красавцем писанным.
— Отец, присесть рядом с тобой можно?
— Ась……, ой, конечно, конечно.
— Дэн, — протягиваю руку.
— Степаныч.
Рукопожатие у мужика неожиданно крепкое.
— Те, Ильюха Муромский не родственник, так и руку оторвать можно.
— Ась? Не. Я не с Мурома, новгородский я, из–под Старой–Руссы.
— Сюда, каким ветром занесло? Если не секрет конечно.
Что–то мужичек совсем уж не в своей тарелке. Любой нормальный человек насторожится от моих расспросов.
Сидишь себе, никого не трогаешь, а тут к тебе фраер залетный подкатывает, и начинает в душу лезть. На дурака, вроде, не похож, а тупит.
— Да, Васька — сучара, запил крепко, вот меня вместо него и подрядили в Москву ходку сделать.
Мужик жадно посмотрел на дымящих табаком картежников, сглотнул и на манер собаки втянул воздух.
— Начальник, у тебя папироски нет часом? — и глаза такие жалостливые, как у маленького ребенка.
— Фу–фу–фу, Степаныч, ты попутал чё–та. Начальники они все Там, на зонах остались.
А сигареты у меня есть. Именно для такого случая таскаю в кармане взятую на щит у цыган, уполовиненную пачку.
Степанычу не до ответа. Мигом запихав в пасть сомнительного вида сигарету, Степаныч дрожащими руками пытается добыть огонь из старой, бензиновой зажигалки.
Наконец–то добыв огонек, в два затяга выдувает пол сигареты и блаженно закатывает глаза — вот она нирвана. Еще затяг и чакры начнут открываться.
Перетекший каплей жидкой ртути, расписной индеец, интернациональным знаком демонстрирует порочную наклонность к открыванию чакр, путем выкуривания халявных табачных изделий.
Но, без борзоты во взгляде. Не требует, просит скорее, но и не заискивает.
Перспектива расстаться с частью вожделенного курева для добившего до фильтра первую сигарету Степаныча смерти подобна.
— Степаныч, не оскудеет рука дающая.
— Ась?
— Бог, говорю, велел делиться. Отсыпь парню две сигаретки, кто знает, как жизнь повернется. Нас ведь тут не на прогулку в санаторий собрали.
— Так ить, где ж я курева еще возьму–то? Третий день без курева.
Но, пару сигарет из пачки вытряхивает.
— Грациос.
— Ась?
Расписной индеец прикуривает от одноразового Крикета, морщится — эстет хренов.
В отличие от Степаныча расписной не втягивает по пол сигареты за раз, а дымит короткими затяжками.
— Поблагодарил он.
— А…. ну да. Я–то еще одну скурю?
— Да хоть все. Поехал ты в столицу, дальше что было?
— Ась? А… Ну да, приехал я значится в Москву. Все чин–чином, загрузился, значится, а пятница была, вот я к Кольке — дружку своему армейскому и заехал на постой. Вечером посидели, как водится, как без этого. А по–утряни, Кольке на работу надо, даром что суббота. А он лыка не вяжет, перебрал с вечера, хотя и немного выпили. Подменить попросил, а то уволят, говорит, строго у них с этим. Пропуск свой дал, хоть мы и не похожи, но Колька уверял — проканает. Я что, другана выручать надо — пропуск взял, сел, поехал. Приехал по указанному адресу, а там хрен поймешь, то ли база какая, то ли мастерские ремонтные. Заехал в ангар, а там темно как у негра в заднице. Со мной старшой по машине был, ты говорит — свет не включай и глаза закрой, объект то секретный. Я и закрыл.
Степанычь нервно задымил очередной сигаретой.
— Как табачок, Степаныч?
— Получше «Примы» будет, но не «Беломор», нет.
Везет мне на табачных эстетов сегодня.
— Степаныч.
— Ась?
— Я так понял — глаза ты открыл уже здесь. Понятно…… Дай угадаю, что дальше было. Тут тебя встретили «старшие по машине». Сказали, что надо до города смотаться и сразу назад. По приезду пару пузырей выставили, а утром ни «старших» ни машины. Так было?
— Почти.
Степаныч, зло сплюнул на окурок и сунул его под ящик.
— Начальник, я ж не алкота какая. Я с понятием….
— Достал ты со своим начальником…..
— Ну…., извини, командир. Я вот начальником только над собой могу быть. А ты, людей направлять можешь, твое это. Я ж вижу.
— Так уж и видишь?
Хитрован старый, курева тебе еще хочется. Да и попал ты крепко, крепче, пожалуй, и не придумаешь.
— Ладно, проехали. Как тебя с хвоста–то сбросили?
— Как–как, так сбросили. Сунули в морду два раза и выкинули из машины. Очнулся, а тут такие страсти вокруг водятся, как штаны не уделал, сам не понимаю. В кустах просидел ночь — страху натерпелся. Потом вижу, колонна идет, вышел к ним. А там басурмане, по–русски не белмеса не понимают. До города довезли, в милицию сдали. Спасибо хоть в степи не бросили. В кутузке просидел, не знаю сколько, дня три не меньше. Потом какой–то курат при погонах сюда привел. Сказал, — Сиди–жди. Вот сижу–жду вторые сутки. Чего ждать–то хоть?
— Понятно.
— Степаныч, ты в курсе, тебе местные власти по прибытии подъемные заплатить должны.
— В курсе.
Похоже на деньги Степаныча тоже развели.
— Ай–ди — документы хоть остались у тебя.
— Остались. Странно деньги забрали, а документы оставили.
— Это как раз нормально. Если бы тебя без документов нашли стали выяснять, кто ты и что, а так чего выяснять все и так понятно. Жив–здоров, иди–гуляй, крутись, как хочешь. Но это тебе еще повезло, дороги на запад еще не просохли, а так бы ехать бы тебе, Степаныч, за тридевять земель. И остаток жизни корячится там за еду. Это если повезет, конечно. Тебя когда кормили последний раз?
— Вчерась утром.
— Н–дэ, натощак курить вредно. Пошли, перекусим, заодно прикинем, что с тобой дальше делать.
— В смысле?
— Да как тебе сказать, отец. Официально вроде демократия и безграничная свобода, но это официально. А по факту, очень скоро тебя попросят на выход из города. Не кормить же тебя нахаляву.
— А куда же я тут поеду? — совершенно по–детски удивился Степаныч.
— К русским поедешь сперва на запад, а потом на юг.
— К русским на юг……, путано как–то выходит, без пол литра и не разберешься……..
— Степаныч, ты ж вроде говорил, что с понятием.
— Да это я так, к слову.
Степаныч достал из кармана пачку сигарет, покрутил в руках, и со вздохом засунул обратно в карман.
— Степаныч, тебя Там искать будут?
— Вряд ли, машину Васькину я на базе оставил, где груз забирал. Ну, пропал шофер, кого этим удивишь в наше время. Пришлют нового водилу и заберет он машину, делов–то. Заявление в милицию напишут. Может быть. Да толку с того заявления.
— А родня?
— Так старший мой в Ленинграде работает, хорошо, если раз в полгода заедет, батю проведать. Дочка за офицера замуж вышла, с ним на Сахалин уехала. Какая тут связь. Младшенький мой — Виталька, в армии, ему еще полгода до дембеля. Письма пишет, а я — пень старый, редко отвечаю.
— Понятно.
— Командир, мне тут давеча в милиции баяли, что мы и не на Земле вовсе? Брехали поди, сволочи?
— Да нет, отец. Не врали тебе.
— Вот ведь как, такое и не в каждом фильме покажуть, а тут на тебе.
Степаныч не удержался и задымил очередной сигаретой.
— И что, обратно нам ходу нету?
— Я тут сам не так чтобы давно. Но, насколько мне известно — нет.
— Эх беда…… Пропадет Виталька без пригляду, как есть пропадет. Так–то он парень хороший, справный, но пригляд за ним нужен, тогда не забалует и выйдет из него толк.
— Ходу нет, но шанс есть. Есть способы Отсюда весточку Туда послать, человека нужного Сюда вывезти. Не знаю хороший ли это вариант, и уж точно не бесплатный.
Степаныч на посыл не реагирует ни как, молча смолит папироску, думая о чем–то своем.
— Степаныч, я понимаю, парень растет, но разве мать за ним не приглядит?
— Померла матушка, три года уж как. Она меня — дурака старше была на двенадцать лет. Да по малолетству — в войну, натерпелась. Вот и не сдюжила.
Попал мужик и не просто сам попал — семью свою подставил, с его точки зрения.
— Машина, на который ты приехал, тоже пропала? — это я так, пробный шар, на удачу.
— Не, тут они стоят, в отстойнике за забором. Меня когда сюда аккурат мимо того места вели.
— Они? Что я не догнал краями. Что за они? Я думал ты сюда на одной машине заехал.
— Не, на двух. На одной я за рулем. А МАЗ тот без водилы был. Пришлось одному из «экспедиторов» за баранку садиться. Хотя водила из него, как из дерьма пуля.
— Давай ка с этого места подробнее. Что за машина? Путная хоть?
— Тьфу на нее, страсть одна. Масло жрет, как бензин, гидроусилитель не пашет, воздух травит. Я свечи два раза чистил пока досюда доехал. И не сказать, что старая — лет семь восемь от силы, но ушатана в хлам.
— Марка машины какая?
— «Колхида» — горный тягач, мать его. Слыхал про такую?
— Полуприцеп что ли?
— Он самый.
— А сам прицеп как, живой?
— А чего ему будет, там железо одно.
— Э–не, отец. Не торопись с выводами, как минимум попробуем с этого хлама денег поднять. Хоть на курево у тебя деньги будут.
— На курево — хорошо бы. Помоги, командир, я не забуду.
— Я сказал как минимум. А вообще план такой. Сейчас перекусим по быстрому. А потом пойдем, предъявим за твой транспорт. У тебя документы, которые Колька дал, сохранились?
— Да, а что?
Ишь, подозрительный какой стал, раньше думать надо было.
— Если они тебе не дороги. как память, дай их мне. В торге за твою «Колхиду» могут стать весомым аргументом. Ты что вез, кстати?
Есть тут одна коллекционерка ненужных Ай–Ди, не думаю, что для нее это будет, сколь–нибудь интересно, но попробуем — вдруг прокатит. На крайняк будем давить на жалось. Хотя……., надавишь на неё, как же.
— А хрен его знает, что вез. Коробки какие–то, ящики. Эти фраера все цыкали — вези аккуратней. Держи документ, на кой он мне теперь.
— А по весу, тяжелый груз?
— У меня тонн шесть, край шесть с полтиной. Больше эта страсть, отродясь, не увезла бы. А в МАЗе не знаю даже, вряд ли больше двух.
— Что так мало?
— Так МАЗ–самосвал. Не щебенку же везли, а ящики. А куда их там погрузишь.