя с Ри?
— Нормальные отношения.
— Были бы ненормальные, я бы говорил по-другому.
— Не понимаю, господин Карл.
— Ладно. Не понимай. Пока советую присмотреться к девушке. Вам придется вместе работать.
— Она мне симпатична.
— И только? — прищурился Карл. — А ты бы… поухаживал за ней?
— Может быть…
— Однако довольно, — нахмурился Карл. — Слишком уж откровенничаю с тобой. Жду завтра в девять.
— До свидания, господин Карл.
— Да! — выходя, обернулся он. — Я оставил немного денег на текущие расходы. Найдешь на столе.
В комнатах уже сумерки; пришлось включить свет и убедиться в щедрости господина Карла — оставил он немало.
Я почувствовал, как голова налилась свинцом, и в висках застучало. Да, я устал зверски. Спать и только спать. И вдруг мысль: «Неужели Ри дежурит у телефона?»
— Ри?
— Да, слушаю, — прозвучал в трубке печальный голос.
— Я бы хотел извиниться за свою грубость… и пожелать спокойной ночи.
Установилось неловкое молчание. Я осторожно положил трубку и побрел к постели. Из мрачного угла справедливым упреком кольнули глаза Вора. «Это не галлюцинация, — сказал я себе, — не забывай о несчастных! Разве не по твоей милости человек угодил на каторгу? Спать не имеешь права!»
Вырубил свет, несколько купюр сунул в карман. Выскользнул во двор и затаился. За калиткой маячила тень, и я бы не хотел, чтобы кто-то меня увидел… Пробрался к флигелю, осмотрелся. Как бы отправить сторожа за угол?… Метнул камешек — он задел металлическую решетку, со звоном отскочил на тротуар. Тень заметалась, я придвинулся поближе к выходу. Метнул второй камешек — тень исчезла. Я приоткрыл калитку и резко взял в сторону парка…
Кажется, маневр удался: никто меня не преследовал.
Дом Вора отыскал без труда, постучал. В дверь выглянула, высоко вздернув острый подбородок, жена Вора.
— А, это вы! — обрадовалась она. — Ну, заходите.
Жена Вора скрылась за дверью, а я не пошел. Удивленная женщина выглянула опять.
— Что же вы?…
Я решительно вложил в е руку припасенные купюры. Пальцы женщины слабо сомкнулись, одна голубая бумажка спланировала на крыльцо, но мы даже не шевельнулись. Самым важным сейчас были слова. Я поспешил сказать:
— Не сомневайтесь! Я обязательно освобожу.
— Кого? — напряглась женщина.
— Вашего мужа.
— Он… в тюрьме? — женщина, кажется, перестала дышать.
— В тюрьме, — мужественно подтвердил я.
— А я-то думаю, куда запропастился… Может, все-таки зайдете? — дрожащим голосом повторила она приглашение.
— Сейчас — нет. Вот вырву из неволи — тогда обязательно.
— Из тюрьмы долго не выходят… Без него пропаду…
— Держитесь! Он скоро вернется! — Все, нужно уходить, а я переминаюсь с ноги на ногу.
— Что передать?
Женщина всхлипнула.
— Передайте: я жду!..
— Вот и хорошо, — успокоился я. — Он не подведет. До скорой встречи!
Наконец, я сумел сдвинуть себя с места и подался прочь…
Возле своей калитки сторожа не обнаружил (хороши у Карла служаки!) и спокойно проник во двор. Не зажигая свет, добрался до постели, провалился в глубокий сон.
Утром проснулся слишком рано, похозяйничал на кухне, почитал и прибыл к Карлу в назначенное время.
Ри, как всегда, восседала за своим сверкающим столиком и была подчеркнуто любезна. Вот и прекрасно. Взаимоотношения определились всерьез и надолго.
Карл вышел в приемную и велел следовать за собой. На ходу он сказал:
— Не вздумай какие-нибудь штучки… я защищен со всех сторон.
— Что вы, господин Карл… — только и сумел я ответить.
— Знаю я вашего брата, — бросил он.
Здесь же, на третьем этаже, Карл свернул в кабинет без номера, который оказался своеобразной гардеробной. На вешалках вдоль стены красовалась самая разнообразная одежда — всех фасонов и назначений: сапоги кирзовые, сапоги резиновые, сапоги из тонкой кожи; оранжевые полусапожки с боковыми застежками; простые и меховые ботинки; туфли, туфли, туфли…
Карл облачился в кожаное пальто с пушистым белым воротником, натянул желтые сапоги с загнутыми носами, извлек откуда-то кожаный шлем. Воротниковая опушка делала его похожим на хищного грифа…
— Выбирай, Чек, — просипел гриф, — и возьми на заметку; сам господин Карл дарует со своего плеча. — Заметив мое недоумение, объяснил: — Там холодно, одевайся теплей.